Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал, –
Потому что если не любил –
Значит, и не жил, и не дышал!
В.Высоцкий
Последние вопли черного снега водой просочились в подогретую солнцем землю.
Что-то вокруг менялось, уходило навсегда. В постоянном круговороте времени и
пространства, сколько бы ни говорили, не бывает одинаковых состояний. Наверное, поэтому не
хотелось расставаться с угрюмым небом, впитавшим в себя кошмарную пропасть безжизненных
серых душ. И все же небо не было мертвым, но живым его назвать также нельзя. Оно дышало!
Дыхание неба. Вот, что…
Хочешь знать, как живет небо? Тебе этого никто не расскажет…
Прислушайся. Задержав дыхание, оторвись от земли – тогда исчезнут непристойные узы
с небом, которое слащавым поцелуем вечно вымаливает прощение. Не будет больше кошмарных
грез и миловидных угрызений совести. Не увидишь никогда светлой грусти и женщины с
ясноликим младенцем на руках. Останешься только ты наедине с небом, которое в слезах и с
проклятиями в твой адрес будет истошно каяться в своих грехах, совершенных тобою. Оно
будет ласкать тебя. Закроет от всех бед и печалей, которых оно никогда не видало. Небо даст
тебе силу проникнуть в его тайну, но ты навеки останешься с ним наедине…
Небо, кошмарная пропасть безжизненных серых душ, дышит. Его вздох – глоток свежей
плоти, так обильно снующей под ним. Это беснующийся водоворот, крадущий краски жизни.
Небо стареет и, понимая, что оно никогда не будет молодым, создает себе бесшабашную иллюзию
борьбы… за жизнь, которой у него никогда не было.
Небо никогда не будет молодым! И от его дыхания спасет только жизнь, новая жизнь.
Сон был до боли странным и чарующим. Я проснулся и не знал, куда себя спрятать от
мыслей, стремительным потоком уносящих мое сознание в неизведанную бездну. Круговорот
вопросов неисчерпаемым морем захлестывал мир, в котором я, проснувшись, вновь оказался.
Но этот мир изменился, какое-то неведомое легкое дыхание пронизывало его. А, впрочем, что же
такого нового было вокруг меня? Та же комната, со стенами, впитавшими в себя всевозможные
запахи и звуки, и в то же время ничем не пахнущими и не поющими. Та же кровать, которая
делила со мной сладкие грезы и кошмары, молчаливая до скончания времен. А за окном –
нескончаемый поток машин, мчащихся «по делам».
Странно. Раньше со мной подобного не случалось. Все было, как всегда, а всегда – как
обычно. Ничего нового, волнующего, никаких сюрпризов, кажется, с самого рождения.
Завтрашний день был лишь продолжением сегодняшнего. Их разделял сон, даривший чудеса
и помогавший избавиться от них. И все же…
Я снова подошел к окну и увидел, как мне показалось, разгадку моих волнений.
«Последние вопли черного снега водой просочились в подогретую солнцем землю.»
Да, за окном гоняла вокруг себя ветер береза, оперенная молодыми блестящими
листьями. И всего? Но я это видел уже двадцать раз, и никогда не сходил с ума. Посмеявшись
над собой, я забыл о березе.
Но тревога не унималась. Казалось кто-то наблюдает за мной, прячась в самых темных
углах и, в то же время, страстно желая, чтобы я обнаружил виновника моих переживаний.
Может быть, сон? Не знаю.
На улице меня вновь ждал сюрприз, так редко наведывавшийся в мою жизнь. Открыв
дверь, я окунулся в бушующий океан запахов. Я плыл по нему, не двигая руками. Океан сам
нес меня в свои пучины, в которых невозможно утонуть, а только погибнуть. Эта роковая
гибель вызывает ужас восторга. Такой гибелью дышит несчастье, окрыленное красотой
и душевным страданием. Невзрачная простота движений дарит ей грациозность и таинственность.
А уверенные поступки, залитые кровью и вызывающие страх и отвращение, осеняют эту
гибель верой в добро. Никто не знает о ней больше, чем другой, но каждый с ней встретится.
Ее дары – счастье, так слепо многими не замечаемое.
В кафе я сел за столик в углу у окна. Я всегда выбирал это место, подальше от взглядов
посетителей. Здесь очень уютно: тень, бросаемая массивными шторами, наполовину
закрывавшими окно, борется с теплым желтым светом абажура. Их борьба никогда не
закончится, ведь между ними давно заключено перемирие, когда воины хоронят убитых
товарищей и вспоминают о доме, ожидая следующей битвы. Тревожный покой. И я купаюсь
в нем.
