И висим в пустоте.»
(Герман Гессе)
Подняли нас, как обычно, неожиданно, ещё до рассвета. Утро было на удивление холодным – даже для нынешнего апреля-холодильника, слишком уж свежим и пронизывающим.
Комбат приказал получить два АГС-17 и вместе с взводом выехать на блиндаж Махатма. Я попытался изобразить обиженного: «Мы же артиллеристы, ну, какие ещё АГС, мы же не пехота! Нам бы хоть одну «Гвоздичку» для годится…» Комбат как то странно посмотрел на меня: «Сам знаешь – приказ есть приказ. Наше тяжёлое вооружение отведено. Полезут сепары – гатите по них из АГС, полезут с танками – вызывайте огонь на себя. Первый взвод уже там. Удачи!» Эх, не это ты хотел сказать, комбат. Не это. Наверное: «Прощай, смертник! Начнётся мясорубка, придётся тебе погибнуть со своим взводом, но ты должен держаться до конца. Окончишь карьеру и бытиё как и надлежит мужчине и офицеру – имеешь возможность умереть с честью!» Не сказал, так не сказал… Мне то что…
Загрузили нас с АГС-ами в «шишарик» - старый, потрёпанный жизнью и уставший до невозможности. Дорога была настолько усеяна воронками от взрывов и ямами разного непонятного происхождения, что я подумал, что «шишарик» наш развалится на запчасти. Так его беднягу трясло… Я сидел (как и надлежит взводному) около водителя и думал о том, что если всё пойдёт не так, то стреляться придётся мне – больше некому. Во всех бедах всегда виноват взводный – что бы не стряслось.
Когда «шишарик» в очередной раз проваливался в яму и тарахтел всеми своими металлическими суглобами, водитель – старый седой человек – громко кричал: «Маруся!» Я сначала подумал, что эта некая мантра, но потом понял, что он таким образом называет машину и просит таким образом, что бы она не сломалась. Какое-то сентиментально-интимное, даже эротическое отношение к машине.
Блиндаж Махатма оказался обычным и банальным. Не знаю, кто придумал ему такое экзотическое и одухотворённое название. Трое суток было тихо. Мы, как говорится, обустраивались. Старшина суетился, ставил солдатам разные задачи, я (когда меня не дёргало командование) читал Германа Гессе. Почему-то меня «зацепила» одна фраза и постоянно потом звучала в моём сознании: «…У нас нет никого, кто бы повёл бы нас, единственный проводник наш – это ностальгия по дому.» Именно так: ностальгия по нашему общему мирному дому, ностальгия по нашей Родине, которую негодяи хотят уничтожить, ведёт нас вперёд, в водоворот огня, иногда и на смерть.
(Где то далеко послышались звуки перестрелки. Наверное сепары обстреливали кого-то из стрелкового оружия.)
Выйдя из блиндажа я заметил солдата с первого взвода, сидевшего на поваленном дереве и смотревшего в бесконечность. На лице у него застыло выражение глубокого покоя и безразличия. Он абсолютно не реагировал на солдат, что метушились в траншеях (кто с оружием, кто с лопатой), на далёкие звуки перестрелки и на пчелу, что села ему на щеку. Я вспомнил, что вчера видел этого солдата на этом же самом месте с этим же самым выражением лица. Мимо пробегал бородатый старшина нашей батареи и начал этого солдата ругать: «Он опять ничего не делает! Вообще ничего! И не реагирует на мои слова! В нирвану, он, видите ли, ушёл!» Мне, почему то, захотелось защитить этого солдата, и я (то ли всерьёз, то ли шутя – не знаю) начал: «Человек не может ничего не делать. Если человек жив, он дышит, мыслит. Может в сию минуту он совершает работу важнейшую из всех на планете Земля. Мы не знаем, что происходит в его сознании. Может он осмысливает суть и смысл бытия людей, основу мироустройства, первооснову Вселенной, суть пространства и времени, сознания. Может в результате этих размышлений он принесёт человечеству новую истину, высшую истину, сокровенную, что откроет перед несчастным человечеством двери в новый лучезарный мир.»
Вдруг лицо солдата изменилось. Он отреагировал на мои слова. Глаза, смотревшие в бесконечность и не видящие ничего, вдруг посмотрели на меня. Солдат каким-то безапелляционным тоном сказал: «Истину в мир принёс не я, а Иисус Христос!»
Тут неожиданно тело солдата дёрнулось, будто бы по нему ударили молотком. Не успел я ничего понять, как солдат вдруг упал на бок, а потом на спину. Он лежал на пещаной разрытой земле, на груди его расплывалось тёмное пятно. Когда я наклонился над его телом, оно было уже мёртвым – в него попала шальная пуля, а солдат, как всегда, был без бронежилета. Его дух уже начал очередное путешествие мирами в новые воплощения. Я так и узнал, как этого солдата звали – не смог спросить про это. Не смог….
(Авторский перевод.)