Как генерал Измайлов с девками воевал (Рассказ)

Кошачья версия событий

1. Что думают о людях кошки
Познакомимся: Брыська – это я! Не удивляйтесь, что кошка соображает по - человечьи. Мы, кошки, можем всё – если захотим. Я – захотела. Достал барин наш Лев Дмитриевич до самых печёнок. Мало ему! Кавалерист! Генерал- лейтенант! Три войны прошёл, в заграничных походах бывал, грудь орденами сверкает! Предводитель дворянства!
Что ещё человеку нужно? Зачем себе жизнь осложнять, задачки подкидывать?
Знаете, что Лев Дмитриевич задумал?
Не знаете, и никогда не узнаете, если я вам об этом не расскажу – лапой о лапу бью!
Ладно – слушайте. Решил мой барин человека нового воспитать, и не просто человека, а женщину. Природу подправить. Мало кому такое удавалось. Но Лев Дмитриевич Измайлов генерал не паркетный – боевой, в походах заграничных многое перевидал. Мозги ему там и свернули. Стал барин говорить мудрено, непонятно, прямо, как наш батюшка Серафим в церкви.
Мы, кошки существа любопытные, пока своего не добьёмся, не успокоимся. Меня потому Брыськой и назвали, что ещё котёнком лезла везде и всюду. Брысь, да брысь, вот и имя появилось.
Отрежьте усы – никто в доме столько о барине Льве Дмитриевиче не знает, сколько – я!
Не хвастаюсь – честное кошачье.
Люди, они что?
Друг к другу всегда насторожены, ждут какой – нибудь пакости или коварства. А кошка? Она для всех кошка. Не стесняются её, не сторонятся: раскрываются полностью. Я же, хвост трубою и наматываю на усы – места много!
До своих походов в земли заморские Лев Дмитриевич имел один явный недостаток – характер: необузданный, дикий. Мог кучера до полусмерти кнутом прибить за то, что колёса у кареты скрипят, или девку, что во вовремя окно не закрыла, и дождиком на пол набрызгало, розгами в кровь высечь, да в колодки на месяц посадить.
Бывало такое! Да что там!
Собрал однажды девок дворовых. Выстроил вряд, как на парад и стал ругаться матерно и бесконечно. Ругается, а сам одним глазком смотрит какая засмущается, заалеется. Тут сразу же здесь на виду у всех сарафан - в сторону, да голяком на конюшню гонят. Так девок одну за другой и пересёк: слов матерных хватило!
Стоит ли удивляться, пока барин воевал, да по походам ходил, девки усадебные дышали ровно, задницы не чесали и вообще жили вольготно, как душе угодно.
Вернулся Лев Дмитриевич –загорюнились.
К прежним его особенностям добавились новые : странные и непонятные. Никто раньше их не замечал. Вдруг ни с того, ни сего объявил себя эллинофилом. Слова такого никто у нас на Хитровщине не знал. Мужики чесали затылки и матерились, не зная чего ждать дальше, девки, да бабы смущённо прыскали в ладошки, подозревая неприличность.
Я же, извелась, пока у знакомых кошек не выведала, что эллинофил – всего лишь любитель Древней Греции, её жизни и обычаев.
В зале, как раз рядом с портретами маменьки Елизаветы Ивановны и папеньки Дмитрия Львовича, барин повесил тоже в массивной багетной раме в раме, написанные аршинными буквами «Правила жизни». Где Лев Дмитриевич их откапал, откуда привёз, наверняка, и Богу неизвестно.
Хотя, не надо обмяукивать – выглядели «Правила» внушительно и умно:
«Три завета жизни и труда: идти вперёд, но помнить о друзьях. Не сомневаться. Сомнение предательству равно».
Или:
«Мужество, одно мужество и бесстрашие раскрывает человека, его силы и таланты. Научись действовать, а не ждать, творить, а не собираться с духом».

Много было этих фраз, где-то за пятьдесят. Всех не запомнила – извините. Но поняла точно: для Льва Дмитриевича они стали единственным и основным источником мудрости.

Из дома исчезли образа.
Их место заняли огромные глиняные вазы, на которых чёрной краской были изображены прыгающие, борющиеся и бегающие голые мускулистые атлеты. Во дворе появились невиданные у нас в тульской глуши приспособления для развития тела.

Новая жизнь началась!

2. Приказано выжить!

