Звёздный Зонтик (Рассказ)

Бывают же такие моменты, часы, дни, которые живут в нашей памяти до самой смерти. Такие секунды делают нашу однообразную, серую жизнь интересней и лучше; ради них, наверно и стоит жить.
Помню  жаркое лето в крошечной Бритавке (забытой Богом деревне). Мы съехались все почти в один день: я, мои двоюродные сестры- братья  и наши мамы. Чуть позже, пару дней спустя, приехали одесситы: тетя Люда, дядя Саша  и их сын – Сан Саныч…
Старый, большой бабушкин дом вновь ожил.… Везде слышались голоса. Наташа была слишком взрослая, чтобы водиться с нами, а Витя слишком мал, всего четыре года, Наташе – семнадцать лет. Поэтому наша компания состояла из троих: я, Руслан и Саша. Я была старше их на два года.
То лето запомнилось мне еще и потому, что дедушка купил десятилетнего мерина – Гнедого.  Больше всех в восторге от коня была я, не смотря на то, что он был стар, с провисшим животом, для меня это был просто красавец!.. Я бегала к нему днем и вечером, и ухаживала за ним в меру моих одиннадцатилетних сил. Глядя на все это, мой дедушка разрешил водить его на поляну, к озеру. Это была великая честь. Сначала Руся с Сашей на меня  обижались. Тетя Люба, Русина мама, обижалась на дедушку, но решение его было равно решению Верховного Суда: окончательное и обжалованию не подлежало. Единственное, на что он поддался -- разрешил мальчишкам провожать меня каждый день к поляне - помогать привязывать Гнедого… и они вяло тащились за мной с железным колом, веревкой и молотком.
Однажды Саша захотел повести коня. Я заупрямилась для вида, но  согласилась с одним условием: я поеду верхом. Это  была плохая идея. На Гнедом ничего не было, кроме узды, которую держал Саша. Мне пришлось слегка придерживаться за гриву. (К несчастью, днем раньше мама подстригла ему и челку, и гриву, и даже хвост). Когда мы начали спускаться с холма, Гнедой  поскакал. Конечно, он не летел во всю прыть, но мне казалось, , что я сейчас упаду. Я уже видела себя раздавленной под копытами своего любимца. После этого я не поддавалась ни на  какие-либо уговоры,  Руслана и Саши. Меня нельзя было подкупить игрушками и застращать словами: «А я все расскажу маме!»  Дедушка доверил коня мне. Точка!

