ЖЕНЕ МАШЕ И ДОЧКЕ САШЕ
1.Не Вайс
Если бы, кто-нибудь в лет пятнадцать – шестнадцать, сказал мне, что буду разведчиком, то я бы, покрутив пальцем у виска, ушел, рассмеявшись. Большей глупости в то время для меня не существовало. Подозреваю – так бывает всегда: дети из офицерских семей стараются подальше держаться от военного, тем более от разведки. Призрак казармы витает над ними.
Кто-то, в том числе и наш нынешний Президент, мечтал с детства стать разведчиком, смотрел по несколько раз фильм «Щит и меч», как образец профессиональной преданности и чувства долга.
Мне тоже нравился и нравится главный герой картины Вайс – Белов в блистательном исполнении Станислава Любшина.
Не потому - что разведчик. Меня притягивает его характер: немногословный, волевой, решительный.
Я всегда ощущал дефицит Мужского. В детстве и подростком особенно. Так уж определился мой перекос, болезненный для меня пожизненно.
Едва стал осознавать себя – стал пытаться исправить его. Это была не внешняя – глубоко внутренняя работа над собою, своим характером и чувствами.
Я стеснялся своей не мужественности. Многое бы отдал, чтобы никто о ней не узнал.
Стеснение – вторая моя пожизненная аномалия.
Многое в моей жизни состоялось, свершилось благодаря ей. Перекос женского родил самовыживание, болевое закаливание, спартанство. Гиперстеснительность подарила фотографию (знакомился через неё с понравившимися девочками), наготу (привык не стесняться).
Гиперстеснительность, её преодоление стали на многие годы ракетным двигателем моего развития.
Происходящее во мне самостроительство личности выявило ещё один раздражавший меня недостаток характера – слабость воли. Я с завистью смотрел на Вайса- Белова, понимая, что он киноперсонаж, но желая позаимствовать у него хоть немного, хоть чуточку, выражаясь научно «волевых импульсов».
Их остро не хватало мне.
2. Бабушкин внук
Так я жил, боролся с собою, самовоспитывался до окончания университета. Учёба окончена – пришло время устраиваться на работу.
Какую? Как?
Поступал на журфак МГУ в обход всех правил, как неподражаемый и неповторимый всесоюзный фото – вундеркинд, - через рекомендацию Союза Журналистов СССР. Конкуренцию двух выпусков (в 1966 году выпускались одновременно 10-е и 11-е классы) преодолел легко. По окончанию Университета она вновь замаячила передо мною, увеличиваясь с каждым днём в размерах.
Я тыркался, мыркался в разные газеты и журналы (моя журналистская специальность – литературный сотрудник газеты), пока однажды, приехав в гости к бабушке, не рассказал ей о своих мытарствах.
- Попробую помочь тебе,- сразу же сказала она, - позвоню Юре.
Небольшое отступление.
Я был любимым бабушкиным внуком. Она с раннего детства возилась и проводила время со мною, приезжая из очень далёкого тогда Измайлова, где жила, к нам, в центр Москвы, в Высотку на Котельнической. Оставалась у нас неделями.
Влияние бабушки на меня огромно.
Она и в своей семье, среди своих шестерых детей и одного приёмного, была волевым, соединяющим началом.
Надо ли говорить подробно, как я нуждался в таком человеке?
Отец в моей детской и подростковой жизни отсутствовал (вечно в командировках и разъездах), мама – младший ребёнок в бабушкиной семье, подавленная полностью её волей, соглашалась с ней во всём, начиная от моей подстрижки и моей одежды, до приготовления пирожков и салатов. Это бабушка, накануне моего четырёхлетия, заявила как программу на годы:- Мы должны воспитать из мальчика, растущего без отца настоящего мужчину.
Не просто заявила.
Стала активно загонять меня в свою волю. Чем? Наказаниями. Какими? Поркой: альфой и омегой её воспитания. Мама, нещадно поротая в детстве, слабо возражала, но сдалась под давлением бабушкиного рассказа из цикла «как я работала экономкой».
Факт из её биографии.
В семье, где работала бабушка, жили два мальчика – старший и младший. Со старшим родители обращались мягко, «пылинки с него сдували». Он вырос и попал в тюрьму. Младшего, наоборот, держали в «ежовых рукавицах». Секли за малейшие проступки. Он вырос, «стал человеком: инженером путейцем».
Не знаю, сказка это или нет. На маму она подействовала.
Может быть, потому, что мама не раз рассказывала, как бабушка секла всех шестерых, вместе «с приёмным Матвеем». Маме из детства запомнилась порка мокрой верёвкой: «синяки по всему телу».
Зачем такая строгость?
Как любимый внук, бывший рядом с бабушкой всё детство, могу сказать определённо - она не была ни злой, ни жестокой. Свято верила в воспитательную силу порки: «желала только добра». Потому и секла меня часто и разнообразно. «Лепила человека» (её выражение). Я бы сказал, обстругивала, как папа Карло полено, удаляя, по её мнению, лишнее и ненужное.
Взяв на себя, ещё в моём раннем детстве, линию воспитания, бабушка вела её и дальше, без колебаний вызвавшись устроить меня на работу.
3. Сосед по Госдаче
Юра – это Юрий Владимирович Андропов – тоже не случайный человек в моей жизни.
До отъезда нашей семьи в Германию, в 1960-1961г.г. я жил с бабушкой на даче. На Госдаче, принадлежавшей моему единственному родному дяде, маминому брату Льву, для меня - дяде Лёве.
В то время он был заместителем начальника отдела ЦК партии по связям с коммунистическими и рабочими партиями соцстран, а Юрий Владимирович – его руководителем. Субординация сохранялась и на даче.
Наверху, на втором этаже, жила семья Андроповых. Внизу, на первом – Толкуновых (мамина и дядина фамилия).
Главы семейств «руководили» на Старой площади, а на Госдаче были «члены семьи»- Андроповых – жена Юрия Владимировича Татьяна Филипповна, дочка Ирина; Толкуновых: бабушка и я.
Сторонники мистического начала в жизни, наверняка скажут: всё было уже предопределено, просто не было дано прозрения - понять.
С дочкой Юрия Владимировича Ирой, на три года старше меня, не раздумывая, стали «бойцами отряда Цековских».
Мы- дети и малолетние родственники Цековских, объединились в одну ватагу и «бились смертным боем» с «совминовскими». Такими же детьми и малолетними родственниками работников аппарата правительства.
Совминовские жили за озером. Озеро - граница между никогда не прекращающими враждовать детскими государствами.
В 2004 году я поздравлял Ирину Юрьевну Андропову с юбилеем её отца. Единственное, что мы оба вспомнили сразу – озеро!
На нём я научился не только «сражаться» с совминовскими, но и плавать.
В «битвах» у озера не всегда побеждали мы, Цековские, но бывали и поражения. В одно из них меня захватили «в плен» и решили «купнуть». В этом не было ничего особенного – июль, середина лета. Искупаться – одно удовольствие!
Кроме одного – я не умел плавать! Признаться в этом «врагам» - ни за что!
Представьте себе: меня тащат за руки и за ноги к краю деревянных мостков (глубина там несколько метров!), а я даже не сопротивляюсь. Думаю: всё, кончено, я утону и не выплыву наверх никогда!
Бросили!
Вода хлынула кругом: сверху, снизу, в глаза, уши. Какие-то белые и чёрные круги поплыли вверх, и меня, как пробку, выбросило наружу, на слепящее солнце и под хохот совминовских.
Я снова начал тонуть.
Тут кто-то, - или я сам себе, подсказал, что надо плыть – это единственное спасение! Стал бить руками по воде, производя неимоверный шум и поднимая тучу брызг.