Хорошо, если бы только это. Баре русские всегда чудить любили - известно всем, даже нам, кошкам. Мне – то в первую очередь. Перед своими подвигами военными Лев Дмитриевич пытался совершать подвиги гражданские. Мизерные, правда, но для нашей маленькой Хитровщины ощутимые.
То дерево какое-нибудь высадит диковинное, не важно, что засохнет, попытка не пытка – опыт. То осла с лошадью пытается скрестить: не получается – тоже наука!
Меня не обошёл своим барским вниманием. Прослышал в своём Дворянском собрании, что существуют кошки басурманские, турецкие – плавающие. Захотел из меня, такую же сделать! Я - же тульская, коренная, а он меня в пруд бросает раз, другой, да туда, где поглубже. Слава Богу – не захлебнулась! Лапами шлёп – шлёп: выплыла.
Лев Дмитриевич моей не плавучестью нисколько не смутился. Главное попробовал, себя ублажил.
Скажу по секрету: УБЛАЖИЛ – главное в жизни моего барина. Поверьте, кошки не только чувствуют, но и предчувствуют очень многое.
Ублажая самомнение, баюкая и холя его, Лев Дмитриевич, хоть и статный был, и родовитый (матушка его Елизавета Ивановна фрейлиной при Дворе Государевом была), и богатый – популярностью у женского пола не пользовался. Жил одиноким со своим происхождением, звёздами на мундире и деньгами.
Более того, и девицы заневестившиеся и вдовушки молодые боялись его, как антихриста какого-нибудь. Виною всему ублажение это, да нрав крутой.
В наезды свои в Хитровщину между баталиями и Лев Дмитриевич ввёл в своём поместье понятный ему и любимый им казарменный порядок.
Что такое высечь девку сенную или дворовую (именно на них он чаще обращал свой взор - парни и мужики отдыхали) - чушь, безделка недостойная человека военного, и не просто военного, а со смекалкой и чувством?
Ввёл Лев Дмитриевич в обычай земли Хитровской – девок сечь прилюдно - сквозь строй по пять, десять, а дальше уже без чувств и памяти прогонов. Разденут до нитки и –во двор. А там уже в шеренгу выстроившись, подняв розги, как штыки стоят с одной стороны мужики и парни, с другой бабы и девки. По пятнадцать с каждой. Толкнут горемычную между и стегают: один, другой, одна, другая, пока не сомлеет.
То-то потеха!
Девка с ног до головы разлинована, кровь со спины стекает, а Лев Дмитриевич, буд-то бы, и забыл сказать: «Хватит!».
Хватало, лишь, когда девка падала в бесчувствии.
Такая жёсткость, нет жестокость, к полу женскому мне была по - началу непонятна. Чем провинился он перед мужчинами? Мой трёхлетний ум постичь этого не мог. Так и маялась, пока не встретила однажды на выселках кошку Уську. Ей уже шесть лет – по человечьи сорок. Возраст солидный, вполне разумный. Она и надоумела.
Бравый и статный наш барин - генерал лишь внешне мужественный и сильный. Внутри же, всё равно под мундиром, тяжёлым от орденов, или под повседневным байковым халатом с чепцом – напуганный и боязливый мальчишка, мечтающий стать мужчиной.
Благодарить за желание своё он должен маменьку Елизавету Ивановну. Она и сейчас жива и смотрит с удивлением на дела рук своих.
А чему удивляться?
Озлобилась матушка на свет белый, на мир людской. В столицах бывала, при Дворе Государевом волчком крутилась, с самим Государём Николаем Павловичем ручкалась, и дважды вальсировала. А тут тульская глухомань, темнота, Хитровщина.
Надо же было, так судьбе распорядиться!
Попала Елизавета Ивановна к нам почти на сносях, за месяц с небольшим перед тем, как Льва Дмитриевича на свет произвести…
Злющая. Колючая.
Все обиды свои на нём и стала вымещать. Сначала кормилице скинула – чего грудь без толку рассасывать? Когда Лёвушка пошёл и в разум вошёл, стала его розгами охаживать по чём зря и почему попало.
Знай своё место!
Так бывает, если строгость любви предшествует. Говорю вам, как кошка начитанная, историями разными напитанная. У старого барина в старом доме в сельце Милославском огромнейшая библиотека. Я, когда родилась там жила, и ночами в ней пропадала. Все спят, а я читаю. Мы, кошки – существа ночные…
Была там среди книг и «История Государства Российского» Карамзина. Толстенная – восемь томов. Я их еле – еле за полгода осилила. Там, между прочим, рассказывалось о Государе нашем Иване Васильевиче Грозном и его матушке Елене Глинской. Точь - в точь, как с Львом Дмитриевичем и Елизаветой Ивановной.
Знаете, что однажды пришло в мою кошачью голову? Один и тот же человек не умирает, а шествует из века в век, поселяясь в разных людях. Пожил когда-то в Иване Васильевиче, затем поселился в нашем Льве Дмитриевиче, а потом пойдёт дальше, дальше…
Барин наш, не был бы нашим барином, если бы не подправил этого, вселившегося в него человека.
Откуда взялось такое у Льва Дмитриевича?
Самое большое, что на что рискнул в жизни его папенька (рассказывал мне мой ухажёр кот Баник) была дорога из Тулы в Хитровщину. Вроде бы, и чертежи достал и инженера из Англии собирался выписать, а тут взял, да и помер. Осталось всё даже не на бумаге – в мечтах. Сынок - то его не дорогу хочет прокладывать, а природу человеческую ломать.
К чему бы такое?
Мне – глупой и ветреной постичь это никогда бы не удалось. Если бы, не та же Уська много мудрая. Села она, хвост распушила и изрекла:
- Себе жену готовит. По своему нраву, по своим взглядам.
А что – истинная правда!
Вслед за приспособлениями разными для развития и укрепления тела в Хитровщину потянулись возы с розгами: ивовыми, берёзовыми, ореховыми. На любой возраст, вкус и провинность.
Народ гадал, недоумевая – откуда столько вины взять, чтобы горы розог использовать?
Отгадка была простой. Лев Дмитриевич с той же энергией, что на поле боя, решил бороться с бабской природой. Услышали от него селяне, дворовые и домашние лишь два слова: «Приказано выжить!».
Почесали привычно затылки, не понимая, что это значит и разошлись в ожидании.
А означало это вот что.

3. Школа « Мужества и терпения»

