В серое кутана, смогом объятая.
Что ты, родная, наверно устала?
Кухней и будничной скукой распятая.
Я твои песни сегодня листала.
Нравится пятая.
Как ты проводишь свои воскресения?
Что не звонИшь, не предложишь расслабиться..?
Знаю, в чужих ты не ищешь спасения,
это тебе априори не нравится.
Звони! мы же в бешеном САМОтерпении
так и состаримся.
Чем ты, родная, себя заморочила?
Душу живую хоронишь под маскою
давней затворницы. Между прочим
к этому нужно с предельной опаской.
От яркой и целой остался кусочек -
просто ужасно.
Чего я свои тут толку рассуждения?!
Пойдем в кабаке посидим за распитием!
И все недомолвки и заблуждения
сотрем с языка, как с любого носителя.
Не надо все списывать на наваждение,
Во имя Спасителя.
Я тебя разную помню. Изранена
чем-то твоя, прежде светлая, внутренность.
Кем-то потушено светлое зарево,
Резко направленное на будничность.
На днях я читала твое “из раннего“
и... рвался пульс.
Что же ты мямлишь, жмешься к обочине,
куришь и даже оставить некому.
Спасаешься в этих унылых строчках,
в аптеку за валерьянкой бегаешь.
Титановый сплав входит в оболочку
давних твоих надежд.
______
Здравствуй. Какая ты стала несмелая,
стала поблеклой живой картинкой.
Твое одиночество переспелое
гниет за плитой и стиркой.
Что же я, Саша, с тобой наделала,
с той блондинкой.
