и юноша Оккам еще не известен,
в дождливом тумане английских предместий
взрастает учёный...Качает Ковчег,
за долгие годы (и все - на плаву!)
обросший ракушками ереси дикой,
и зреют нарывы под коркой везикул,
и грезит дремучесть во снах наяву.
Но Оккам, как знающий дело хирург,
за скальпель науки берётся, и смело
движением ловким и даже умелым
срезает ненужное. Он - демиург,
творец из материи бренного мира.
И заповедь Оккама миру кричит:
НЕ МНОЖЬТЕ БЕЗ ВЕСКИХ на это ПРИЧИН
всё СУЩЕЕ. Лишнее - недопустимо.
Да, лезвие Оккама бреет остро!
Летят в никуда рассуждений излишки,
страстишки, делишки, никчёмные книжки,
для нужных вещей оставляя простор...
***
Сей острый предмет приглянулся тому,
чьё имя не к ночи помянуто будет -
представив количество "срезанных" судеб,
решил он - себе эту бритву возьму!
В руках человечьих с тех призрачных пор
остался лишь самодостаточный принцип,
и все - от кухарок до сказочных принцев -
тем принципом "режут" бессмысленный спор...
***
Дряхлеет двадцатый - пресыщенный - век:
компьютеры, космос, прирученный атом,
предметом для гордости стала зарплата,
на платье заплата? - не наш человек!
Мы множим и множим без веских причин,
и сущая напасть - в плену у вещизма
взлетела цена бытового цинизма
до непрогнозируемых величин.
***
Сколь долго не вьётся истории нить,
пусть даже из любящих рук Ариадны,
открытые двери столичных парадных
меня приглашают героев впустить -
поэт средних лет и несредних заслуг.
Известен, но спесь сквозняком не сифонит -
скромняга. Трудяга словесных симфоний -
стихи хороши и на глаз, и на слух.
Цирюльник...Простите, ведущий стилист!
Он громок, он ярок, угоден и моден,
со стрижкой его и баран благороден,
не то что прокуренный бас-гитарист.
Но бес, усмехаясь, сюрприз им припас:
заросший поэт и вертлявый цирюльник
столкнулись в салоне, где чтец-богохульник,
глаза закатив, завывал декаданс.
Споткнувшись на рифах дрейфующих рифм,
поэт выплывает к спасительной двери,
навстречу - стилист, и в жеманной манере
являет поэту на стрижки тариф -
"Мол, бороды, сударь, лет тридцать тому...
Сегодня их носят лишь Деды Морозы,
да те, по ком плачет московский угрозыск!
Такая обуза! Зачем? Не пойму!
НЕ СТОИТ Вам МНОЖИТЬ БЕЗ ВЕСКИХ ПРИЧИН
ту СУЩНОСТЬ, которая в общем-то скучно
мочалкой висит. Я Вас собственноручно
обрею в два счета!"..О, сколько личин
коварство людское порою таит,
но чёрная зависть всегда в авангарде!
Под бритвой летят в никуда бакенбарды
вослед бороде. Непростой реквизит
коснулся лица повелителя слов,
который в часы стихотворных томлений
сакральную бороду клал на колени,
почёсывал баки - и стих был готов!
Проходит неделя. Бедняга поэт,
как пасту из тюбика, выдавил - "розы...",
задумавшись крепко, добавил - "морозы...",
заплакал, и бросил тетрадь на паркет.
И горько смеётся завистник-стилист:
он в юности стать попытался поэтом,
но толстожурнальные авторитеты
сказали - поэт из тебя, что баптист
из Фридриха Маркса! Вот с тех самых пор
тоска по перу и зелёная жаба
сточили его до такого масштаба,
что с дьяволом он заключил уговор.
Цирюльник у чёрта берёт напрокат
(взамен на бессмертную чистую душу)
старинную бритву, кивает радушно,
и прячет вещицу в карман пиджака.
Пять лет наблюдал, как выходит на взлёт
и гордо парит над вершиной Парнаса
поэт, чей портрет знали классы и массы,
поэт, что с упорством идёт лишь вперёд!
Пять зим он следил за поэтом в бинокль -
кудлатый фетиш, безусловно, приметил.
"За вирши мои ты, проклятый, ответишь!",-
решил парикмахер, и бритву извлёк...
***
Конечно же, сказка. Конечно же, ложь.
Но в мёде рассказа достаточно дёгтя -
пропало перо, но отточены когти
у птицы, которой в лесах не найдёшь.
Те птицы - в плену окольцованных лап,
обрубленных крыльев и склочного нрава.
Несчастные птицы по-своему правы,
но всякий ли прав, кто характером слаб?
***
Две тысячи (Боже!) пятнадцатый год
маячит под ворохом первых снежинок,
и скоро в нарядных декабрьских гостиных
парад из кудрей и лохматых бород
порадует добрых, чуть выпивших, граждан
стихами о ... разном (да в этом ли суть?)
Читатель, прошу я, успей отпугнуть
того господина, который несвязно
бормочет какую-то ересь на "О" -
Ока или Кама? и руки в карманах
скрывают от взглядов порезы и раны,
и ржавчиной пахнут... Взгляните в окно,
не бьётся ли серая куцая птица -
беззвучно, но страстно (немое кино!),
в попытках бесплодных то имя на "О"
прокаркать в одухотворённые лица?..