Не помогло!
Вспомнил, что плавать надо по-собачьи - загребать ладонями и отталкиваться от воды.
Вышло!
И поплыл. Совершив первое в жизни преодоление себя.
Были в Успенском и встречи.
С тем же Юрием Владимировичем Андроповым. Сказать по правде, встречался не я, а бабушка. И по вполне конкретному поводу. На дядиных дачах (потом была ещё дача Верховного Совета СССР в Снегирях), где она жила летом, бабушка всегда разбивала огород, сажала морковь, лук, петрушку. Говорила:
- Я человек земли и без земли не могу.
Юрий Владимирович, как мне рассказывала бабушка, считал, что огородничество на даче – занятие пустое. Что «мы давно уже все городские люди, и зелень лучше и практичнее купить в магазине».
Дяди Лёвы при этих дискуссиях не было.
Я знал, что он рад огородным затеям:
- У мамы есть занятие, оно увлекает и занимает её.
Со временем у нас с дядей Лёвой появилась общность. Я тоже, как и мой брат, его сын Андрей, стал журналистом.
Это - целиком дело рук и стараний дяди Лёвы.
У моего литературного учителя, критика Льва Аннинского, есть замечательная мысль:
«Наше, послевоенное поколение - поколение замедленного развития. К пятидесяти годам мы постигаем то, что раньше узнавали и с чем жили в тридцать».
Я принадлежал и принадлежу к этому «замедленному» поколению.
4.Центр безопасности полётов
Сегодня, 39 лет спустя, спрашиваю себя: понимал ли тогда, 25 июня 1973 года, куда шел, и на какую работу собирался устраиваться?
Отвечаю – нет. Бабушка сказала. Я привык с детства подчиняться её словам. Меня немного смутило, хотя был тогда далёк и от разведки, и от любых чекистких проблем, устраиваться на работу предстояло не на Лубянке, а в Комитете по науке и технике при Совмине СССР на улице Горького (сейчас в этом здании Министерство науки и образования РФ).
Совсем же растерялся, когда подписав с десяток бумаг (о не разглашении, о согласии на прослушивание телефонных разговоров, перлюстрации переписки и телеграфных сообщений, о не выезде за границу, в том числе в страны социалистического содружества) получил на руки красное с золотым гербом удостоверение Комитета по науке и технике и с удивлением прочёл: «Старший инженер отдела специальных технических служб». Подумалось: в будущем обязательно стану начальником цеха.
Удостоверение не сохранилось, есть запись в трудовой книжке о моём старшем инженерстве.
Я чувствовал, что включаюсь в какую-то неизвестную мне игру, в которой предстоит принять самое активное участие.
Чувствовал, но не понимал, что этот «старший инженер» стал началом моего легендирования( профессионального прикрытия разведывательной деятельности).
Суровый кадровик (вылитый «сотрудник органов» из фильмов 50-х годов) ничего не сказал об этом, предупредил, что через месяц мне оформят «нулёвку»: нулевой, самый высокий уровень допуска и секретности.
Дал и адрес будущей работы: улица Рылеева, напротив салатного забора Управления внешних сношений Московской Патриархии.
Приехал.
Игра продолжалась!
Табличка на входе: «Центр безопасности полётов».
Какие полёты? Какая безопасность?
Табличка оказалась табличкой.
Внутри, как мне тут же заявил встретивший меня начальник отдела специальных технических служб Энгельс Иосифович (не могу вспомнить, как ни старался, его фамилию) мы - типография аналитического Управления КГБ СССР, печатаем на больших стационарных ксероксах необходимые материалы. Но не это главное. Есть три девушки - оператора - они работают на машинах. Моё основное занятие - журналистское. Относится оно к другому Управлению КГБ – управлению «Т», научно - технической разведки, - редактирование и подготовка к печати бюллетеня «Поездки советских учёных за границу», наблюдение за его печатью ограниченным тиражом в 15 экземпляров для членов Коллегии КГБ и лично для Председателя – Юрия Владимировича Андропова.
Не вдаваясь и сегодня в закрытые подробности моей «журналисткой работы», скажу, что можно.
Бюллетень «Поездки советских учёных за границу» был сборником материалов об их иностранных коллегах и их разработках, а также донесений информаторов. Основная секретность была в начале каждой статьи: подробные сведения об организациях, посылавших за границу учёных, в основном оборонных и космических. Раскрывались направления их деятельности и производственные мощности. Государственная тайна в своём чистом виде.
Донесения информаторов были очень похожи на сегодняшние таблоиды, до краёв наполненные пьянками и гулянками директоров, профессоров, и просто научных сотрудников.
Меня поразило их широчайшее, почти круглосуточное использование проституток всех наций и народностей. Вот уж, действительно, с цепи сорвались!
Кстати, судя по донесениям информаторов, тогда в Европе самые дешёвые, и в тоже время опытные проститутки были не филиппинки ,как сейчас, а тайки.
Заявленная в удостоверении должность «старший инженер отдела специальных технических служб» проявлялась слабо. Я выходил на первый план только тогда, когда мой начальник Энгельс Иосифович напивался вдрызг и засыпал, сидя на унитазе, обняв фарфоровую грушу смывного бачка.
В такие «критические моменты» я брал руководство отделом на себя и «гонял» девушек операторов ксероксов: Олю, Свету и Юлю.
Слово «гонял» не случайно взял в кавычки. На самом деле, разрешал им почти всё, что они хотели. В обеденный перерыв, растягивавшейся у них до двух - трёх часов, ходить по магазинам на находящемся через переулок проспекте Калинина, печатать на ксероксах (в то время любая множительная техника без спецразрешения КГБ была запрещена) поваренные книги, книги по народной медицине и воспитанию, годовые подшивки «Вог» и «Бурда». Они печатались в несметном количестве и, если бы не неограниченные запасы специальной ксеро – бумаги, то наш бы «Центр безопасности полётов» прогорел бы и закрылся именно по этой причине.
Пьянство Энгельса Иосифовича Оля, Света и Юля объясняли просто и страшно: - Он бывший разведчик, страдает без работы.
Так мы жили три месяца, пока меня «Родина не призвала исполнить свой долг» и вернуть ей задолженный, не отслуженный год.
Я кончал журфак на заочном отделении. Военной кафедры на нём не было.
5. Оперативное задание
Для меня это был шок.
Я находился в полной уверенности, что работа в КГБ избавит меня от совершенно не вписывающейся ни в мою жизнь, ни в мой характер армейской обязанности.
Первый урок, данный мне Системой (так называли и называют КГБ кадровые сотрудники) – умение легендироваться: создать не правдоподобную, а реальную, жизненную картину своих занятий и под её прикрытием работать, я усвоил глубоко и на всю жизнь. За старшим инженером специальных технических служб последовали: фотограф, журналист, психолог, психотерапевт.
В перечисленные мною профессии я не игрался, а проживал их, делал частью себя. Это давало полную легитимность, позволяло осуществлять контрразведывательные операции без малейшего намёка на них. Как я сейчас понимаю, такое вживание и было главным достоинством меня, как контрразведчика.
Второй урок, полученный от системы – умение отвечать за себя. Меня вызвали, теперь уже не на Комитет по науке и технике, а на легендарную Лубянку, тогда площадь Дзержинского.
Вручили не повестку – запрос военкомата.
Предупредили сурово:
- Необходимо получить военный билет, белобилетники в органах не служат!
Как? Что? Почему?
Я был ошарашен.
Контраст – гигантский. То: «Юра поможет!», то: «прощай, труба зовёт!».
Но через несколько минут до меня дошло, где я нахожусь и, - сразу воспринял эти слова как оперативное задание, которое обязан, как сотрудник Системы выполнить.