Чашка кофе принесла бодрость, которой так не хватало после сна, увиденного ночью
и о котором я почти забыл. Что за звуки она издавала и какова была смерть?
Вот, что не дает мне покоя все утро. Оно вызывает чувство, похожее на игру, когда что-то
ищешь, в то же время понимая, что никогда не найдешь. Ведь нельзя найти того, что не
существует. Или… Ответ на этот вопрос еще предстояло узнать.
Посетителей было немного. Тихо и размеренно играла мелодия кого-то из классиков.
Я не знал, чья, так как не интересовался классической музыкой. Хотя современная меня тоже
не вдохновляла. Может быть, из-за того, что я не умею слушать.
И вдруг произошло что-то такое… Меня перевернуло и бросило в бездну со страшной
турбулентностью. Я не видел дна пропасти, в которой оказался, и не знал, есть ли оно.
В этом полете не нужны крылья, так как нет ни воздуха, ни неба, ни земли. Не стоит
бояться удара – он всего один, смертельный. Смерь никуда не умчит тебя. Вы вместе будете
купаться в огнедышащем потоке страстей, утоляющих жажду коварным ядом, имя которому –
память.
Оказавшись снова на земле, я услышал мелодию. Ту, которая была во сне.
От официанта я узнал, что это девятая симфония Бетховена. Ее заказала девушка,
сидящая в углу и доедающая третью порцию мороженного.
Она посмотрела на меня и улыбнулась. Ее лицо показалось до боли знакомым и родным.
Сердце учащенными ударами готово было проломать ребра, а ноги свела сладкая судорога.
Тревожное дыхание заполнило кафе, и вырвалось на улицу, обнимая каждого встречного.
Глаза наполнялись слезами, стремящимися живительно омыть раны всех обиженных и
утопить мир в счастье. А в ушах звучал Бетховен и … биение двух, попадающих в такт сердец.
– Я тебя ждала!
Ее голос слился с симфонией, и они зазвучали, как неразрывное целое.
– Присядь.
Не сводя с нее глаз, я придвинул стул. На столе лежала книга. Это была «Одиссея» Гомера.
Она перехватила мой взгляд и произнесла:
– Я жду тебя уже целое утро. Я соскучилась, но всегда знала, что ты не забудешь меня и
придешь.
Кажется, ее не смущали мои удивленные глаза. Она ждала ответа. А я молчал. Просто не
мог говорить, взахлеб упиваясь ею.
– Хочешь, расскажу одну историю? Когда небо состарилось, оно затеяло бездушную и
молчаливую борьбу за свою молодость, наполняя бездыханные утробы трепещущими душами
и выпивая все краски жизни. Души становились серыми и, обреченные на вечное существование,
превращались в вассалов неба. Угрюмым и злобным взглядом смотрит жадное небо на землю в
поисках живительного эликсира. Небо стареет и, понимая, что оно никогда не будет молодым,
создает себе бесшабашную иллюзию борьбы… за жизнь, которой у него никогда не было.
Она остановилась, глубоко вздохнула и продолжила:
– Имея бездонную пропасть вассалов, небо безумно одиноко. Его крик о помощи
разрезает душу пополам. Одну часть небо забирает себе, а другую, наполнив живыми
красками и сообщив свою тайну, отпускает. От этого отказался Одиссей, привязав себя к мачте.
Последние слова все во мне перевернули.
– Откуда ты знаешь про сон?
Ее улыбка в который раз больно полоснула по сердцу, оставив там вечную рану.
– Душу и сердце нельзя разделить, отдельно они погибнут. Потанцуем?
В легком танце
В мире Божьем.
Вехи, шансы –
Мы похожи.
Ясный облик.
Свет и тень.
Мы окунулись в светлую бездну призрачных желаний. Я прижимал ее тело к своему,
желая, чтобы они навечно слились в единую часть этого бренного мира. Она обнимала меня,
окутав нас прозрачным туманом ароматов, повстречавших меня на улице. Я был ею, она была
мной, а вместе мы заполнили весь мир.
– Я буду в белом платье с букетом сирени.
– Я буду всегда с тобой и навсегда твоим.
Она задрожала, передав волну радости и волнения всему миру. Из глаз струилось счастье.
Мы вместе.
А с неба лилась девятая симфония Бетховена. Сегодня она украла часть моей души и
подарила мне новую душу, самую дорогую, подарила новую жизнь, подарила Весну.
