Ненастоящая. (Статьи)

В классической литературе, в открытой на страданиях библии цивилизации нельзя найти слово, которое мы не найдем в своей душе. Как будто перечисляя нас, как пророки перечисляют мировые катастрофы (бедствия), Сенека, Данте, Гюго или Достоевский пытаются поочередно объяснить, что конца этим страданиям не будет. И следующий персонаж в 2013 году удивит нас не меньше «еды вместо секса» Лолиты Набокова.
Сейчас многие пытаются заговорить, и нет греха в том для ребенка. Особенно популярным кажется всем рассуждать о постмодернизме, новом прочтении старых сюжетов, социальных проблемах, талантах,  бананах…Откуда взялся банан, спросите вы? Спросите у постмодернистов, откуда у них по сцене вдруг побежал носорог. Вот откуда?!
На самом деле постмодернисты, особенно в России, пропагандирует «социальную литературу» без лишних художественных средств, эстетики, положительных героев. В погоне отобразить реальную действительность и ее проблемы, авторы зачастую отходят от самого понятия искусства – это все равно, что сказать балеринам: «Что вы тут делаете, покажите нам правду!». И они перестанут танцевать и буду ходить пешком по сцене.
Единственной опорой нам, страдальцам, которые истекают кровью, над которыми издеваются и лишь редкий персонаж книги, увидев наши страдания, проходя мимо – вдруг помолится за нас (о, слава тебе, автор!), - единственной опорой нам служит Нобелевская премия.
Редкий лауреат, описывая человека, не опишет рядом дождь из рук Бога, вашего будущего ребенка, не расскажет сказку на ночь для всей семьи. Разумеется, отличие классика от, скажем, постмодерниста в том, от чьего имени говорит классик, - он может сказать от имени Бога, от имени своего народа, от имени любви или своего страдания. Просто классики догадываются, что мы и сами понимаем, что не все так хорошо - и нам не надо об этом говорить. Нас надо обнимать.
Сравним, скажем, Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (американская классика) и Петрушевскую «Московский хор» (постмодернизм) на основе подхода к описанию человека – главного героя любой чего-нибудь стоящей книг. Сэлинджер изображает героя через его столкновение с действительностью -  герой переходит в узнаваемый любым подростком образ собственно подростка.  Но вы не представляете, что делает Сэлинджер  с человечеством – он показывает веру в добрую и самую искреннюю нашу мечту (которая одна-единственная, маленький родной пушистик) на земле сопротивляющегося зла (и я покупаю эту книгу). Та самая наша мечта, идея, которую, по Платону, душа созерцала до рождения и которую человеческий  мир может не дать воплотить, несмотря на то, что  все мы мечтаем и все человеки. Хотя может кто-то НЛО с ушами.
And обрати свое внимание на «Московский хор», если ты есть, читатель. В драме автор изображает низший социальный слой и только его (попахивает политикой и вишней), но каким художественными инструментами автор пользуется! Идея полилога не нова, идея «дна» также. Собственно, пьеса во многом списана с драмы Горького «На дне», не имеет положительного персонажа и как будто все пытается отправить нас в гроб, хотя могла бы попытаться отправить в Рай, ибо там кормят. Автору, может быть, жалко людей,  но с таким изображением человека придется  ставить пьесу  и самим же смотреть, так как все зрители сидят в гробах на улице.
В классической литературе нет такого понятия, как  просто жалость из головы. Есть понятие зла (Мефистофель), главного героя (Фауст), жертвы (Маргарита), судьбы (сметь матери Маргариты) и рока (смерть Маргариты и ребенка). Вы можете писать о том, что много людей убивали в Древнем Риме, но классиком на все времена останется Сенека со своей кровавой  мифической (ненастоящей) Медеей. Потому что классическая литература – это не добро и не зло, и не правда и не ложь – это поиск, борьба, молитва, кровь, катарсис…