За три месяца моего редакторства я успел походить (к счастью, в рабочее время, как повышение квалификации) на занятия разведшколы. Сказано, впрочем, слишком громко. Скорее это было знакомство с профессией, расставление флажков.
На одном из них и было написано: оперативное задание.
Дома я положил повестку – запрос перед собою и стал думать как обеспечить выполнение данного мне «оперативного задания.
До этого, в «Центре безопасности полётов», всё шло само собою, заведённое не мною. Необходимо было вскочить в этот движущийся поезд. Отредактировать очередную пачку донесений, вызволить Энгельса Иосифовича из туалета, посудачить с «девочками» о моде, поесть их пирожков.
Вскакивал.
Ехал.
Здесь же я должен был сам искать и свой поезд, и прокладывать рельсы для него, и сверять по карте правильность пути.
Смогу ли?
Справлюсь ли?
Не Вайс сидел по - прежнему во мне, давая о себе знать грустными, я бы даже сказал, паническими размышлениями.
Сегодня мне важно, прежде всего, для самого себя понять: почему случилось принятие решения?!
Я считаю, что прежний мой образ: смущающийся, краснеющий, робкий , боящийся самостоятельности а главное, ответственности принятия решения - был поверхностной, панцирной, защитной частью внутреннего «Я».
Воля, из-за отсутствия которой я ненавидел себя, на самом деле всегда была во мне, но в скрытом состоянии. Она проявлялась в необходимые жизненные моменты и – исчезала снова.
Так случилось с преодолением страха боли, превратившим порки в тренировки болевого закаливания, так произошло и на Лубянке, когда сознательное понимание места, где я нахожусь и требований ко мне, вызвало вторую, основную, волевую часть меня.
Общественное сознание, благодаря литературным и кино фальшивкам приучено видеть в разведывательной работе смесь стрелялок с обманками. В центре стряпни находится супер интеллектуал и супер-герой – разведчик.
Это так далеко от правды!
Возьмём моё «оперативное задание». Да, я был «молодым и зелёным», но работал, хотя и на «беспогонной», капитанской должности, но хорошо знал, какие секреты и тайны мне доверены.
Понимал и то, что служба в КГБ бывает разной: кабинетной как у меня, и как была у Энгельса Иосифовича. Без оперативной работы он запил, и стал исповедоваться смывному бачку.
Поэтому, когда во мне щёлкнуло и выплыли слова: оперативное задание, я уже знал, что буду, несмотря ни на что, выполнять его.
6. Уловимые мстители
Скажу сразу: не было никаких сверх тайн, никаких боевых и интеллектуальных усилий. Не было и супергероя.
Был я со своими заморочками и тараканами, и ещё повестка – запрос передо мною. Как учили в разведшколе, стал прикидывать возможные варианты. Нет. Неправда. Вариантов не было. Был один, единственный, видевшейся мне верным путь. Направил меня на него давний, ещё с детства, приятель Миша Каменев.
Для него труба сыграла почти на год раньше.
Не вдаваясь в подробности – телеграфно. Мы поступали с ним на операторский факультет ВГИКа. Миша прошёл творческий конкурс и поступил, меня же не допустили, сказав, что мои фотографии «журналистские» и моё место на журфаке. Правильно сказали.
ВГИК – вечная синекура. Армейская служба от ВГИКа не исключение.
Не секрет, что для людей «творческих и интеллигентных» в армии всегда находились удобные и тёплые местечки. Они содержались в строжайшей тайне и передавались от служащего поколения «забритых творцов» - к другому.Одно из них было в штабе Московского военного округа, в роте охраны. Рота охраны – для комиссий и проверок. На самом деле «будущие деятели советского киноискусства» в том, страшно далёком, призывном 1974 году работали бытовыми фотографами. Шёл обмен паспортов и «товарищам офицерам» было в тягость ходить «сниматься на карточку». Они предпочитали делать это, что называется «не отходя от кассы» - на рабочем месте.
Фотографов было трое. Два Миши. Первый: Миша Каменев – мой друг. Второй: кумир девочек - подростков «неуловимы мститель», Миша Метёлкин – Валерка - «студент» по фильму и «живописец», писавший декорации на «Мосфильме» - Володя Артёмов. Их служба заканчивалась, и «товарищи офицеры» (они же держатели блатных мест) попросили уходящих «найти себе достойную замену».
Кроме меня в нашу компанию «дублёров» вошли Илюша Фрэз – сын режиссёра Фрэза, тоже выпускник операторского факультета ВГИКа и выпускник экономического факультета ВГИКа Женя Виноградов, мутная личность, во время службы постоянно подставлявший нас.
Пользуясь возможностью, попробую нарисовать реальную картину призыва. Возможно, не «маслом», но пережитую – точно.
Я «явился», как было указано в повестке «с вещмешком, в недорогой и удобной одежде» к 9.00 на городской сборный пункт на Николо- Угрешскую улицу.
Явился и полтора дня ждал, когда приедут из части мои «забирающие».
Много лет спустя, когда читал про захват заложников в Беслане и об их пленении в спортзале, сразу же вспомнил те полтора дня на городском сборном пункте.
Такой же школьный спортзал, набитый «под завязку» будущими защитниками Родины, душный и невыносимо вонючий, но не потом и экскрементами, как в Беслане, а перегаром.
Ещё бы!
«Как родная меня мать провожала…» и без пьянки!
Никогда!
Правда, в отличие от беслановского спортзала не висели гранаты на растяжках, и не было на улице жары. Шёл моросящий сентябрьский дождь.
Не знаю как в беслановском, в Угрешском спортзале то там, то здесь вспыхивали драки. Их разнимали солдаты с огромными красными повязками с надписью «дежурный». Не успевала драка утихнуть, как начиналась другая, и так без конца.
Наконец, за мной приехали.
Лейтенант с сержантом и с автобусом «ПАЗ». Обычным ,не переоборудованным под катафалк. В те годы «ПАЗики» прокладывали последний путь, что было само по себе символично. В автобусе я обнаружил подобранных в их «родных» военкоматах Илью и Женю.
Путь оказался не последним, но поучительным.
«На месте» - в казарме на улице Осипенко нас троих заставили раздеться догола, отобрали одежду («не волнуйтесь, будет лежать на складе, когда дембельнётесь – возьмёте») и отправили стричься и мыться.
Подозреваю нам, как блатным, оказали такой «радушный приём».
Наголо остригли головы, и по ним загулял ветер. Солдатик (рыжий, конопатый – его бы, а не дедушку убить лопатой!) сказал, что «приказано стричь и внизу», то есть в паху.
Всё бы ничего, если бы не его, видевшая с десяток призывов, наверняка, немецкая трофейная ручная машинка. Она не стригла, а рвала волосы. На голове образовались от неё ссадины, пах же кровоточил так, будто я побывал в «застенках гестапо».
Гестапо реальное, не киношное, продолжилось дальше. В бане.
Назвать её баней можно, только, если иметь в виду съёмки документального фильма о нацистском концлагере.
Души не работали. Вода еле - еле капала из них. Под ногами по колено неслась неизвестно куда слегка тёплая вода с фекалиями.
Честное слово, я, увлекавшийся перед призывом польским кино, пожалел, что пропадает такое концлагерное чудо.
Оросившись сверху и помесив воду ногами внизу, мы отправились одеваться.
Уверен, тот, кто разработал этот ритуал «посвящения в солдаты» был законченным садистом.
Пришивание воротничков, наматывание портянок, взводный полуграмотный, постоянно удивляющийся: «как можно столько учиться…» и при встрече с Мишей Метёлкиным, раскрывавший рот в онемении.
Наш ротный командир (не помню ни его имени, ни отчества, звание помню - старший лейтенант), на политзанятиях истерически кричал:
- Убей американца!