Розги везли к нам в усадьбу, а из господского дома по двум губерниям – Тульской и Рязанской разъехались гонцы Льва Дмитриевича отбирать девок для создания в Хитровщине школы «Мужества и терпения». Что это такое, сейчас поясню.
Хоть и ушёл от военных дел барин, без них прожить ни дня не мог. Жизнь гражданская была для него хаосом, неразберихой, «киселём на шишках», как он сам любил говорить.
Понятно, задумав исправить природу человеческую, женскую, развернуть, как утверждала Уська, её к себе и на себя, Лев Дмитриевич в основу преобразований положил свои военные знания.
Только не думайте, пожалуйста, что барин мой лишь очередной слепок с грибоедовского полковника Скалозуба «созвездия маневров и мазурки».
Лев Дмитриевич – человек начитанный, разбирающийся не в одних лишь диспозиционных и фортификационных картах, но и в тонкостях души и чувства.
По секрету: мне – кошке понятны, и где-то близки, его неудачи с женским полом. Он привык повелевать, подчинять, привык что всё и вся безоговорочно, целиком принадлежит его воле – от солдата до лошади, а тут всякие жеманности, хиханьки, да хаханьки, «галантерейное обхождение».
Не его это!
За свое и решил бороться с привычной несокрушимой кавалерийской настойчивостью. Был Лев Дмитриевич к тому времени уже Дворянским Предводителем. С него многое спрашивалось, но ещё большее позволялось.
Я, как-то гуляла по дому (скажу вам сразу – моё любимое занятие!) и обнаружила на столе у Льва Дмитриевича листок, исписанный мелким почерком с двух сторон – начало его речи в Дворянском собрании.
Я сразу поняла важность своей находки и запомнила её наизусть. Прошу извинить меня, приведу, написанное на листке полностью:
« Многоуважаемые Господа!
Вы знаете меня давно и облекли честью быть Губернским Предводителем дворянства, Вашим Предводителем. Знаете и доверяете мне. Доверьтесь и на этот раз. Я хочу в своей Хитровщине открыть школу «Мужества и терпения» для девок от девяти до шестнадцати лет.
У Вас есть жёны, у многих дочери, и Вы не по - наслышке, а воотчию знаете что такое женская натура. Какой в ней главный изъян? Взбалмошность и непредсказуемость. Как бороться с ним? Самым решительным образом: переделывая женскую непригодную для жизни и общества сущность.
Позвольте, изложить Вам мой план.
Все мы в детстве, а кто и в отрочестве, и даже во взрослой жизни, испытали на себе розги и знаем их силу благотворного воздействия. Но есть ещё одно свойство розги, о котором многие не знают и даже не догадываются.
Я вижу среди Вас пастыря нашего, его Преосвященство Антония. Он подтвердит правоту моих слов. Вера наша христианская начиналась с воинства Христова, и детей уже наши пращуры детей воспитывали как воинов, в спартанском мужестве, презрении к лишениям, боли и роскоши.
Но такое воспитание применяли не только к мальчикам. Но уже тогда, в глубокой древности так же пытались воспитывать девочек и девиц, будущих жён и матерей. Справедливо полагая, что здоровое потомство могут дать только женщины, познавшие на себе премудрости науки самовыживания…
На этом слове текст на листке обрывался. Не знаю, вызвала ли горячая речь Льва Дмитриевича аплодисменты, но видела своими глазами, как, вернувшись с Дворянского собрания, барин собрал мужиков, тех, что посмекалистей, и долго что-то им объяснял. После они разъехались по деревням, а ещё через несколько дней в Хитровщину съезжаться телеги с зарёванными и раскрасневшимися от страха неизвестности девками.
Тут и раскрылась первая тайная барина нашего. Мужики с бабами, узнав её лишь привистнули – чудит снова Лев Дмитриевич, ох и чудит!
Отобрали тридцать девок. Число святое, кратное. По – христиански – счастливое!
Отбирались они просто. Сарафанчик, привычно - в сторону и, пожалуйте на лавочку верхом, ручки вперед и с двух сторон розгами, затем повернут и по местам нежным, передним охаживают – смотрят ерепенется или нет. Какая кричит благи матом – в сторону, какая слезами обливается – в сторону, трясётся как осиновый лист - отходи!
Больше всего задевало в отборе бывалых Хитровцев, что девки секлись не по правилу, не по дедовскому уставу – верхом на лавке, и не привязывались.
- Не по-нашему, не по- русски,- говорили, - по басурмански как-то. Высечь, конечно, надо, и лишний раз никогда не мешает. Но так принято, как деды завещали…
Я уже говорила, что Лев Дмитриевич был барин особенный – с пружиной внутри. Она долго закручивалась в нём невидимо, а начав раскручиваться, несла вперёд, ломая преграды на пути. Так было в его кавалерийском прошлом – раскрутилась до генерала – лейтенанта, так началось и сейчас.

4. Хитровские спартанцы

Вы, наверняка, догадались, говоря в Дворянском собрании о сходстве традиций спартанского и христианского воспитаний, Лев Дмитриевич имел ввиду, прежде всего, свой план переделки несовершенной женской натуры.
Я сгорала от любопытства: с чего он начнёт?
Начал с того, что собрал девок не во дворе, как им полагалось по низкому происхождению, а в парадной зале, в той самой, где ещё в молодости своей Дмитрий Львович и Елизавета Ивановна давали балы, известные всей губернии своим оркестром.
Теперь на дубовом, отполированном и натёртом до зеркального блеска паркете стояли шестьдесят переминающихся в смущении босых ног.
Лев Дмитриевич был краток. Настолько краток, буд-то бы отдавал приказания:
- С того дня вы учитесь в школе «Мужества и терпения». Для вас это означает круглосуточно полное отсутствие одежды и ежедневные порки. Почему, зачем откладывается. Объясняю первый и последний раз. Кто не поймёт, того будет учить конюшня.
Вы будете первыми не только в нашей тульской губернии, но и во всей России, воспитанными по- новому, точнее по забытому неразумно старому – по – спартански: выносливыми, бесстрашными, смелыми, чтобы и дети, и внуки, и правнуки ваши были такими же!
Я замерла в восхищении: вот какой умный барин у нас!
К умным, меня тянуло неудержимо…
Лев Дмитриевич продолжал:
- Что такое спартанское воспитание для вас русских сопатых девок? Это – три закаливания. Тепловое – к холоду, жаре, неудобствам и лишениям. Поэтому без одежды. Болевое - ежедневными разнообразными порками. Не за вину. Тренируя свою мужественность и отсутствие боязни боли. Нравственное – скромностью в словах и поступках.
Понятно?!
Девки угрюмо молчали. Мне было откровенно стыдно за них. Я бы промяукала, то, что надо, так ведь не поймёт барин, кошачьего он не знает. Русский знает. Французский знает. Итальянский знает. Кошачий – нет. А жаль…
- Понятно?!!!
Уже не спросил, а прокричал Лев Дмитриевич. Девки, чувствуя, что гроза надвигается и замаячил столь пугающий призрак барской конюшни, стали гудеть, шушукаться.
Наконец, вышла одна – самая бойкая, представилась:
- Настаха, дочь Карпова из Милославского. Двенадцать лет.
- С моей родины, - улыбнулся Лев Дмитриевич. Его круглое лицо, бывшее до этого сурово напряжённым, - расправилось, подобрело.
- Говори!!!
- Вы, барин – наш господин со дня рождения и до гроба. Мы рабы Ваши – приказывайте, что желаете. Исполним с желанием и радостью!
Эти слова ещё больше обрадовали старого вояку, но он всё же поинтересовался:
- Это твоё мнение или всех?
- И моё, и всех, - быстро ответила Настаха.
- Тогда, что первое в спартанском воспитании?
Дважды напоминать девкам не пришлось. Они покорно сбросили с себя сарафаны и гуськом, одна за другой сложили у ног Льва Дмитриевича.
Я видела, как он впился глазами в их расчерченные недавними пробными порками тела. Но это был взгляд не старого сладострастника, а воспитателя, уже здесь, уже сейчас просчитывающего путь каждой…