У нашего дедушки были золотые руки. Он делал все, прочным, на долгие годы…  От него пахло свежими опилками и лесом. И мы всегда на цыпочках прокрадывались в его святая святых – мастерскую, и подглядывали за ним. Или, когда он уедет играли с его инструментами ( за что нам ни раз влетало).  
Конюшню для  Гнедка он тоже строил на совесть, но   на полпути к завершению стройки  заболел. И стояла эта недостроенная конюшня все лето. Там были стены, дверь, окна со  стеклами, крыша, но не был постелен пол, почти не было потолка,… и мы решили «поселиться» на чердаке. Мы легко пробегали по толстой балке, не задумываясь, что шаг влево или вправо может стоить вывиха. Там мы засиживались, допоздна. У нас было все необходимое: три огарка от свечей, засаленная, потрепанная колода карт, без семерки бубен, книга «Жучка» и старая, но всегда плодовитая слива, которая своими ветвями царапалась в черепицу. Рядом с конюшней росла яблоня. Яблок она в тот год почему-то не давала совсем, и мы придумали ей лучшее применение: повесили на нее самодельную качелю.
Помню, нам привезли в мешках сено и сбросили недалеко от конюшни. Обычно, дедушка сам привозил сено на телеге огромным снопом. (И тогда мы с Русланом устраивали настоящие аттракционы, прыгая с чердака сарая на стог, пока не начинало саднить тело). Так эти мешки и стояли несколько дней. А в тот день наши взрослые уехали в лес, оставив нас одних. Я решила  эти мешки убрать в конюшню и попросила Руслана помочь мне. Потом мы сидели на бревнах, около двора, и старого, разваливающегося дома. Мы боялись и обожали его, так как думали, что в нем есть привидения. Особенно, когда ни с того, ни с сего в пустых и темных окнах задребезжат стекла. Я вынесла на улицу книгу Гайдара «Тимур и его команда». В то лето она была у нас в почете. Мы читали ее вслух, разбивая на роли, играли в нее куклами, шахматами, бумажными человечками. Сами ставили сценки.… На каждой странице были следы нашей бурной, театральной деятельности: пометки, восклицательные знаки, жирные пятна и парафиновые капли… Годом раньше нами  был истерзан «Том  Сойер» - безмолвный свидетель нашего  детства.… Но я отвлеклась.
Мы сидели в окружении тимуровской команды, пока не начался   дождь. Забежав в дом,  просидели там, пока небо не посветлело. На улице стало свежо, деревья радостно заиграли  мокрой, ставшей вдруг ярко-зеленой листвой. Так мы просидели на бревнах, пока не приехали из леса дедушка с бабушкой. Ох, и влетело же мне, в первую очередь за то, что я не одела теплее Витю после дождя. А перед  сном  к нам зашел дедушка и  спросил:
- Хто убрал сино?
Здесь стоит сказать, что дедушка у нас был  строгий, но очень справедливый и добрый. И мы его немного боялись. Поэтому, когда он зашёл к нам с серьёзным лицом, нам стало непосебе.
Руслан выдохнул: «Оля».
- Олыто, це ты  убрала сино?
- Да, -  Просипела я.
И тут он улыбнулся!
- Ну, Олыта! Объявляю тоби благодарнисть! Давай мне руку!
Стоит ли говорить, что мы, с подозрением на свой плохой слух, смотрели на этого седовласого гиганта и отказывались верить в происходящее. Благодарность от деда приравнивалась к званию героя всех стран разом!
  Когда дедушка ушел, Руся обиженно буркнул:
- Я же помогал тебе!
- Не будешь в следующий раз переводить на меня стрелки, улыбнулась я во все свои тридцать два зуба.

В отличии от бабушкиного огорода, который поднимался к лесу, огород прадедушки Платона  спускался вниз, к ставку, заросшему камышами.… И появилось у нас еще одно развлечение – рыбалка. Конечно, рыбы там особой не было, но сам процесс приготовления был очень интересен. Мы сделали себе удочки, нашли старые снасти. Я даже лично копала червей и насаживала их на крючки, (мерзкая процедура скажу я вам).
Мы сидели в тишине, иногда перешептываясь, не сводя глаз с неподвижных поплавков. А где-то далеко скрипело колодезное колесо, лязгали ведра, слышались глухие голоса.  Мы жевали малину, которая росла у дедушки сколько я себя помню.
Единственный, кто не одобрял нашу рыбалку,  сам дедушка Платон. Он боялся, что мы вытопчем  его урожай.
И вот однажды мы подходим к его двору, а он сидит на лавочке под черной шелковицей, опираясь руками на гладкую палочку, и смотрит на нас, будто впервые  видит и говорит:
- А вы куды?
Удивляясь его вопросу, мы сказали, что пришли на рыбалку.
- Вы що, ничого не чулы?
Мы вообще растерялись и только закачали головами - От тоби и здрасти! Усе село про це каже! Вчора збижав якийсь дурный якый вбыв декилька людей. Та й засив, гад, у мене, у кукурудзи. Падлюка така, всю кукурудзу мени перемне!
Мы почувствовали, как по хребту побежали холодные мурашки.
- Здорово-а… - в унисон протянули мы и побежали в огород.
- Да куда вы? Дурни! Вин же повбывае вас! - кричал нам в след дедушка, но мы были уже в огороде. Остановившись напротив кукурузы, мы окаменели, превратились в слух.  Первый закричал Саша:
- Бежим! Я вижу его! Вон он! Он там, в кукурузе! Смотри, как шевелится! Кто и где шевелится мы так и не поняли, но с дикими воплями  выбежали на улицу, перелетая через лавочки, ведра и испуганных кур. Дедушка Платона, лукаво улыбаясь, сидел в той же позе: опершись  о свою палочку.
- Ну, що?
- Мы видели его, дедушка!!! – вопил Саша, округляя глаза. А мы все поддакивали и взволнованно дышали.
- И что же делать? - спросила я.
- Да скоро повынни приихаты врачи за ным.
После этого дня рыбалка была для нас закрыта. На неделю. Весь вечер мы бурно обсуждали случившееся. Фантазия наша не знала границ. Этот сумасшедший казался нам гигантом, который «одним мизинцем гнет прутья в клетке», ест людей и ходит ночью по двору. Вот почему собаки так яростно лают, а некоторые даже воют.