Раздави его, как лобковую вошь!
Если бы я к тому времени основательно не изучил бы брехтовскую теорию отстранения, то, сошёл бы с ума от нерастраченной ненависти и унижения.
Может быть, поэтому, пережив, глубинно прочувствовав крайнее, я потом везде говорил: унижение не в наказании, а в проступке, если ты его совершил.
В армии унижали и растаптывали незаслуженно.
Была одна отдушина – метёлкинские «Неуловимые мстители».
Служба – службой, а «прославленных героев» требует на сцену страна. И они выходили. В кинотеатрах, пионерских лагерях, санаториях.
Местом сбора всегда была наша фотолаборатория. Из Алабино, где служил в кавалерийском полку, приезжал Витя Косых, на метро из дома – Валя Курдюкова. Втроём они шли «к полковнику» (честное слово – не знаю к какому). Он никогда не отказывал, давал «неуловимым» увольнительные на день или два «для производства концерта».
Не хотелось бы становиться в один ряд с таблоидами, но, придерживаясь правды, обязан сказать. Умерший, при так и невыясненных обстоятельствах в декабре 2011 года, Витя Косых ( я думаю он, сильно выпив, замёрз на морозе), был не только талантливым артистом, но и хроническим алкоголиком.
Откуда хватало у «товарищей офицеров» сил терпеть его пьяные выходки!
Традиционно, в каждый приезд, он спал у нас в фотолаборатории. Водку проносили вольнонаёмные, чаще всего девушки и женщины - их не досматривали на контрольно- пропускном пункте. Проносили за автографы «неуловимых».
Однажды Витя Косых переполошил собою весь Московский военный округ. Сел на лошадь и исчез. Лошадь вскоре вернулась, а Вити нет.
Забили тревогу. Подняли в воздух вертолёт. Он разбудил спящего в придорожной канаве «мстителя». Как Витя рассказывал, он «ушёл на лошади в самоволку», и с мужиками у местного сельпо «насосался шуйской» - водки производства Шуйского ликёро - водочного завода
- Может быть, это была и не водка, а плохо разведённый этиловый спирт, рассуждал он, - я и заснул…
7. Потерянные аудиограммы
Ещё задолго до призыва я считал себя полностью негодным к армейской службе. У меня была веская причина. С девяти лет я «страдал невритом правого слухового нерва в результате осложнения после эпидемического паротита» - так было записано в моей медицинской карте. Говоря нормальным, бытовым языком – после свинки я оглох на правое ухо.
Хорош солдат с автоматом, не слышащий приказов командира…
Ещё на первой медицинской комиссии обнаружилось: детские и подростковые аудиограммы (подтверждения моей глухоты) исчезли. То ли родители затеряли их, то ли выбросили. Это была та же безалаберность, которая и привела к потере правого уха. Для меня осталось загадкой: как можно было драть меня по пустякам, и не применить ко мне тот же ремень или верёвку, видя, как я носился больной по квартире?
Могу лишь предполагать. Моя порка была и осталась в памяти и истории как бабушкина затея. Без её давления, мама и пальцем меня не тронула, и вырос бы очередной «расхлябунчик».
Я говорил о своём неврите и на приписке, и на каждом медицинском переосвидетельствовании - безрезультатно.
С тем и «явился» на призыв.
В роте охраны со своим ухом пришёл командиру роты, тому самому старшему лейтенанту, фамилию которого никак не могу вспомнить. Он посмеялся надо мною, сказав:
- Не разводи антиномию, иди, служи!
Я не понял, причём здесь антиномия – противоречие самому себе, но стало ясно: надеяться можно теперь на чудо.
Оно не заставило себя ждать – моё повышенное внутричерепное давление!
На медкомиссиях на него, как и на дистонию, никто не обращал внимания.
А тут…
Пытки и издевательства армейские не кончались, а начинались с первым днём службы. Одна из них, известная, каждому «отдавшему долг» - пробуждение по команде:
- Подъём!
Одевание за 45 секунд, в тот год, ещё с наматыванием портянок.
1974 год – конечно, давно, но всё же, не времена красной конницы и танков «Клим Ворошилов». Но оттуда, из тех лет, и портянки, и махорка, и обязательно начищенные до блеска ваксой (совсем как у Чуковского: «у тебя на шее вакса») сапоги, натёртая до слепящего блеска пряжка на ремне. Не просто натёртая, а специальной, хранящейся в тумбочке у дежурного по казарме, пастой ГОИ – государственного оптического института. Вот так!
Команда «подъём», за сорок пять секунд, включавшая в себя и наматывание портянок – родом оттуда же.
Я опаздывал. Ни за минуту, ни за полторы, и даже не за две не мог управиться, особенно, намотать портянки.
Волновался. Под ухом зудит, торопит взводный. Сломался.
Очнулся в санчасти.
Сегодня я сам врач – знаю цену многим моим коллегам.
О враче же санчасти скажу - только и только хорошее. Он первый услышал меня, вник в слова: «неврит правого слухового нерва». Вынес однозначный вердикт:
- Служить тебе опасно. Армия не для тебя. Необходимо комиссоваться.
Вот этого я боялся больше всего! Вылететь из армии с белым билетом, завалить задание, и потом, кто знает, что будет со мною…
Наплёл с три короба, что мне никак нельзя быть белобилетником.
Не знаю, что придумал военврач из санчасти роты охраны штаба Московского военного округа, но прямо с койки я попал в госпиталь округа на «Войковской» в отделении отоларингологии.
Там, наконец, сделали аудиограмму и убедились, что я действительно не слышу правым ухом.
Собрались отсылать мою историю болезни на комиссование, но я убедил: не торопитесь! Прежде я должен встретиться с начальником госпиталя полковником Копарулиным – отоларингологом по медицинской специальности. Встретился. Рассказал: откуда призывался, и зачем (нарушив сразу несколько данных мною подписок). Взял с главврача слово: «держать в тайне услышанное».
Возвращаясь в то время, поражаюсь насколько был сильным страх перед чекизмом и чекистами. Какой-то сопляк, рядовой – необученный, запросто указывает полковнику «хранить тайну», а тот не только хранит, но и помогает ему выполнить оперативное задание.
Менее чем через неделю мне вручили воинский билет. Красный, как и положено.
Я подсчитал, включая санчасть и госпиталь прослужил в армии меньше месяца.В моём воинском билете стоял штамп: «Негоден в мирное время к военной службе, в военное время годен к нестроевой службе» по ст. 11б и 69а. Филиал 574 МГВГ 12 декабря 1974г.»
Позже, с удивлением обнаружил, что под цифрой 11 скрывались «болезни крови и кроветворных органов и отдельные нарушения, вовлекающие иммунный механизм».
б – годен к военной службе с незначительными ограничениями.
69- «болезни костно - мышечной системы и соединительной ткани».
А – годен к военной службе.
Таких болезней у меня и в помине не было! Разве что «отдельные нарушения, вовлекающие имунный механизм»- переболел всеми возможными инфекционными болезнями в раннем детстве.
Но это, как принято говорить в Системе: «издержки операции».
8. А в Марокко Вы нужны – послужите для страны!
Возвратился в свой «Центр безопасности полётов» с победой!
Красный воинский билет в кармане! Оперативное задание – выполнено!
Вызывают меня снова на Лубянку и преподносят сюрприз.
Да какой!
Отправляют работать в советское посольство в Марокко.
«Вы хорошо показали себя на кабинетной, редакторской работе, пора переходить к оперативной. Будете заведовать в посольстве фототекой – это Ваша легенда. Работа – собирать промышленную информацию».
Я был ошарашен.