5. Розги всякие важны

Взрыв возмущения Хитровцев вызвал вид шастающих по поместью голяком девок. Бабы постарше крестились и шипели вслед: «Бесстыжие…». По - моложе смущённо прыскали, прикрываясь ладошкой – мол, всякое бывает. Мужики, кто таращил глаза, кто, перекрестившись, сплёвывал, а у кого портки едва не сваливались от возбуждения.
Смешные существа люди!
Нам, кошкам, бывает совсем непонятные. Всего-то делов, одёжку, которая и так была лишней – девки молодые, стройные, одна к одной: загляденье! Столько шуму! Отец Серафим специально к Льву Дмитриевичу приходил, пытаясь его урезонить. Куда там! Разогнался барин, на полном скаку – не остановить!
Представляю себя в сарафане. Ужас! Баник бы от такого моего вида дёру дал, не отыскать потом!
Барин есть барин. Его воля закон для сельской и домовой челяди. Пошумели, пошушукались и успокоились. Барину виднее, как надо, барин лучше знает, что можно, чего нельзя. На том и порешили.
Их, кстати, никто и не спрашивал. Но надо же своё крестьянское самомнение потешить, суждение высказать. Не знаю, как у других народов, у русского, среди которого живу я, эта черта характера проявляется ежедневно. Побурчать, погудеть и успокоиться в самоудовлетворении.
Согласна – непривычно, когда голые девки на разных палках и загогулинах на виду у всех крутятся, выставляя на показ срамное, но это всё же лучше, чем сквозь строй бегать, а потом неделями отходить…
Лев же Дмитриевич взялся за переделку «постылых девок» всерьёз. Он и в бою, как гласит семейное предание, был таким же решительным и - осмотрительным. Себя и лошадь - в последнюю очередь. Главные слагаемые победы – правильно выбранные стратегия и тактика.
Уверена - в своём плане исправления женской натуры, Лев Дмитриевич подробно просчитал и стратегию – что получится из девок, и тактику, что следует делать сейчас, сегодня, чтобы это получилось.
Любопытство пожирало меня: что барин напридумывал?
Я бы, наверняка заболела, или что – нибудь сделала с собою, если бы не явился спаситель в образе полковника Андрея Степановича Райского тоже кавалериста, боевого приятеля Льва Дмитриевича. Райский проезжал мимо Хитровщины в Москву. Заехал с визитом вежливости – коньячок и чаёк попить, посудачить о жизни и женщинах. Когда же увидел бронзовых от загара, стройных как молодые берёзки девок, решил остаться.
Какой мужчина мимо такого цветника проедет, а себе цветок не сорвёт?
Андрей Степанович теперь тоже будет участвовать в нашем повествовании – прошу любить и жаловать!
Чтобы закончить со знакомством, скажу, что у Андрея Степановича были две внешне запоминающиеся сразу необычности, приобретённые им в заграничных походах 1813 и 1814 годов.
В 1813году пуля попала ему в левую ногу, и он с тех пор на неё хромает.
В 1814 году рядом разорвалось ядро, начинённое порохом, и он потерял правый глаз. С тех пор носит на нём чёрную повязку. Ну, прямо непобедимый английский адмирал Нельсон. Во всём другом Андрей Степанович милый и галантный человек, правда, тоже не женатый.
Вот ему-то, и рассказал о своей стратегии и тактики в воспитании девок наш барин.
Старинные друзья, как и раньше, коротали время в зале у камина за традиционной рюмкой коньяка. Я же затаилась под одним из двух плюшевых кресел.
Пока не забыла. Старые вояки, встретившись под влиянием коньяка, тут же вспоминали и другие вольности армейской жизни. В первую очередь речь густую, сочную, матерную.
То, что мужики, бабы, и даже дети малые чехвостят друг друга матом – дело привычное. Господа же, наши, баре словом матерным, по- моему, дух народный пытаются осознать. Прикоснуться, хоть так, к тому, чего совсем не знают и о чем совсем не ведают. Между собою они чаще если не на мате, так не на русском, французском языке говорят. Шармант, да и только!
Знакомясь с нашей историей, знайте, что я намеренно опустила все матерные словечки, наполнившие до краёв речь моих героев – воспитателей.
Сидя под креслом, я узнала для себя много нового. Оказывается спартанские закаливания – хождение голышом, постоянная порка и сдерживание себя – цветочки.
Стратегия переделки женского поразила меня истинно генеральским размахом и энергией наступления.
- Я, когда приехал сюда в Хитровщину чуть с ума не сошёл от скуки. На стену лез от безделья. К чему себя приложить – не знаю. И тут осенило: жену себе завести необходимо! Не просто жену - супругу запечную, а чтобы заводила, влекла! Возраст ведь, далеко не мальчишеский.
Где взять такую?
От окрестных дамочек – фифочек, ты знаешь, меня воротит, да и тебя тоже. Назначить жену из сенных – можно. Да толку-то что? Будет в рот смотреть, косою пол подметать. Нет – это не путь.
Вспомнил я тогда наш пажеский корпус, увлечение горячее спартанской историей, спартанским духом…
Как это у Тиртея:
«Ибо не будет никто доблестным мужем в войне
Если не будет отважно стоять ввиду сечи кровавой
Или стремиться отважно в бой рукопашный с врагом…»
Вот - где собака зарыта! Соединить мужское и женское в воспитании. Воспитывать одинаково. Так оно и было у спартанцев. Мы порастеряли и забыли.
Что в России – ничего! Воспитывают клуш уже с пелёнок, чувственных уродок.
Обратившись к спартанству, я и решил возродить здесь в Хитровщине бывший тогда отряд – агелу – тридцать питомок.
Ты, Андрей, их видел на гимнастике. В ней, я, конечно ни черта (здесь было другое более крепкое словечко!) не смыслю. Пусть вертятся, крутятся, как Бог на душу положит! И- то хорошо! Свои кости и мышцы развивают, себя показывают!
Но это разминка перед главным. Главное для них - занятия в школе «Мужества и терпения». Как барин их, полный властитель душ и тел, я бы мог и здесь просто приказать девкам, но это согласись, совсем не то. Грубо и по- деревенски неотёсанно. Они сами должны хотеть заниматься.
Для этого им и нужен пример для подражания.
Я нашел его – Артемида. Помнишь «Древнюю историю»?
«Она – защитник младенцев и всех животных, сосущих молоко, а так же подростков и молодняка. Она всегда приходит на помощь тем, кто нуждается в ней и она, единственная Богиня, наказывающая обидчиков женщин – убивающая таких мужчин».
Так я выстроил себе некоторые нравственные рамки. Иначе можно далеко зайти, ломая природу человеческую.
Кроме того, и быть может, это самое важное, В Спарте у Алтаря Артемиды Ортии – лесной проводились ежегодные «Дни мужества и терпения». На них, это уж ты запомнил, точно, секли в кровь мальчишек, испытывая их выносливость и презрение к боли. Секли исключительно розгами, причём побегами только молодых деревьев. Спартанцы считали, что в этом случае по - мимо волевого и болевого воспитания, такие розги передают через удары волшебную силу плодородия и роста.
Я хочу возродить прекрасную спартанскую традицию в нашей Хитровской школе. Культ розги как предмета воспитания: распаренной, солёной, уксусной, запечённой в тесте!
Это для девок красивое название школа «Мужества и терпения». Для меня, для нас, она школа сечения, в которой рога главный и основной учитель.
Артемида – всегда охотница. Её девиз – девиз моих девок: «вижу цель – не вижу препятствий».
Я рассказал тебе, Андрей, первую, видимую часть моих воспитательных планов.
Но, как показали новейшие исследования европейских учёных на одной физиологии далеко не уедешь. Тем паче с женским полом.
Помнишь бретонских жуирок? Да, они торговали своим телом, но как божественно танцевали…
Наши медведи губернские - помещики с прошлого века завели себе моду на балетные театры. Глупое, неуместное подражание цивилизованным странам. Девки корявые, не то что бы танцевать - двигаться не могут. Их секут, употребляют по женской части, снова тащат на сцену, снова секут, снова употребляют – и так вертится! Разве это балетный театр? Обычный приусадебный бордель!
Предлагаю тебе, Андрей соучастие в воспитании моих Игриц, так я назвал наших Хитровских танцорок. Надеюсь, не откажешь!
Дело презанятнейшее!
А теперь то, что заставит тебя остаться и помогать мне без колебаний. Третья и заключительная часть моих занятий с девками - ПОСВЯЩЕНИЕ В ЖРИЦЫ АРТЕМИДЫ.
Самую отличившуюся на ПОСВЯЩЕНИИ я возьму в жёны, дам ей вольную. Тебе тоже подыщем невесту – согласен?!

