Норман Мейлер
Однажды наступило лето. Студенты Инакенций и Волосатов закончили учиться (если на мгновенье допустить, что начинали) и собрались ехать в стройотряд.
Приходят к пацанам. Давайте, говорят, скинемся и пошьем всем цветастые трусы – как у Волка из «Ну, погоди!». Будем самые чоткие на фестивале студенческих отрядов и вообще.
Пацаны скинулись.
Инакенций и Волосатов поехали за тканью.
* * *
Выехали из общежития пораньше – дело ответственное. Опять же, общественные деньги. Для подкрепления сил завернули в близлежащее легендарное многофункциональное заведение под неизвестного происхождения названием «Сугроб» – выпить по кружечке пива.
Выпили по три. Решили, что пиво здесь говно и надо ехать в «Старое Русло».
Сие название было понятно – до эпохи исторического материализма на месте пивной протекала речка. В философском смысле ничего тут с тех пор не поменялось – место популярное, регулярные рейсы с пивзавода, а туалет небольшой.
В «Русле» оказалось хорошо – народ приветливый, пиво вкусное. Кстати, и до Комаровского рынка недалеко, где ткань продается.
Взяли по четыре. И по яйцу – чтобы, значит, не захмелеть пуще необходимого.
Потом еще по два.
По одному напоследок.
Ну и для закрепления – контрольный...
– Как ты думаешь...
– Я сложно думаю...
– Тогда, значит, пора...
Как оказались и почему рынок называется Комаровкой, помнилось смутно. Вроде бы было на этом месте болото – когда, значит, речка вместо пивнухи текла. В подтверждение такой версии асфальт зыбился, фонари покачивало. Хмурилась погода, и на челах товарищей лежали отчетливые тени – потому что не уследили и залезли, сука, в общественные деньги...
Впрочем, ограниченность в средствах предохраняет от дилетантства. Задачи рождают способности, необходимые для их решения. Диктат обстоятельств активизирует волю. Могучим ее усилием удалось отыскать самую дешевую ткань в самый крупный к тому же цветок – и денег хватило.
Когда прижмет, резервы ума неисчерпаемы. А если честно, повезло – сторговали у веселой тетки на краю ряда остатки рулона.
Денег хватило, и еще осталось – поэтому распили в скверике по два бутылочного под плавленый сырок...
Смеркалось, почему-то быстро. Автобус встряхнуло на яме, Инакенций с Волосатовым разлепили глаза. Разогнали, сколько могли, в глазах этих муть и обнаружили, что подъезжают к «Сугробу». Очень хотелось пить.
Обшарили карманы, набрали 20 копеек. Зайдем в гастроном, выпьем сока, решили утомленные, честно – несмотря на подножки судьбы – исполнившие долг труженики.
В бакалейном закутке никого не было – по очевидной в поздний час причине отсутствия пива. Естественно, продавщицы и след простыл. Тишина стояла такая, что лампа дневного света на потолке гудела оглушительно.
Парни облокотились о стойку и постучали монеткой.
Никто не появился.
Ноги гудели (или это лампа?), во рту запеклось...
Никто не появлялся.
...
Инакенций перегнулся через барьер и вытащил трехлитровик березового сок. Вручил Волосатову:
– Держи. Пойдем.
Волосатов обнял банку, оглянулся. Глаза вопросительно округлились.
– Сейчас быстро прибегут, – авторитетно сказал Инакенций.
Соумышленники шагнули к двери.
Никого.
Дошли до двери.
Никого вообще.
Вышли за дверь. Волосатов вдруг подумал: «Оп! Теперь мы уже совершили преступление. Сейчас выбегут...»
Никто не выбегал.
Инакенций переложил из руки в руку сверток с тканью, Волосатов удобней перехватил банку... Переглянулись и принялись спускаться по ступеням.
И тут выбежали.
«Конец», – сказал Инакенций матом.
Похитители рванули вбок, свернули за угол. На пути, как часовой, стояла телефонная будка. Не сговаривались: Волосатов сунул внутрь банку, Инакенций плюхнул сверху ткань – и облегченно брызнули в разные стороны.
Волосатов сиганул в кусты, обогнул детскую площадку и присел за мусорный бак. Судорожно выдохнул.
В голове стукнуло: «Узнают! Надо замаскироваться!» Стянул мастерку, вывернул наизнанку и напялил обратно. Секунду подумав, джинсы выворачивать не стал.
«Сойдет!» – решил хитрец, прислушался и дал стрекача к железной дороге.
Инакенций некоторое время петлял по дворам. Сердце колотило в ушах, поэтому определить, где погоня и гонятся ли вообще, было нельзя.
Ход мыслей – точнее, их взбрык – у подельников совпадал. От греха, завернув за очередной угол, Инакенций сорвал куртку, скомкал и запулил в середину густой клумбы.
«Потом заберу, – мелькнуло по обочине сознания. – На остановку нельзя, надо полем...»
* * *
Общага мирно ночевала. На двенадцатом бухала дискотека, с черной лестницы трассерами стреляли окурки. Порой ахались об асфальт бутылки – нечасто, потому что
сдача
стеклотары
составляла
существенную
статью
студенческого благо-
состояния.
Волосатов явился через стадион, со стороны железнодорожной станции. Был оживлен, с расцарапанным лбом; колени и, почему-то, ухо в каком-то дёгте. На смешки и вопросы беспорядочно размахивал обтрепанными изнанками рукавов. Выпил полчайника воды и уснул поверх кровати, трогательно обняв себя за подкладку мастерки.
Инакенций прибыл под утро, когда силуэт общежития проявился в небе. Он вынырнул на него из кукурузного поля, как на маяк. Был по пояс мокрый, с зубовной дробью и стеклянным взором; к майке пристал репей. Заспанного вахтера ответом не удостоил. Закаменев лицом, бесконечно маршировал по бесконечным ступеням на бесконечный свой этаж, инстинктивно попал в свою комнату – и тут последние силы оставили. Попытался еще взобраться на второй ярус кровати, но нога соскользнула, и он кулем повалился на Волосатова.
* * *
Инакенций и Волосатов проснулись лицом к лицу.
Полдень щебетал через раскрытое окно. Друзья смотрели друг другу в глаза.
Разом сели. С не меньшим удивлением оглядели себя. Послушали что-то внутри, встряхнулись. По очереди припали к чайнику. Волосатову не хватило.
– Так, – сказал Инакенций. – Мы без трусов в стройотряд ехать не можем.
– Гхм, – кашлянул Волосатов и облизнул губы с бумажным шорохом.
– Пошли бабло с пацанов собирать, – Инакенций чихнул, поискал глазами куртку. – Надо за тканью ехать...