Мизерностью, прозрачностью прикрытия: какая в посольстве в Марокко может быть фототека? И какая промышленная информация? Об апельсинах?!
К тому же, средне - годовая температура в столице Марокко Рабате, где и размещалось посольство +40 градусов, а у меня повышенное внутречерепное давление, дистония. Старая песня, но болезни из организма не выкинешь.
Я – бегом к бабушке:
- Что твой Юра делает? Он же с моей дистонией угробит меня своей «оперативной работой» …
- Помогла тогда. Помогу и сейчас!
Воли бабушке не занимать. Дня через три – четыре от неё звонок.
- Поговорила. Сказал: приходи к нему во вторник, на следующей неделе, к 11 часам. Пропуск будет заказан. Не опаздывай!
Последние слова были явно лишние. Бабушка сама нещадно секла меня за малейшие опоздания (на 5,10 минут) и опоздать, да ещё по её договорённости, я точно не мог.
Наступил вторник.
Энгельс Иосифович был неожиданно трезв, «девочки», как всегда, собирались «прошвырнуться по проспекту». Я предупредил, что отъеду на часик - другой. Мол, есть дела по бюллетеню.
Никто не возражал.
Возможно, - это не типично и не показательно: я никогда не испытывал трепета перед известным на весь мир бывшим зданием Госстраха, ставшим согласно популярному анекдоту, для многих - госужасом.
Да и Андропов ни тогда, ни сейчас не демонизировался мною.
Я знал его – такого же партийного функционера на службе в Комитете Государственной безопасности, как и мой дядя Лёва в ЦК партии, или другого, моего двоюродного дядю Мишу – в Союзе Советских Обществ дружбы с зарубежными странами.
Было у Юрия Владимировича и преимущество – наше с бабушкой соседство с ним по даче.
Сколько раз мне приходилось потом читать о «бесконечных коридорах Лубянки», о «рябящих в глазах красным ковровых дорожках», о «длинном столе Андропова».
Нет, это не выдумки, а пустышки людей, далёких от Системы и от Андропова.
Да – коридоры длинные, дорожки яркие, стол у Юрия Владимировича – большой.
И что?
Содержание где?
Сущность?
Ядро?
Никто, из так называемых мемуаристов, не заметил главного, символичного, определяющего Андропова – вида из окна его кабинета:
Дзержинский на фоне ЦК.
Юрий Владимирович встретил меня как раз за «длинным столом». Предложил сесть.
- Матрёна Еремеевна (это имя и отчество бабушки) звонила по поводу тебя. Разве так поступают коммунисты и разведчики?!
Вопрос, что называется – в лоб. Коммунистом не был, разведчиком себя не чувствовал, а то, что Андропов заводился - видел.
- Что это ещё за фортели?
Чем тебя Марокко не устраивает?!!!
Партия приказала: должен выполнить!
- Да я…
- Что да я???
- Выполнил бы. Если бы не здоровье. У меня дистония, повышенное внутричерепное давление, а там средняя температура сорок градусов в тени…
- Ну и что?
- Нельзя мне быть там. Нельзя ли послать меня в любую европейскую страну с более мягким климатом?
- Нельзя! Ты ещё будешь выбирать!?
Андропов разогревался. Я понимал, что он вот – вот перейдёт на крик, который не раз слышал в его баталиях с домашними на даче.
- Юрий Владимирович, - вдруг осенило меня,- я же не технарь по профессии, а журналист. Вот и используйте меня по назначению, только не в Марокко…
- Дезертир…
Дезертируешь…
Андропов покраснел, вот – вот раскричится, но внезапно отошёл, задумался.
- Впрочем, как посмотреть…
Тебе эта газета знакома?
Протянул лежавшую на его необъятном столе «Советскую культуру».
- Знакома. Читал в ней статьи по польскому кино.
- Будешь работать в ней. Это, конечно, прикрытие. Перейдёшь из своей научно- технической разведки в контрразведку. Согласия не требуется. Это – приказ!
Андропов снял трубку:
- Пётр Степанович! Напротив меня сидит наш сотрудник, Филиппов Николай Николаевич. Оформите его переводом от нас. Прямо сейчас.
Повернувшись ко мне:
- Я говорил с главным редактором «Советской культуры» Петром Степановичем Дариенко. Он - известный молдавский поэт. Как человек творческий, излишне свободный, не избежал пристрастия к алкоголю. Говорил Демичеву – сними его! Он и будет твоим новым газетным начальником. Иди – оформляйся!
Корреспондентом - стажёром, а дальше, голова у тебя есть, разберёшься сам. Появится дело – выйдем на связь. Привыкай жить и работать под легендой.
Тебе куда? На Рылеева? Обожди немного в приёмной – подвезу. Мне в Министерство обороны. Нам по пути…
Со временем вышли библиотеки воспоминаний об Андропове. Но ни в одном из них я не встретил ведущую черту его характера: отходчивость. Он мог вспылить, накричать.
Но всегда возвращался в спокойное, разумное состояние, становился тихим, в чём-то даже извиняющимся.
Мы вышли через легендарный первый подъезд, рядом с которым сегодня висит доска, посвящённая Юрию Владимировичу. Сели в его «ЗИЛ -114» .
Через несколько минут я был на Арбатской площади.
Едва открыл дверь нашего «Центра безопасности полётов», как у входа меня встретил Энгельс Иосифович вопросом:
- Ну, как?
-Что?
- Разговор с Председателем (так называли сотрудники между собою Андропова)
- Откуда вы знаете…
- Знаем…Научно техническая разведка…
- Ухожу я от вас…
- Догадались. Куда?
- В управление «к». Работать корреспондентом – стажёром газеты «Советская культура».
- Отметить надо!
- Само собою.
Тепло моих проводов помню и сейчас.
Девочки дома напекли пироги с вареньем, капустой, мясом. Я купил огромный воздушный безе - торт и семь бутылок шампанского .
Прощались до утра.
9. Профессия – государство российское охранять
Немного пафосно, но верно.
За время моей службы в Системе я услышал и прочёл о ней столько гадости и грязи, что просто обязан, что называется, «объясниться».
С нелёгкой руки российской, исторически определённой пятой колонны, – либералов и западников, служба в органах безопасности - несмываемое, пожизненное пятно на биографии.
Некто, Евгений Киселёв, (к счастью, уже не живущий в России), в угаре «свободы слова» договорился до того, что «настоящий интеллигент никогда не подаст руки КГБ ешнику».
Противопоставление «передовой, мыслящей части общества сатрапам из гэбухи», начавшееся ещё в 70-е годы диссиденства, плавно перешло в 90-е, а затем и в сегодняшние дни.
С чем борются эти, с позволения сказать, господа – ясно.
С государственной безопасностью.
Не гнушаясь ложью и откровенными подтасовками, представляя Систему охраны российского государства как работавшую не одно поколение расстрельную команду, превратившую страну в ГУЛАГ.
Так им хочется им видеть, но так никогда не было.
Русская интеллигенция (не нынешняя, в которой, по меткому определению Елены Бонэр – вдовы А. Сахарова: «интеллигент почти всегда еврей») - настоящая, всегда была на стороне государства.
С «охранкой», как с подачи революционно – демократической печати позапрошлого века, ещё до недавнего называли российскую политическую полицию, сотрудничали: Пушкин, Гоголь, Крылов, Карамзин, Жуковский – цвет интеллигенции того времени.
«Нашему всему», Пушкину, принадлежат не часто цитируемые слова:
«Общественное мнение имеет нужду быть управляемо».
Редко говорят и о том, что Пушкин идейно поддержал Николая I в подавлении волнений в Польше в 1830-1831 годах, и не только поддержал...
Решив издавать «Литературную газету», он обратился за помощью не к кому-нибудь, а к Главному начальнику III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, герою войны 1812 года, графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу.