Вот такой разговор услышала я из под кресла. Передала, как смогла. Если что и забыла, не обессудьте, кошка ведь…

6. Как попки становятся полосатыми,
сиськи синими, а щёлки мокрыми

Пора мне, уважаемые читатели, от размышлений, вольных полётов мысли, перейти к столь ненавидимой многими прозе жизни и, наконец, рассказать, как устроил Лев Дмитриевич Измайлов, свою школу «Мужества и терпения»
Первым пострадал мой ухажёр кот Баник. Его выгнали из бани. Пришлось приютить у себя на чердаке. В тесноте, да не в обиде.
В бане и разместилась школа «Мужества и терпения». Школа – сильно и громко сказано. Две лавки - длинная и короткая и несколько бочек с мокнущими в них розгами с солёной водою, уксусом и каким-то вонючим раствором, тайну состава которого Лев Дмитриевич никому не раскрывал.
Было ещё два, позаимствованных экс – генералом у Святой инквизиции приспособления, окрещённые доминиканскими монахами «кафедрой». Деревянное возвышение очень похожее на ступеньку, с ручками наверху, чтобы держаться. На него девка становилась на колени, предоставляя изменяющим её натуру розгам спину и попку.
Следующее творение, над которым Демьян – плотник колдовал несколько дней была «кобыла» две сложенные острыми краями доски, на которые воспитываемую сажали верхом.
Воспитание, скажу, даже по моим кошачьим меркам - сильное!
Я же говорила: Лев Дмитриевич за мыслью, за идеей в карман никогда не лезет – выдаёт сразу и целиком. Девку секли на этой самой «кобыле», заставив поднять над головой руки, сцепив пальцы на шее наподобие замка. Стегали по грудям, вздрагивающим от ударов (если они были) и по животу.
Скажите, после этого мой барин не затейник?
Кстати, с Артемидой этой – богиней презабавная история вышла.
Решил Лев Дмитриевич для наглядности и показу образ её изваять. Не сам придумал. У греков взял образец. Может быть, видели. Я эту скульптуру несколько раз встречала – бегущая в короткой тунике (так у греков называлась женская одежда) с открытой левой грудью девица. Рядом, у правой ноги не то деревце, не то веточка, а может и листок какой -нибудь.
По этому образцу заказать бы Льву Дмитриевичу статую Артемиды в столице, на худой случай – в Москве. Он же нет – сами мол с усами (это я о себе, барин усов не носит). Поручил ваяние и кому? Тому же Демьяну – плотнику.
Слышала я от мужиков выражение «зайца тоже петь научить можно, если посечёшь перед этим хорошенько».
Так оно и вышло с Демьяном. Страх сделал своё дело. Изваял он Артемиду. Огроменную почти в два метра ростом. Не беда, что лицо у неё было совсем не греческое русопятое, курносое и пухлое сильно напоминавшее Парашку – старшую демьяновскую дочь.
Главное - образец для подражания был готов.
Что такое статуя?
Истукан истуканом, если конечно не окружить её легендами и мифами.
Немного отошел Демьян от образца и в другом.
Греки она на тысячелетия статуи свои из мрамора делали. Где его взять у нас на Хитровщине?
Сваял Артемиду Демьян из дерева. А что? – тоже не плохо. Если, конечно, жуки - древоточцы не нападут…
Приятели – вояки приняли работу.
Андрей Степанович даже подмигнул своим единственным глазом новоявленному скульптору, чем испугал его невероятно.
Артемиду Хитровскую установили посреди усадьбы, на дороге между гимнастическими приспособлениями и баней. Несколько дней она стояла и смотрела не по- артемидовски: романтично – в даль. Но, вскоре взгляд её стал осмысленным.
Недаром же говорят: «военный не профессия – судьба». Военным надо родиться, а потом уже подвиги ратные совершать. Смею заметить, так оно и было с Львом Дмитриевичем и Андреем Степановичем. Если бы не их настоящие войны, они бы придумали свои – совсем не игрушечные и не потешные.
Не зная в гимнастике, гимнастических упражнениях ничего, они отдали эту часть занятий девкам – пусть вертятся, пока сил хватает, свои прелести показывают!
Зато своё взяли во всяких военных пластунских премудростях. В обучении маскировки и окапыванию. Огородные лопатки для этой цели приспособили.
Особенно нравилось смотреть нашим воспитателям, как девки после дождя лазят под натянутой веревкой.
Перемазанные грязью с ног до головы!
Тяжело в учении – легко в бою!
Не зря же друзья – ветераны были отмечены самим Государём такими чинами и наградами?!
Мысль их работала безостановочно и в одну сторону: сделать из Хитровки для девок не подобие, а взаправдашний военный лагерь. В нём и обучать.
Отличился на этом поприще Андрей Степанович. Вот уж никто не ожидал от него, постоянно стесняющегося своих ран, такой прыти!