   Моя милая, крошечная, загадочная Бритавка рассыпалась на больших холмах, под самым лесом. И я безмерно рада, что я знала этот уголочек Украины, что я проводила там каждое лето. У меня был шанс увидеть настоящую, живую природу. Мы словно приезжали в другой мир. Была тишина, спокойствие, гармония. Здесь душа открывалась и впитывала  чистое, ярко-голубое небо, огромные зеленые леса, поля, на которых, размером со спичечную головку, брели коровы… здесь все было настоящее, не такое, как в городе.
Когда мы собирались в лес за грибами, для нас  это был настоящий праздник. Темный, прохладный лес завораживал. В каждом его сантиметре была жизнь. Трава была настолько сочная, ярко-изумрудная, что жалко было по ней ходить, но это в начале а потом мы разворачивали настоящие баталии, превращались разбойников. И только бабушка, окликающая нас с зади напоминала мне еще раз:
- Оля! Не быйся, ты ж дивчинка! Хиба це гарно?
А лес манил нас все дальше и дальше. Он качал своими ветвями. Солнечные пятна, с трудом пробившиеся сквозь толстые стволы и густую листву деревьев, плясали на нас и на земле, ежесекундно меняя пейзаж. Одно они показывали, другое прятали.

Большие листья лебеды переливались и загадочно дрожали, словно под ними кто-то жил.
- Может это гномы?- спросил Саша.
- Ты еще скажи – эльфы!- скептически улыбнулась я. А у самой начала зарождаться надежда: а может и правда гномы, а?
Мы постояли втроем над поляной с лебедой, не решаясь раздвинуть листья, и раз и навсегда  выяснить: есть кто-то или нет? а вдруг нет? Не хотелось нам тогда разочаровываться. Для этого есть другое время, только не детство.
А лес гудел и продолжал качать ветвями словно ведьма, шептавшая заклинания и уводившая нас  все дальше.
- Слушайте, а есть лешие? – спросил Руслан.
- Все есть – уверенно ответила я. - Если не хочешь заблудиться и попасть к ним, нужно одеться шиворот-навыворот.
Мальчишки переглянулись.
- Откуда ты знаешь?
-Это все знают!—с превосходство ответила я.
Мы бродили еще долго, запугивая друг друга страшными историями, пока нас не пробивал холодный пот.
А иногда с нами ходил дед. Тогда я с ним читала наизусть «Конька Горбунка» или «Сказку о царе Салтане…». Ветер разносил наши голоса по лесу, и мне казалось, что я сама в какой-то сказке. И ждала чудес.