По просьбе Третьего отделения (политической полиции того времени) Пушкину было выделено из казны 20 тысяч, а затем ещё 30 тысяч рублей.
Огромные деньги по тем временам!
Неизвестной, даже для литературоведов, остаётся служба Гоголя в Третьем отделении. В конце 1829 года он испытывал серьёзные финансовые затруднения.
Выход был один – пойти на государственную службу.
В поисках её Николай Васильевич обратился за помощью к Фаддею Булгарину.
Вопреки сложившемуся о нём в истории литературы отрицательном мнении, Фаддей Венедиктович тут же попросил за Гоголя Фон Фока – управляющего делами Третьего отделения. Фон Фок отнёсся к просьбе Булгарина серьёзно и нашел для Гоголя место в канцелярии Третьего отделения.
Позже, в 1845 году Николай –I повелел выдавать Гоголю денежное пособие – ему было назначено по 1000 рублей в год на три года.
О чём это говорит?
Только о том, что миф о российской интеллигенции, «обязанной противостоять власти, бороться с ней», придумали те же, жаждущие революции и жертв, русофобы - либералы.
История должна учить, но это происходит не всегда.
Сохранилась переписка Пушкина с графом Бенкендорфом. Пушкин писал Бенкендорфу 54 раза(!), Бенкендорф – Пушкину 26 раз.
Хотелось бы, ещё раз вспомнить известные, но часто забываемые, слова будущего директора ЦРУ Аллена Даллеса, произнесённые им в конгрессе США, в январе 1945 года: «Мы найдём своих единомышленников, своих союзников и помощников в самой России». И находят!
9. У Пимена
Многие воспринимают работу разведчика исключительно с боевой, силовой позиции. Должен разочаровать их. Стрельба и погони – в фильмах, для остроты сюжета. Разведывательная работа нешумная, незаметная, требующая больше ума, чем выстрелов.
Как точно заметил Геворк Вартанян – легенда советской внешней разведки, предотвративший покушение на Сталина во время конференции в Тегеране в 1943 году: «Если перестрелка – конец разведки».
Что такое легендирование?
Спокойная, вдумчивая разведывательная и контрразведывательная работы под профессиональным прикрытием. Не раскрою большой тайны, сказав, что существуют два вида легендирования: внешнее и внутреннее. Внешнее – это нелегалы за рубежом. Информаторы и резиденты. Внутреннее – контрразведка в пределах Советского Союза. Этим я и занимался.
Смысл и содержание моей работы с годами не менялось. Хотя были в аппарате КГБ, а затем и ФСБ непонятные, только осложнявшие работу новации. Моя деятельность относилась то к ПГУ КГБ СССР – управлению К (контрразведка), то ко Второму Главному Управлению – управление РТ (разведывательные операции на территории Советского Союза). После августовского переворота 1991 года всё изменилось. Я теперь относился к ФСК России – Федеральной службе контрразведки Российской Федерации. Она просуществовала до июня 1995 года и была преобразована в существующую и поныне Федеральную службу безопасности (ФСБ РФ).
Впрочем, административная чехарда меня мало касалась. За 30 лет работы у меня было всего три человека, дававших мне задания и бывших со мною на связи.
Подорожная, выданная мне Андроповым, охраняла меня всё время службы. Я был «сам себе и командир и начальник штаба», сам разрабатывал и утверждал операции через своих связных в аппарате системы.
Смотря в то время из сегодня, я не могу не поблагодарить этих людей, давших мне свободу действий и решений.
Одной из таких операций и было моё пребывание в Свято – Троицкой Сергиевой Лавре у Патриарха Пимена.
Близилось тысячелетие Крещения Руси, Патриарх и высшие церковные иерархи готовились достойно отметить эту дату. Что делал среди них я? Зачем Система послала меня в Загорск?
Те же вопросы я задал моему связнику. Он немного замялся, потом ответил:
- Нас интересуют возможные контакты Патриарха и его окружения с Ватиканом. Цель контактов: поиск внутри Русской православной церкви сил, способных перейти в организованную оппозицию. Противостоять государственному строю и атеизму. Отдельная проблема – униаты, часто идущие на поводу у Святого Престола. Их представители, особенно украинской греко -католической церкви давно добиваются приёма у Патриарха.
Сказав, по- моему, самую длинную тираду за время нашего многолетнего общения, связник, улыбнувшись, продолжил:
- Нам необходим не просто информатор. Информатор - аналитик, способный сразу же на месте оценить ситуацию, решить, и, если необходимо, предотвратить, или найти способ прервать контакты.
Не «приглядывающий». Их и так полно крутится вокруг Патриарха. Человек неформального общения, которого бы Пимен не боялся и был бы пред ним открыт. Им и будете вы, Николай Николаевич!
Легко сказать «будете»…
Всегда так! Выкручивайся сам. Находи свои пути, дорожки, тропинки. Обратная сторона моей оперативной независимости.
Скажу честно: не думал я «три дня и три ночи». Решение пришло сразу: буду при Патриархе психологом – психоаналитиком. Он человек пожилой, моя помощь ему не помешает.
Легенда возникла не на пустом месте. В то время я преподавал на кафедре педагогической психологии МПИ им. Ленина, занимался в аспирантуре, писал диссертацию с мудрёным названием «Аудиовизуальные средства в психологическом конструировании».
Не было, правда, психиатрической составляющей. Но кто сможет обнаружить её отсутствие?
Так реализовывалась легенда: психолог – психоаналитик - психиатр.
Появилась возможность медицинского образования, организации первого в России товарищества психоаналитиков.
Пользуясь таким «непробиваемым прикрытием», мне удалось выполнить два других задания системы: эротическое и сектантское. О них – чуть позже.
Помню, как впервые появился у дверей Патриарших покоев.
Не буду строить из себя супергероя. Было не страшно, а захватывающе интересно.
По жизни я – убеждённый атеист. Церковь, её обряды, священнослужители всегда были вне моей орбиты. Что-то далёкое, очень далёкое, еле различимое.
Тут…
Быть рядом с Патриархом, видеть церковную жизнь изнутри!
Я прошел внутрь в просторный зал, где меня уже ожидал одетый в рясу, вполне обычный по виду старик. Такие десятками ходили за пределами Патриарших покоев.
Представился:
- Сергей Михайлович. Мне говорили о Вас. Вы – мой врач и собеседник, как у вас там это называется, «психоаналитик»…
Проходите. Располагайтесь.
С удивлением заметил, что Пимен чувствует себя рядом со мною ка-то неуютно, неловко.
Почему?
Для него, наверняка, не было секретом, какой я врач и собеседник, откуда пришел и кто меня послал.
Но Русская православная церковь и Система давно и тесно сотрудничают.
Ему, Патриарху,- этого не знать!
Перенесёмся в наши дни.
« Москва. 31 июля 2012 года, – РИА Новости. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл во вторник освятил закладной камень строящегося храма Иверской иконы Божьей Матери у Академии ФСБ России в Москве.
Присутствовавший на церемонии освящения закладного камня Начальник Академии ФСБ отметил, что «сам факт строительства храма неподалёку от этого учебного заведения символичен: на Руси во все времена воинство и Церковь были едины».
Что верно, то верно. Освящавший закладной камень Патриарх Кирилл согласно материалам комиссии Якунина и Пономарёва 1990 года проходил по спискам 4 отдела (работа по линии религиозных организаций, кураторство церкви) Пятого Управления КГБ СССР под псевдонимом «Михайлов».
Его предшественник, Патриарх Алексий II , имел псевдоним «Дроздов». Влиятельнейшие иерархи Русской православной Церкви митрополит Филарет, в списках Пятого управления значился под фамилией «Островский», митрополит Климент под кодовым именем «Топаз».
