Как гирлянда сосулек под нищенской крышей.
Спят историки, слуги. Охрана не слышит
И возможно признаться, что дни сочтены.
Благодарно ругать окаянную боль,
То кричать, то шептать: «Ну скорей, не тяни же»
А ботфорты вода океанская лижет
И синеет как снег равнодушная соль.
Все замерзло в сугробах, рассыпалось в прах.
Что удача, могущество, признанный гений
В заколдованном царстве иных измерений?
А Европа из страха бросается в страх.
Здесь шатается трон, там рождается трон
И у каждого трона гнездится измена ...
Почему же мне снится Святая Елена
И победный не видится Наполеон?
Все мы бредили нашим великим врагом.
Римский нос, подбородок, обтесанный круто
У себя находили российские Бруты
И решимость, и волю идти напролом –
«Обещайте, друзья: со щитом, на щите -
Все равно! Лучше смерть, чем позорное рабство!»
Как поспешно, бесстыдно сумели сломаться
Эти рыцари вольности. Или не те –
Незнакомые старцы? Измятые лбы,
Безнадежные взгляды, понурые спины.
Где вчера поднимали мечи палладины,
Там сегодня звенят кандалами рабы.
К черту! К черту красивость надуманных слов.
Подарить бы Рылееву пышную строчку.
Острова не по чину. В сырой одиночке
По периметру двадцать треклятых шагов –
Не свершили. Не справились. Не довелось.
Обманулись. Солгали. Просили пощады...
В южном августе нас оглушали цикады
И кружил по перинам своим сенокос.
Были губы послушны, умны, горячи,
Были ступни крестьянки шершавы, колючи.
Мы взбирались вдвоем на душистые кручи.
« Я вернусь... через год.» «Не клянись, замолчи,
Мне довольно, молчи» Прижималась тесней.
Сандрильона жалела беспутного принца.
Промелькнуло однажды: «А если жениться?» ...
-Что, опять на допрос? –Повернуться к стене.
..Лучше клинья, тиски и испанский сапог,
Если б знать, что предатель не выдержал боли!
Бруты, гракхи, периклы сломались в неволе
Без прислуги, без ванны? Достойный итог –
«Буду петь соловьем, буду робок как мышь,
Разрешите служить отреченья примером.»
Лишь недавно – небрежной походкой к барьеру
И небрежным галопом в покорный Париж,
На груди забывая считать ордена,
Не стараясь царям улыбаться любезней ...
На далекой скале скоротечной болезнью
Был в истории мира дописан финал.
Ничего не случится. Сейчас и вовек.
Нас забудут и я от души благодарен.
Вот, испортил девчонку, бессовестный барин.
Может, бегает новый теперь человек
И губу теребит – родовая черта.
Хоть одним бы глазком на минутном свиданьи...
В океане доносов, аду покаяний
Мне осталось одно – немота до креста.
Будут грозные очи впиваться в лицо
И державные руки ложиться на плечи.
Что ж Вы, царь-государь, пожалели картечи?
Не скупитесь, добейте дешевым свинцом.
Преступление, глупость, безумный протест -
Что велите, Жуковский запишет в анналы.
А хотите остроту – на вечер, для бала?
Я ведь Вас предлагал под домашний арест.