Ох, как не хочется мне повторять эту старую заезженную формулу о любви к людям! Но не могу ничего придумать и говорю: после ухода Окуджавы мне не довелось прочесть строчек, которые были бы так полны этой самой любовью.
...Так оно на одном дыхании написано, столько в нём нежности...
...Это лучшее из всего, что встретил за последние десять лет...
http://www.stihi.ru/2008/10/27/30
( Почему-то в заглавии кавычки не отображаются.)
**********************
P.S.
Кроме "Снега" я попытался показать в ссылках, приведенных внизу моей страницы, самые, по-моему, замечательные из ее стихов. Конечно, это не всё, далеко не всё, только малая часть того чудесного, что вышло из-под ее пера. Но всё-таки тому, кто знакомится с творчеством Марии Марковой в первый раз, лучше, мне кажется, прочесть сначала то, что я там перечислил. Ее масштаб виден по этим вещам.
...На ее странице есть немало и не очень сильных стихов, и даже слабые есть. Советую начать с этих.
=======================
добавление от 07.01.10
...И не только о "Снеге"...
Сегодня услышал потрясающее прочтение стихотворения "Письма к морю" автором Садовников Сергей http://www.stihi.ru/avtor/cdf777
Аудиофайл Письма к морю читает Сергей Садовников есть на rutube.ru
www.rutube.ru/tracks/2805268.html?v=bdd1d1dea9e8c0008fe905bbc58d8ae4
(«Письма к морю» Марии Марковой)
========================
дополнение от 24.08.10
Как хорошо «Ученичество»!
Это одно из ее чудес, из самых-самых. Из тех, что понемногу всё сильнее берут в плен.
О быте, о том, на что так часто сетовал Маяковский.
Помните его:
"Ваш тридцатый век обгонит стаи
сердце раздиравших мелочей,
Нынче недолюбленное наверстаем
тысячью (каких-то там) ночей..."?
Она говорит об этом обаятельно, мягко, без крика...
Взгляд сверху.
Понимание.
Слово.
Слово, оно уже – победа. В отличие от болтовни, которой мы все понемногу или даже помногу грешим...
...Бывают стихи, где чувствуется настроение, а в этом чувствуется судьба.
Судьба, это ведь несколько больше, не правда ли?...
...Это не сквозь чужие судьбы на рысЯх, как бывает иногда у наших уважаемых поэтов, это серьезно, это о себе.
...Сказано безо всякого напряжения, легко, завораживающе. Как будто берет автор за руку и ведет. Постепенно, незаметно ведет за собой, как тот гаммельнский чародей с дудочкой.
А когда приводит к финалу...
...Последняя строфа этой вещи, произнесенная с мудрой улыбкой, так хороша, что мне вспоминается Паустовский, его фраза про невольную близость слез у человека, смотрящего на изумительную картину.
Свидетельствуй, комната. Дверь, отворяйся вовне.
Готовься, еда, на огне прометеевом тая,
и заповедь жизни спокойной, такая простая,
в своём совершенстве божественном явится мне.
«...на огне прометеевом тая...» – для того ли предназначенном огне...
Какой вздох!
...Там, перед этой строфой, еще:
«Само за себя говорит обретение места
И я прорастаю в открытую книгу стола...»
........................................................................................................
...К сожалению, есть на мой взгляд в стихотворении один досадный просчет, неудачное выражение, выбивающееся из высокой простоты этой вещи.
Строчка
«цитируешь вечность, а пишешь о хлебе и марте».
...Не знаю... На мой вкус это звучит невнятно и немного может даже претенциозно...
По-моему, автор хотел сказать «всё хочешь о вечном, а пишешь о хлебе и марте». Скажу по секрету: я это так про себя и читаю, да простит она меня! .
Хотя, с другой стороны, если тут имеется в виду "цитируешь что-то вечное", может и можно так выразиться. Ну, не знаю. Всё равно оно по-моему неудачное, это выражение. Самая первая ассоциация связана всё равно со словом вечность в его прямом значении. И сразу, прочитав, недоуменно думаешь, как это ее, вечность, можно цитировать.
Само стихотворение "Ученичество" вот здесь:
http://www.stihi.ru/2010/03/01/8848
==============
дополнение от 26.09.10
А вот ее недавнее «Облачко в рукаве», оно о чужой судьбе. Нежное, сочувственное. Такое в нем, свойственное только ей, Марии Марковой, обаяние. Тоже – чудо!
http://www.stihi.ru/2010/09/08/5478
==============
Меня еще в ней поражает, какой она разнообразный автор. Ее вершины совершенно не похожи друг на друга. Это, кстати, редкое качество даже у замечательных поэтов. Откроешь томик, допустим, Евгения Винокурова, у него что стихотворения сороковых годов, что шестидесятых – везде одни и те же приемы, все как близнецы-братья.
Хорошие, да, но как-то однообразно-хорошие. Я уж не говорю об учениках, допустим, Кушнера, лучшие из которых почти всегда как-то уж очень кушнерообразно-хорошие...
(...Это я так, шутя говорю, пусть не обижаются на меня, если кто из них случайно прочтет. Просто словечко славное вдруг на язык подвернулось.)
...А посмотрите вот на это стихотворение Марии Марковой. Ну что у него общего с теми ее вещами, о которых я тут писал?
Такое оно шаманское, с такими жгущимися повторами, с таким каким-то нездешним почти светом, внутри него горящим!
Как я его люблю!
Вот оно:
ответ на эпистолу
Мария Маркова
М.М. - К.К.: Сhaere.
Кто мне пишет, чьи слова там
жёлтым пламенем текут?
Это лингву – meum fatum –
парки ночью тёмной ткут.
Время, нас не замечая,
друг мой, выйдет, как вода.
Что сказать тебе? Скучаю.
Я в своей глуши скучаю.
Если хочешь, иногда
буду присылать отчёты
о короткой жизни дня,
или нет, постой, чего там –
пару строчек про меня.
Как вчера среда летела,
например, и у окна
я на дерево смотрела,
целый день была одна.
Ни сосед, ни почтальонка,
ни домашний телефон –
только скрипки голос тонкий,
и, с ума сводящий, он,
из всего, что станет прахом,
будет сниться мне один.
Ночью я проснусь от страха,
в темноте проснусь от страха –
он прижмёт к своей груди,
к выгнутой своей скрипичной,
к той ключице, к той струне,
где душа таится птичья,
птичья – плачет обо мне.
Как ты думаешь, откуда
в нас растёт, как слёзный ком,
друг мой, эта вера в чудо,
о котором мы тайком
и себе сказать боимся?
Прятать, молча открывать.
Словно языку-мздоимцу
долг придётся отдавать,
если хоть одно словечко,
полсловечка, если вслух –
скажешь что-нибудь о вечном.
У него – собачий нюх.
Он потом потянет жилы
из тебя: пиши, пиши.
Так и стали мы большими –
от своей большой души.
Это свет, в тебе горящий –
слова жёлтая руда –
нестерпимый, настоящий,
недоступный, как звезда.
Удивления достойна
бесконечная строка,
за которой войны, войны,
смерть земного языка.
Мёртвый он – не говорящий.
Мёртвый он – сплошной ожог.
Но тверди как можно чаще
свой мучительный урок:
domus mea, mea lingua –
не сожги меня, латынь.
Но последней жизни книга –
книга века – не остынь.
Где в одно срастутся корни
языков совсем чужих –
нас такими же запомнят,
нас беспечными запомнят,
умудрёнными запомнят,
ироничными запомнят,
о, конечно же, запомнят,
как последних, как родных.
http://www.stihi.ru/2009/07/16/5755