Практика активного привлечения священнослужителей к работе в КГБ имеет давние исторические корни. Ещё в 1922 году в ЧК была подготовлена секретная инструкция, как методом кнута и пряника «вербовать духовенство», чтобы они «стали вечными рабами ЧК».
Впрочем, возможно, причины неуютности Пимена рядом со мною были другими. Как пожилой человек, Пимен с недоверием и осторожностью относился к появлению любого «новичка» рядом с собою.
Внутренняя напряжённость в наших отношениях сохранялась, пока я не пошел навстречу, сказав Пимену, что меня смущает то, что я некрещёный. Мать – пожизненная пионерка, атеистка, отец – военный партработник. В таких семьях крещение детей невозможно. Отсюда и моя просьба: не мог бы Святейший сам окрестить меня?
Пимен посмотрел на меня внимательно, изучающе:
- Крещенье обряд, а не Благословение.
- Но Вы, понимаете…
- Понимаю. Обожди.
К этому времени мы уже выработали стиль наших отношений. Я, как и все окружающие обращался к Пимену: «Святейший». Он, не без моего давления, отказался от «Николая Николаевича» и перешел на «ты».
- Поедешь в Образцово. Это по нашей, Ярославской дороге. Ветка на Щёлково. До Соколовской. Церковь Рождества Пресвятой Богородицы. Знаменитая! Строили её Мусины - Пушкины, среди прихожан и дарителей были графы Волконские, Бестужевы – Рюмины…
Найдёшь настоятеля храма отца Николая. Он проведёт обряд.
Крещенье запомнилось мне одной деталью. Поскольку «раб Николай» был великовозрастным, окунание в купель отменялось. Отец Николай окропил меня купельной водою, поставил крестик елеем, задрав штанину чуть повыше лодыжки, и мы под его пение обошли алтарь.
Вернувшись в Загорск, я получил Благословение Святейшего. Всего два слова:
- Иди и милосердствуй!
Они с тех пор со мною по жизни.
В Патриарших покоях не только жили, но и с их балкона, Патриарх, в дни больших церковных праздников обращался к своей пастве.
Мне пришлось присутствовать при таких празднествах – на Пасху.
После обращения с балкона Патриарших покоев Святейший спустился вниз и «дал целовать ручку». Идя в Патриаршей свите, я не удержался и стал фотографировать пришедших к Патриарху.
Два момента поразили меня.
Наэлектрилизованная, чисто юнгианская атмосфера коллективного бессознательного - восхищения и преклонения перед Патриархом, и подчёркнутая одеждой и жестами кондовость собравшихся в Лавре.
Они будто бы пришли на съёмки фильма о дореволюционном прошлом.«О Русь, о, деревня!», - восклицал ещё Гораций.
Такой, в сущности, и осталась.
Как бы и не было 70-лет Советской власти…
Были и «трудности» жизни в Лавре.
Назвать их «трудностями» можно только в кавычках. Никогда, ни до, ни после Лавры я не ел столько мучного и рыбного. Всевозможные пирожки, булочки, заливные и так постоянно присутствуют в монастырской трапезе. Я же попал ещё после Великого Поста, когда потребление их увеличивалось в разы.
Особенно меня «достала» рыбная церковная кулинария. Традиционная в православной кухне, в Лавре она имела свои собственные, «фирменные блюда». Вот одно из них: форель, запеченная целиком в фольге по рецепту Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
Я попытался разнообразить своё меню, выйдя за пределы Лавры. Обнаружил, что в городе активно торгуют курятиной (как выяснил потом, в окрестностях Загорска несколько крупных бройлерных фабрик).
Спасло лишь на первое время. Курица во всех её видах и проявлениях надоела ещё быстрее, чем рыба с пирожками.
Из Лавры я привёз два подарка Пимена. Патриаршью «рабочую» Библию (под одной обложкой Ветхий и Новый Заветы и Псалтырь) и именную медаль.
10. Купеческое слово
Августовский переворот 1991 года, кроме того, что лишил всех нас Родины и предоставил перспективу стать очередной «банановой республикой», под жёстким протекторатом США, породил множество различных профессиональных, карьерных, бытовых проблем.
Не буду останавливаться здесь на позорной роли, сыгранной Системой в августовских событиях. Скажу кратко: предательство и нарушение Присяги. Эти слова относятся, прежде всего, к её Председателю - В. А. Крючкову и многим, многим генералам и офицерам, забывшим о своём долге, - «государство Российское охранять».
Уверен, «августовская демократизация» стала основной причиной самоубийства бывшего начальника ПГУ, единственного реального интеллектуала в руководстве Системы - Леонида Владимировича Шебаршина, считавшего те дни «жутким позором России».
Тогда же мы, находясь внутри событий, оказались удивительно незрячими и почему-то надеялись, что «за августом придёт тёплый, ласковый сентябрь».
Не пришёл.
К одной из иллюзий того времени я имел непосредственное отношение.
Попалась мне на глаза дореволюционная, с ятями, купеческая газета «Утро России». Из неё я узнал, что в России фабриканты, если не приезжали из заграницы, все были из купцов. Существовало Российское Купеческое Собрание, объединявшее их. У российских купцов - фабрикантов был свой кодекс чести,- «Семь принципов ведения дел в России», опубликованный в 1912 году: люби и уважай человека, уважай право частной собственности, уважай власть, живи по средствам, будь честен и правдив, будь верен своему слову, будь целеустремлён.
Впечатляющая нравственная программа для нового российского предпринимательства!
Социалистическое хозяйство было разрушено. На смену ему должны прийти капиталистические отношения. Почему не использовать забытые и незаслуженно оболганные принципы русского предпринимательства?
Заинтересовавшись, я день просидел в Исторической библиотеке и почувствовал себя глубоко и нагло обманутым.
Русские купцы - мироеды» и «фабриканты – кровопийцы» - были совсем другими. В основе их деятельности - принципы не стяжательства и милосердия, которые они не только декларировали, но и всеми силами воплощали в жизнь.
Всему миру известна Московская Третьяковская галерея. Собрали ее, покупая картины у художников - купцы Третьяковы. А затем преподнесли в дар Москве, да еще капитал оставили с усадьбой и завещанием: «хранить, продолжать и - доступ бесплатный всем». Благотворительность? Меценатство? Принцип отношения к миру. Заработал, есть излишки: поделись ими с обществом, направь их на его развитие.
Может быть, кому-нибудь из наших сегодняшних, так называемых, бизнесменов и покажется диким, но в то российские купцы - предприниматели соревновались за честь (именно за честь!) друг с другом в деле постройки новых училищ, больниц, приютов.
Только в Москве ими были построены больницы: Алексеевская, Бахрушинская,Морозовская,Сокольническая,Солдатенковская, Хлудовская, клиники теперешней Московской Академии им. И. М. Сеченова на Б. Пироговской улице.
А богадельни? Почти все они сооружены на купеческие и предпринимательские деньги: Алексеевская, Боевская, Варваринская, Морозовская, Набилковская…
Прибавьте сюда детские приюты, убежища для вдов, сиротские дома и многочисленные образовательные учреждения: коммерческий институт, коммерческие училища и мещанские училища, десятки ремесленных училищ рукоделия. Выделенные московскими купцами и предпринимателями средства на эти цели составляли перед Первой мировой войной более 10 миллионов рублей золотом – сумма, по тем временам громадная. Прекрасную основу создали первые русские предприниматели!
Её бы, к нам, в наше мутное время!
