Я не хочу сказать, что мир, который для домоседливого пенсионера был бы ограничен двумя близкими друзьями, полудюжиной родственников и небольшим числом давних приятелей, нынче мне бесконечно распахнут. Скорее всего я не имею охоты и умения пользоваться всеми сетевыми возможностями, но иногда в моем пространстве возникают люди, с которыми происходит обоюдоприятная переписка. Оказывается она оживленной, но недолгой. Недели, редко больше. Я даже понимаю, почему. Видимо, быстро исчерпывается ресурс взаимного интереса. Быть бесконечно интересными могут очень редкие люди. (Пример тому искрометные в ежемесячных передачах шоумены, заметно тускнеющие при перемещении в ежедневный формат)
Обычно начинается с нескольких дружелюбных комментариев. Потом обмен свежими впечатлениями и, иногда, наоборот, ностальгическими воспоминаниями.
У нее было необычное имя, возможно ник, что-то цветочное. Не могу вспомнить, пусть будет Георгина.
Мы неожиданно нашли какие-то параллели в своих биографиях (в отличие от меня она продолжала работать в науке), обменивались раз в несколько дней какими-то свежими впечатлениями или давними воспоминаниями (порой отчетливо приобретающими характер исторических курьезов), и она лишь изредка намекала на какие-то свои проблемы, а на мой – из вежливости – к ним интерес обещала как-нибудь собраться, и поделиться подробно. В таком общении подобные обещания привычны, а интерес к чужим житейским коллизиям у меня весьма ограниченный – при полном понимании, что простое и искреннее сочувствие, порой бывает очень действенным. Но по мне, всерьез включаться в события, представленные одной стороной, это все равно что пытаться смотреть стереокино одним глазом.
Однако Георгина неожиданно выполнила обещание, потратив на изложение больше часа. При этом, по-видимому, мессенджер исчерпал лимит своего терпения, и все ее письмо пропало. Корреспондентка моя призналась, что обнаружив это, рыдала.
И я ее очень понимал. Тексты я натюкиваю одним пальцем, и столкнувшись некогда с подобной потерей, из осторожности и некоторого скопидомства, все послания, которые предполагаются объемом больше абзаца, сохраняю в текстовом файле, и лишь потом переношу в чат. Со временем обнаружилась и другая польза – там оказываются припоминаемые по случаю истории, которые иначе поленился бы или не догадался записать.
Было понятно, что повторить этот подвиг Георгина не в силах, и сочувствие подвигло меня с нею встретиться. Что было несложно, поскольку жила она, как оказалось, неподалеку. Чувствовал себя я на том свидании довольно неловко, но потом не жалел.
Десятилетия поведанной мне в уголке кафе истории жизни, вплоть до внуков, укладывались в пару фраз. Где-то в отдалении мелькнуло эпизодом недолгое юношеское замужество, испарившееся легко и без травм даже для успевшего появиться малыша. Просто однажды появился новый папа, Папа-большой, а прежний, Папа-маленький, теперь изредка брал его гулять, и дарил подарки – это наша героиня, в те поры милая «домашняя» девочка, попадает под опеку научного руководителя, которая плавно переходит в беспроблемный брак с успешным, обеспеченным, и заботливым человеком, что длится до появления внуков. Но однажды супруг приглашает ее на ужин в ресторан, где довольно торжественно объявляет, что в его жизни произошло важное событие, по поводу которого он не может сказать, счастье это, или беда. Он влюблен.
Она выбегает из-за стола, не помня себя мчится куда-то, и близкие обнаруживают ее только через несколько дней. Почему-то в Минске.
Такая ее экзальтированность произвела на меня впечатление, но сама история не слишком увлекла. Ну, завел муж на старости лет любовницу…
Но тут меня ожидал небольшой сюрприз. Оказалось, что торжественная сцена в ресторане, которую я представлял событием недавним, происходила лет пять назад. А нынешнее обострение произошло от обиды, что не ее, а ту, молодую, он взял с собой на очередной заграничный симпозиум.
До того момента картина рисовалась мне понятной. У стареющего академика появляется поздняя игрушка, юная красотка, свежесть тела которой сводит с ума, он везет ее за границу, чтобы в отеле предаваться любовным утехам, а в модных бутиках с трепетом ожидать, когда та выпорхнет из примерочной в очередном волнующем и пикантном одеянии, в котором позже привлечет множество восторженных взглядов, где бы они ни появлялись.
Но с появлением новых деталей эта картина начала расползаться, как ветхая тряпка, уступая место другой. Георгина его привлекательна и моложава, как это иногда удается в меру полным женщинам. Академику хорошо за семьдесят, и для него она просто молода. А юная любовь не так уж юна, ей лет тридцать пять, устойчиво замужем, умная, энергичная, амбициозная. Успевает все – недавно родила второго ребенка, определенно от собственного мужа. Последний, видимо, ситуацию оценивает трезво: мощный покровитель жены – ее редкий шанс сделать неординарную карьеру. Заграничные симпозиумы – время интенсивной работы, важных встреч, завязывания перспективных контактов. И вовсе не ради постельных забав он берет любовницу в командировки. По-видимому, она даже не просто секретарь-референт, который всегда под рукой, а активный, включенный в научную проблематику помощник, способный вовремя что-то подсказать, а то и подать какую-то идею…
А Георгина… Мне знаком этот тип «научной девочки». Их основное преимущество – отсутствие профессиональных амбиций. Иногда они исполнительны и прилежны, порой все их интересы находятся за пределами лаборатории - это не слишком важно, они бесконфликтны и удобны, потому до самой пенсии спокойно заполняют ячейки штатного расписания. И игрушкой теперь представляется как раз та, кого нынешний академик встретил еще молодым. Игра, возможно, и не приелась…