По разработанным полковником Райским «Правилам жизни в Хитровке» девки спали на досках лишь слегка прикрытых соломой. Пробуждались они разом от звука горна. Его как сувенир привёз из Парижа Лев Дмитриевич. Годы он висел в сенях без дела, зеленеть начал и вот – пригодился!
Изюминка «Правил жизни в Хитровке» была в отхожем месте.
Думаете, шучу? Нисколько. Кошки вообще шутить не умеют. В этом их беда и достоинство. Видят мир неискажённо.
Вы не улыбайтесь. Пораскиньте мозгами. Может быть в отхожем месте, его разумном обустройстве и есть та самая вековая, посконная русская правда?
Смеёмся, стыдимся того, что нам более всего важно для жизни и здоровья организма.
Нет, кошки над таким не смеются!
Чуть дальше гимнастических и фортификационных сооружений окопов и лазов, по приказу Андрея Степановича, и при полном одобрении Льва Дмитриевича мужики вырыли глубокую выгребную яму, замостив её сверху досками с пятью отверстиями – очками: для нуждающихся.
Вот что значит разумная новация!
Усадьба преобразилась и приобрела столь желанный нашим барам военный, походный вид.
Звучал горн. Обычно в пять или полшестого утра, когда друзья – воспитатели просыпались.
Для сна девок приспособили старую ригу. В ней хранились обломки сельскохозяйственных увлечений Льва Дмитриевича: заржавленные, с остатками земли тяпки, выщербленные лезвия кос, колёса от давно не существующей телеги. Хлам выбросили.
Незаменимый и здесь Демьян - плотник сколотил нары.
Много ли надо для тридцати душ? Так и зажили.
Старую ригу, между нами говоря, Лев Дмитриевич совсем в уме не держал, как что-то стоящее, собирался разломать или сжечь.
Теперь же торжественно наименовал «Домом Артемиды».
Представьте!
Раннее туманно – дымное утро. Солнце еле- еле пробивается сквозь деревья. Звучит горн (спасибо за звук Андрею Степановичу, одну мелодию, хоть с трудом он выучил!).
Девки одна за другой пружиня и распрямляясь выбегают из «дома Артемиды», кувыркаются на гимнастике, лазят по – пластунски.
Самая сильная нота утра нужник.
Все бегом - к нужнику!
Высаживаются по пять, широко расставив ноги, чтобы барам хорошо было видно.
Сначала малая нужда, затем большая.
Что меня удивляет – смотреть за этой естественной человеческой надобностью из утра в утро не надоедает, едва пробудившимся от сна воспитателям.
Более того они требовали, чтобы девки облегчаясь смотрели им прямо им в глаза: мол так животные делают, а чем девки отличаются от них?
В общем, утренний спектакль в шести актах и пяти действиях.
Но на этом Андрей Степанович не успокоился. Хорошего друга и помощника подобрал себе наш барин!
Войдя в преобразовательский вкус, полковник Райский тот же армейский распорядок внёс и в занятия школы «Мужества и терпения».
Прежде всего, повинуясь античной жизни, он уговорил своего приятеля кроме культа розги, особенно для младшей группы – десяти девок от девяти до двенадцати лет, применять крапиву как воспитательное и закаливающее к боли средство.
Деление на группы – тоже Андрея Степановича идея. Средняя - девки тринадцати, четырнадцати лет, старшая пятнадцати, шестнадцати.
Соответственно и обучение для каждой группы разное.
Общим было одно – секли непросто, по- дедовски, на лавке, а ставили коленями на горох сушённый на «кафедру», сажали верхом на «кобылу» обязательно подстилая вниз под срамные девкины места крапиву.
Жгучку, как её у нас на тульщине называют.
Секли всегда в две розги по обоим половинкам.
Младшую группу по триста розог, среднюю по тысячу, старшую по полторы тысячи.
Вот и вся наука.
Нет ещё.
Можно было бы забыть, пропустить, если бы не стратегические матримониальные планы Льва Дмитриевича. Я не даром обмолвилась о синих сиськах.
Не моя это кошачья, мартовская выдумка!
С такими, даже не синими, иссиня чёрными сиськами возвращались из барского дома его наложницы Настаха Карпова и её старшая подружка пятнадцатилетняя Нимфодора (имечко-то какое!) Хомякова.
Девки, как и я от любопытства сгорали, спрашивали их: «Что там с вами делали? Почему сиськи синие?»
Ответ был всегда один:
- Любовью занимались. А что это такое узнаете сами, когда вас на ночь обсуживать господа выберут…».
Об этом обслуживании и о подчинении и принадлежании господам – барам мы поговорим чуть позже.

Здесь же хочу сказать, что девки – все тридцать были, что называется «с перцем» и если не жаждали, то хотели барской постели и барских ласк.

Такая уж натура женская – привязчивая!