А ещё мы любили втроем выйти вечером в огород и смотреть на небо. Такого неба в городе нет, нет таких ярких, больших и низких звезд над головой. Нет, и не может быть. Мы смотрели долго, долго, до тех пор, пока шея не затекала, а звезды не начинали двоиться и плясать в  глазах.
--Смотри, смотри! Вон звезда движется, – говорил кто-то из нас. И мы снова запрокидывали голову, и взгляд наш тонул в темном и глубоком небе.
- Это словно огромный зонтик из звезд!
- Вот смотри, я вижу Медведицу! Правда, я не  знаю, маленькая это или большая.
- Где? А-а-а! Да-да! Класс!…
- Говорят, что если ковш перевернуть, то будет дождливое  лето.
- Нет, с ковшом все нормально.
А звезды дрожали и подмигивали нам с высоты. Где-то трещал сверчок. И было как-то волшебно, словно мы чего-то ждали: то ли летающей тарелки, то ли кометы, то ли еще чего-то загадочного. И не хотелось идти в дом, и не хотелось спать. Нам казалось, что только мы уйдем и «это что-то» тут же случится. Нужно чуть-чуть подождать, хотя бы 5 минут. Но приходила бабушка и буквально затаскивала  нас в дом.
А ночь все стояла, раскинув над миром свой звездный зонт, и заглядывала в окна, словно приглашала полюбоваться еще немножечко красотой и загадкой далеких холодных звезд… Я не помню больше такого
восторга и трепета при виде ночного неба. Это было почему-то только в то лето. Я не раз еще приезжала к бабушке на каникулы, но уже никогда не вглядывалась в небо с таким любопытством.

В тот день бабушка  решила сжечь весь тряпичный хлам. Мы узнали об этом еще утром. Ближе к вечеру бабушка вытащила на кучу песка  хлам, какие-то поленья и зажгла костер. Буквально, минут через пятнадцать они с дедушкой ушли к деду Платону. Вот тут-то мы достали все то, что собира-  ли весь день: перья, тряпки, палки…  Мы обмазались сажей, нацепили на шею по гирлянде чеснока и с криками «смерть бледнолицым!» начали танцевать вокруг костра, улюлюкая и крича. Прыгали через костер, пели какие-то непонятные мелодии, наводя страх на наших собак. Мы пропахли дымом. Все тряпки, которые мы одели на себя, прожглись. Даже наш старый, полуразвалившийся дом с привидениями, удивленно уставился на нас своими мертвыми окнами. А мы продолжали отплясывать в каком-то диком ритме этот дьявольский танец. Мы крутились волчком, подняв вверх сцепленные, друг с другом руки.… Этот танец не прошел для нас просто так. Нас застигли на месте преступления нашей соседкой, бабушкой Васей. Она обозвала нас дикарями и «анчихристами». После этого мы сняли все рваные тряпки, и бросили в костер; в молчании смотрели, как это все корчится в огне, оставляя после себя золу. И чувство волшебства прошло. Кровь вновь спокойно заструилась по венам. Если бы мы только могли себе представить, что такие сумасшедшие, свободные минуты так быстро пройдут! Мы, конечно, знали, что когда-нибудь вырастем, нонам казалось, что эта лёгкость с нами будет всегда: мы постоянно будем приезжать к бабушке, и время будет исчезать.
В тот вечер мне  показалось, что запахло осенью.

Утром, когда мама должна была уехать, бабушка зашла в курятник. Сонные, потревоженные куры, моментально распознали запах смерти. В такие минуты куры издают особый, хриплый вопль. Конечно, «вопль»
больше подходит для человека, но кто хоть один раз слышал этот звук, поймет, о чем я говорю. Другое определение подобрать трудно. Я стояла напротив шалаша и смотрела, как бабушка кладет цепенеющую от страха курицу головой на огромный, толстый пень, пропитанный кровью предшественниц несчастной… Быстрый и сильный удар топора. Голова курицы покатилась по застеленной опилками земле. Клюв несколько раз еще открылся и застыл, а вот тело трепыхалось дольше. Лапы судорожно сжимались, крылья дрожали. Еще несколько секунд смертной агонии и шорох в ведре прекратился. Вот тебе и подливка, и борщ.
Лето подходило к концу. Вечера уже пахли осенью и грустью. Саша уезжал через два дня, мы с Русей и Витей через неделю. Нас уже не забавляла рыбалка, не пугал дом с привидениями…