7. Игрицы

Бывают ли кошки вороватыми?
Бывают. Пример – я. Когда такое случается? Когда любопытство застилает разум, когда хочешь немедленно узнать сразу всё и до конца. Так случилось со мною. Услышала про наших Хитровских игриц и не смогла удержаться, стащила тетрадку в малиновом сафьяном переплёте – записки одной их них той самой многострадальной Нимфодоры Хомяковой. Общение с барской постелью кроме всего прочего выучило её грамоте и научило писать. Барину тёмных девок не нужно!
Тетрадку неугомонная Нимфа (так её называли все недлинно) просто - напросто забыла во дворе, на земле. Я и прибрала её к своим лапам. Точнее – цап зубами и утащила на чердак.
Но прежде, чем познакомить вас, мои читатели с её содержимым – не могу удержаться – поразглагольствовать немного сама.
Я уже где-то говорила, что усадебные театры с девками актёрками и балеринками стали модным поветрием. Господа –помещики побывали в заграницах, увидели жизнь не нашу – кондовую, а цивилизованную, и вознамерились, хоть кусочек, хоть малость, воспроизвести у себя дома.
Но, как говорится: «хотелось как лучше, а получилось, как всегда». Уродливая пародия, сатира на театр!
Девки слыхом не слыхавшие, видом не видавшие никаких графинь и принцесс должны были изображать их на сцене. Да, не просто изображать, да ещё и танцевать при этом!
Представьте, что они выделывали на сцене, какие графине с принцессами у них получались!
Не помогали ни розги, ни кнут даже. Красивая европейская игрушка быстро превратилась в театральную увертюру перед тем, как возлечь с девкой на ложе.
Потому и наряды их были нескромными, а затем и вообще исчезли. Девок выводили играть в чём мать родила и, собравшиеся в зале помещики горячо и страстно обсуждали женские прелести, выбирая себе «подружку на ночь» .
Подобные ухищрения непонятны нам, кошкам. К чему такой огород с музыкой и декорациями городить, если можно просто приказать лечь в постель?
Люди, они, существа странные. Им дай сначала культуры, а лишь потом они своё безкультурье выкажут: во всей красе и всём размахе!
К счастью, барин мой Лев Дмитриевич, хоть, здесь оказался другим. Цивилизацию видел, а вот театр в Хитровке не завёл.
Была тому веская причина. Лихой кавалерист по воле военной судьбы, он не один год общался с солдатами, таки же, как Хитровские парни и мужики, и понимал, что ни они, ни их жены и дочери просто неспособны что-то чужое, не своё, не себя. Для этого у них ни происхождения, ни образования – вообще ничего не было.
Так и появились в Хитровке Игрицы.
Теперь к Хомяковой Нимфы малиновой тетрадке.
«…Давно ничего не писала. Затеял барин со своим другом делать из нас, как они называют «настоящих женщин». Ничего нового. Разве что порок до ушей, по горло; да пристают чаще, любезностей женских требуют. А тут ещё – Игрицы.
Девки и так все с ног до головы в синяках, и какая-то новая затея.
Самые маленькие у нас девятилетки – сестры Агриппина и Полина Шлыгины, узнав спать перестали – теперь совсем со свету изживут…
Правильно говорят – у страха глаза велики. Я так думаю своим недоразвитым умом – надоело барам каждый день видеть наши голые кровавые задницы, делать вид, что не замечают, как мы еле сдерживаемся, чтобы не сорваться на крик под розгами.
Захотелось новенького, свеженького. Велика ли заслуга для мужика настоящего только девок драть, да на свой уд насаживать? Или сиськи крутить? Животы, и то, что там пониже – кусать?
Вот и придумали Игриц. Тех же танцорок балетных. Но, они, как я вычитала, когда ещё была воспитанницей барской, в одной из книг библиотечных, изображали собою всяких госпож и ангелов.
Мы же должны показывать на сцене, то, что делаем с барами в постели. Без утайки, не краснея и не жеманясь – иначе уже не розги, а кнут будет с тобою разговаривать…
Легко сказать – труднее сделать. Девки то все, и даже маленькие сёстры Шлыгины прошли через барскую постель. Два барина, два мужика – сила!
Проходили они через постель под покровом темноты ночной. Любезности свои отдавали тайно, лишь ощущая их, не видя. Здесь же позор на глазах! Делать такое прилюдно!
Девки, как услышали, что от них хотят – в рёв сразу. Стоят, дрожат как осиновые листья, пот с них ручьями стекает, а сами красные – красные, точно раки варённые.
Баре наши не зря военными были! Гаркнули так, что мы и про страх, и про стыд тут же забыли. Овечками нежными стали… Игрицами…
Что мы делали? Не поверите, какой стыдобой занимались…
Вот, к примеру. Танец - «Хочу барина». Надо выйти на середину сцены, сколоченной плохо. Доски скрипели и прогибались ( мы вечно зацепляли и ранили ноги), выйти и подняться на цыпочках. Одну руку заложить за шею, другой тереть там, внизу, вы понимаете, не мне объяснять. При этом смотреть барам прямо в глаза и не краснеть. Попробуйте! Я девять раз побыла под кнутом, пока освоила.
Или – «Куколки». На той же сцене, на глазах у бар, мы должны были ласкать друг друга. Это ли не позорище!
И не просто, а страстно любить. Целовать не для форсу, а по- настоящему. Доводить друг друга до блаженства, до изнеможения.Если не сможешь – кнут!
Особенно от этих «куколок» страдали сёстры Шлыгины. Им-то по возрасту трудно было блаженство ощутить. Кнута дали им такого, что кожа на попках клочьями висела!
Или, так любимый барами «Цветник». Они раздевались, и мы с ними на сцене предавались любезностям любовным. То-то крику, то-то смеху, то-то удовольствия было! Говорят, что скоро для нас грядет Посвящение той самой, стоящей посреди усадьбы Богине.
Баре будут выбирать для себя невест, будущих барынь. Не знаю, фантазия это или правды – девки уже готовятся.
Ещё бы!
Кому не хочется госпожою стать?!!!