Помню, около четырёх часов дня, когда мы сидели на бревнах, было ужасно душно, вдруг подул сильный ветер, задребезжали стекла в старом доме с мрачными окнами, зашумели деревья, роняя первые желтые листья,
еще раз напоминая, что через две недели – осень. А где-то далеко, в лесу, раздался глухой гром. Мы посмотрели на небо, на солнце. Надвигалась огромная, иссиня-черная туча. с темно-фиолетовыми.
- Ого! – воскликнули мы, - Здорово!
Едва мы проговорили, как начался ливень. Настоящий, августовский! Буквально за несколько мгновений дороги утонули в  лужах. Первый с бревна слез Саша. Он прыгнул в лужу и начал брызгать на нас.
- Дурак, что ли? Саша-а-а-а! – закричали мы, и тут же присоединились к нему.
Мы прыгали по теплым, глубоким лужам, обдавая друг друга брызгами, словно ливня нам было мало. Поскальзывались, падали и хохотали. Мы были грязные и мокрые… А потом нас загнал дедушка на кухню, где бабушка пекла пироги. Стоял потрясающий запах сдобы. На нас накинули куртки и заставили стоять у печи. В ней уже не было огня, а просто жар, похожий на плавленое золото, которое волнами дышало и шевелилось. А на улице все так же бушевала гроза, она  раскалывала небо на  куски, которые осыпались на землю и  уносились в потоке воды. Я тогда еще не знала, что ничто не повторяется в жизни… Мы сидели втроем у печи, грелись и смеялись, рассматривая свои чумазые лица в крошечном зеркале.
Через неделю дом вновь опустел и затих. И жизнь в деревне снова уснула до следующего лета…

эпилог

С того лета прошло почти десять лет. Дедушка Платон уже не сидит под тенью старой шелковицы, и даже не дремлет в прохладном доме, под трескучее  радио…
Дядя Витя не  шаркает по асфальту ногами и не встречает нас на углу двора, приговаривая: «А-а-а! Малыши мои приехали!»
А большой дом приютил под крышей других, совсем чужих людей. Лес не гудит для нас громко и весело, не качает ветвями, не манит гномами. Он просто безмолвно стоит  вокруг дома и охраняет наше прошлое.
Озеро дедушки Платона давно заросло камышами. Старый дом с привидениями нас уже не пугает, большие стекла его давно не дребезжат – их просто нет. Конюшня  достроена. А огромный звёздный зонт уже не показывает нам свои тайны. Теперь мы знаем, что это ничто иное, как скопление более восьмидесяти созвездий. А звезда это вовсе не мерцающее детище ночи, а небесное тело… карлик, гигант, раскалённое или холодное… и упавшая звезда, под которую мы так спешили загадать желания - просто сгоревший метеор. Всё так просто. Всё так  до грустного просто.
«Том Сойер и Тимур» стоят на полке  рядом, как напоминание о детстве, о деревне…
В последний раз я была в Бритавке, когда мне было четырнадцать лет. Тогда все были живы: и дедушка Платон и дедушка Витя.… После того я больше не была в деревне. Но до сих пор мне кажется, что вот приеду я туда и все, все, все будет по-старому, будет как прежде: и дом,  и лес, и озеро. А главное – выйдет на порог дедушка Витя, а на лавочке, опершись о палочку, будет сидеть дедушка Платон…
И ливень запляшет по деревне, затанцует в лужах, зажурчит, и в тумане брызг я увижу три детские фигурки, прыгающих по лужам, толкающихся и  хохочущих… Свободные, беззаботные, вечные.

13.02.2005г.