8. Посвящение

Я вместе с вами перечитала записки.
Врёт, Нимфа, не смущаясь!
Не готовятся, а мечтают, жаждут быть повелителями – госпожами - девки. Откуда у них такая страсть – понятно. Может и не такое случиться, если чуть ли не с младенческих лет под розгами и кнутом ходить.
И как сильно обуяла их эта страсть!
Чуть - чуть, что не по нраву, друг друга за волосы таскают, носы в кровь разбивают…
Завелись, разбудились девки!
Прежде, чем рассказать, что было дальше – всего несколько слов о себе любимой. Какая кошка не любит себя, не считает лучшей, самой красивой, а то и самой умной, как я!
Но и у меня бывают провалы в памяти.
В самом начале моего рассказа, когда завязывалась его ткань, я упустила очень важное.
Девок, едва привезли в Хитровку сразу же погнали в баню отмываться, да заодно и освободили от лишней растительности внизу живота. Навсегда. Маленьким процедура эта не понадобилась, а большие восприняли её с достоинством.
Ещё бы!
Специально для бритья и «надлежащего вида» из Тулы для них цирюльника привезли! Как совсем для настоящих госпож! Да не одного – с огромным кожаным баулом, полным пилочек, щёточек, ножниц.
Они хоть и напугали немного девок своим блеском и металлической холодностью прикосновения – но, всё же, больше обрадовали: барин не только сечёт, но и заботится о них! Добрый, хороший барин!
Чего нельзя сказать о Хитровцах. Несколько недель, в основном бабы, судачили по – поводу бритья.
Кем девок не обзывали!
И «курицами общипанными» и лысыми коленками, и ещё, кое- чем похуже. Прекратилось обзывание разом. Лев Дмитриевич отправил двух самых ярых охульниц на конюшню. После они стали согласны с новым видом девок, и не только согласны, но и столь же яростно принялись убеждать других баб, что «совсем не плохо, если посмотреть внимательнее…
К Посвящению оба воина – воспитателя до мелочей продумали диспозицию. Лев Дмитриевич съездил в Тулу за красками, пробыл там весь день, облазил закоулки, но нашел только и нашел, что требуется: охру, сурик и белила.
Зачем?
Что бы раскрасить девок с головы до ног. И не просто: со смыслом, со значением.
К слову. В библиотеке старого барина Дмитрия Львовича было много толстенных книг по путешествиям в далёкие, очень далёкие страны – с картинками. Встречались и совсем дикие, голые люди от макушки до пяток кругами, ромбиками, квадратами. Там объяснялось, что ими они отгоняли от себя злых духов.
Оттуда и позаимствовал раскраску Лев Дмитриевич. Как всегда, добавив своего – измайловского.
Чтобы девки не забывали и век свой и век свой жизненный помнили, что они навсегда в его, барской власти, распорядился у них на лодыжках и запястьях сделать как бы наручники и кандалы рабские. Белилами.
Андрей Семёнович тоже в стороне не остался. По его приказу девкам груди суриком окрасили, а соски на них – охрою. Этакими павлинами сделали. Но, ведь Посвящение! Скупиться что ли на краски?
И, главное, гусарское внизу обе половинки тоже охряными сделали. В память о ночах проведённых…
Но и на старуху бывает проруха.
Чего не учли стратеги и тактики воспитания? С моей кошачьей точки зрения – главного: музыки. Без неё какое Посвящение? Так, топтанье, кривлянье на сцене.
С музыкой было туго. В доме, в зале, стоял рассохшийся до трещин рояль – наследство Дмитрия Львовича. Играть на нём никто никогда не умел, и большинство клавиш со временем выпали, зияя чернотою, как отсутствующие старческие зубы.
Да, к тому же, проводить Посвящение в доме, без гласности всенародной – не то, совсем не то!
Закручинились генерал с полковником. Девки уже раскрашены, что называется копытами бьют, а музыки, как не было, так и нет.
Пока баре в печали думают, я расскажу вам по - секрету, что девки сами решили о своей будущности. Нам, кошкам непонятно, а для людей привычно –выкаблучиваться, выпадать из своего сословия. Это, как, например, из одной породы в другую перепрыгивать. Смеётесь? Зря!
Для девок ставка здесь больше жизни. Когда им ещё судьба так широко улыбнётся?!
Так стоит ли удивляться, что честное соревнование они предпочли сговору. Совсем не по - спартански! Зато очень по- русски.
Честно скажу: затея Льва Дмитриевича и Примкнувшего к нему Андрея Степановича с переделкой, точнее с подделкой, подправкой девок под себя, под свою натуру и страсти, мне с самого начала показалась сомнительной.
Перед сном мы с Баником обсуждали её не раз подробно и решили – не выйдет! Это, как, если бы нас, кошек дрессировать. Ерунда! Не дрессируемые мы!
С девками - та же картина. Они могут и прикидываются покорными, послушными, но их и желание быть не наложницей, а любимой, не рабою, а госпожою - не меняется.
Этого-то баре воспитатели не приметили, не учли. Видно частичка скалозубская в каждом однажды надевшим полковничей и, тем более генеральский мундир, присутствует.
Вам интересно, что девки решили?
Разве, сами догадаться не можете?
Кого выбрали себе в невесты - жёны Лев Дмитриевич и Андрей Степанович? Не сестёр же Шлыгиных с постоянно мокрыми от слёз глазами?!
Конечно же, правильно: генерал Измайлов Лев Дмитриевич - Настаху Карпову, полковник Райский Андрей Степанович Нимфодору Хомякову.
Но главный вопрос и нерв нашей истории - выбрали ли? Или им не оставили девки другого выбора.
Ответ на него простой, дальше не куда: не оставили! Вот она якобы изменённая военным, спартанским воспитанием женская натура! Неизменяема она так же, как кошки не дрессируемы.
Более того - назначив Настаху и Нимфодору жёнами остальные девки потребовали клятвенно заверить, что те, когда станут госпожами, не забудут о своих совоспитанницах и найдут им всем места и местечки при барском доме.
Вот такой договор случился!
Заболтались мы с вами. Лев Дмитриевич и Андрей Степанович давно уже музыку для Посвящения нашли. Жалкую, но какая есть. Вспомнили, что у вечно весёлого (с чего бы?) пастушка Парамошки есть дудочка. Ну, такая, знаете, сопелочка – он на ней коз, овец, и коров барских ублажает.
Позвали Памошку. Засопел он на своей дудочке – заунывно, протяжно, печально – мухи дохнут! Кончил сопеть. Засмеялся. Мол, это я так душу дудке изливал.
- Что- нибудь ещё умеешь?!
Голос Льва Дмитриевича заметно погрубел, и теперь уже перед Памошкой возникли в утреннем мареве мужики – косая сажень в красных рубахах, с розгами в руках.
-Умею! Русскую плясовую!!!!
Заиграл. Загудел. Засопел.
Открыто и весело, каким и сам был.
- Подойдёт!
Я не стану рассказывать вам как происходило Посвящение.
Пофантазируйте, попредставляйте сами!

Смешно ведь, забавно.
Баре из кожи лезут, чтобы выказать свою волю и власть, а уже всё заранее решено и расписано…
Посвящение!
Кого и во что – вопрос!
Что напоследок? Правы оказались мы с Баником – изменить хотя бы на йоту женскую натуру, тем более девичью – молодую, стойкую нельзя. Даже опытным военноначальникам , даже с их стратегий и тактикой.

Такая вот история у нас на Хитровщине вышла.