Так подумалось, так и решилось. «Железного Феликса» сдёрнули с пьедестала. Крючков сел на нары в Матросскую тишину», как ГКЧПист ( что вызывает у меня сегодня неудержимые приступы смеха), а мой связник как был так и остался. Система, изуродованная Бакатиным еле- еле жила и дала мне добро на проведение операции.
Добро-то дала. Но оставила, как всегда самому за всё отвечать.
Ещё в разведшколе говорили, что необходимо не лениться, а читать газеты города, где живёшь и работаешь.
«Вечернюю Москву» я читал и без преподавательского окрика – из интереса. Из неё и узнал, что в помещении церкви Максима Блаженного на Варварке «потомок ярославского купеческого рода Оловяшниковых, прославивший родной город литьём звонких колоколов и предметов церковной утвари» Николай Евгеньевич Прянишников «проводит регистрацию потомков российского купечества с целью воссоздания Российского купеческого собрания».
Коряво, но смысл понятен. Моя дорога – к Максиму Блаженному.
Вот только каким боком я отношусь к купечеству? Никаким. Как всегда и бывает: разгадка уже была. Только я не знал.
В самом начале тех же 90-х, погиб мой друг – фотограф «Мосфильма» Валя Серов. Так сложились обстоятельства: я стал жить в его семье и воспитывать Валиных сыновей – девятилетнего Глеба и семилетнего Петю.
Однажды за завтраком, я рассказал о том, что затевается неплохое дело - возрождается Российское купеческое собрание.
- Нас в него обязательно запиши!- откликнулась Катя Серова, Валина вдова ,- мы прямые потомки купца Василия Николаевича Мамонова, одного из богатейших людей Серпухова, владельца огромного магазина, расположенного на центральной площади города.
После этого и не верь в привлечение ситуации!
Так я стал действительным членом Российского Купеческого Собрания, руководителем его исторической секции.
Сегодня, я понимаю бесполезность попыток вернуться к русскому предпринимательству. Система разрушалась «демократами». Ей было не до купечества. Сладкий пирог - уже поделён. Как чёртик из табакерки возник Российский Союз промышленников и предпринимателей, проамериканский проект, воровской снизу доверху. Его, к моему удивлению, сразу же поддержали власть имущие.
Наше же Российское Купеческое собрание постепенно превратили в просветительское общество. Максимально урезав права. Я так и не смог добиться разрешения на издание подготовленных пяти номеров газеты «Купеческое дело».
Так исчезла одна из иллюзий начала 90-х.
А могла стать реальностью и во многом изменить ход истории России.
Первые российские предприниматели были патриотами в прямом, а не в переносном, современном смысле этого слова. «Благо Отчизны» было для них не абстрактным, лишенным живой энергии действия, понятием. Павел Рябушинский политик и лидер Торгово – промышленного союза на его съезде в Париже в 1921 году говорил: «…на предпринимательском классе будет лежать колоссальная ответственность – возродить Россию…На повестку дня встанет задача гигантской важности – научить народ уважать собственность как частную, так и государственную, и тогда он будет бережно охранять каждый клочок достояния страны».
11. Мистер ИКС
Не догадались. Я говорю не о персонаже из оперетты Имре Кальмана «Принцесса цирка», а о популярном в начале 90-х годов «вечернем чтении для одинокого мужчины» - газете «Мистер ИКС».
Для меня строчки из выходной арии Мистера ИКС: «Всегда быть в маске – судьба моя»,- имели и прямой профессиональный смысл.
Отшумевшая в начале 60-х годов сексуальная революция на Западе, наконец-то, с более чем тридцатилетним опозданием, доковыляла до СССР. Причина задержки понятна: Советский Союз был закрытой страной. Настолько, что казалось, его вожди и идеологи начинают и заканчивают свой день чтением сказки Андерсена про платье Короля.
Возглас мальчика: - А король-то, голый!
Они воспринимали буквально и по отношению к советскому строю, и по отношению к советской идеологии. Напугал их 1957 год. Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. На волне хрущёвской оттепели немножко приподняли железный занавес.
«Хотели как лучше, а получилось как всегда».
В истории остались и «дети фестиваля» - невиданное в советское время расово - перекрёстное спаривание, и первые наркотики, и молодёжная проституция.
Родом из 1957 года и стиляги.
Обычные - бытовые и «центровые», прогуливавшиеся по центральным улицам советских городов.
Их субкультура: брюки клёш, чёрные лаковые ботинки, цветастые галстуки «пожар в джунглях», мешковатые пиджаки и шляпы с широкими полями.
Журнал «Крокодил» тех лет без устали разоблачал «западо -поклонников».
Картину добавляли любимые стилягами танцы – насквозь «иностранные» – рок –н- ролл и буги -вуги.
Вряд ли, стоит удивляться, что при первых проявлениях сексуальной революции ими сразу же занялся Комитет государственной безопасности.
Возможно, кому - нибудь покажется карьерной наглостью – я сам предложил Системе эротическую операцию.
Рассуждал так: остановить мчащийся поезд невозможно. Реально, по силам, стать его машинистом. Осторожно, постепенно перевести поезд на запасные пути, а затем и остановить.
Я не был бы настойчив в своём предложении, если бы не имел для его реализации прочную, я бы сказал - железобетонную легенду.
Ещё в 1972 году я сфотографировал на пляже в Пирита под Таллинном голых играющих детей. Снимки из этой серии побывали на многих выставках Всесоюзных и международных.
Сегодня любой обнажённый ребёнок с подачи Думских феминисток и сексуальных извращенок воспринимается только как объект для педофилистических притязаний.
Как ни печально признать, но за сорок лет истерзанное политиками российское общество научилось лишь одному - видеть мир через призму преступления.
Фотографировал я эту старшую группу детского сада Таллиннского морского пароходства, как иллюстрацию к спартанской теории закаливания. Никакой эротики. Только гиппократовское воспитание «естественного отношения к естественному». Ни о какой эротике и мыслей не было!
Поэтому вначале, раздавшийся в августе 1989 года звонок художницы Марины Герцовской и её предложение «поучаствовать в организации выставки эротического искусства» большого энтузиазма у меня не вызвало. Я сказал, что подумаю, для себя уже решил – откажусь. Как фотограф не эротический, и не имеющий никакого отношения к эротике.
Здесь и возник оперативный план: моё - не эротическое фотографическое творчество воспринимается как эротическое – переживу. Главное - начать внедрение и максимально укрепить свои позиции как эротического автора. Вызвал связника. К моему удивлению, Система дала добро.
Позвонил Марине Герцовской, сказал: «согласен включиться в работу по организации выставки эротического искусства». С одним условием. На ней будет фотографический раздел: подборка моих фотографий обнажённых детей.
С позиции времени, может быть, и наивно: мне тогда виделось, что своими фотографиями наглядно могу показать, что обнажённая натура, в том числе и детская, и подростковая не только эротика и секс. Но и подзабытый древнегреческий «Гимнос» - обнажение ради тренировки тела, закалки характера и воспитания героизма. Такое отношение к Наготе было в СССР в предвоенные годы. А через тридцать с небольшим лет почему стало считаться «буржуазным», «тлетворным влиянием Запада», «цинично и грубо нарушавшим нормы советского общежития». Перестраховка? От чего?
Здесь мои цели и цели других членов оргкомитета выставки совпадали. Мы решили исправить создавшееся положение.
У меня сохранился пригласительный билет – программа выставки.
Помню, сколько обсуждений было: как сделать, чтобы выставка состоялась, и её не постигла судьба «бульдозерной» и других таких же художественных начинаний.
Выбрали три направления.
Мы их назвали «подпорками» проведения выставки.
Первое - место.
Перебрали с десяток, а, может и с сотню.
Пока, как мне помнится, художник Анатолий Брусиловский не предложил неожиданный, но сработавший (правда, не без моей помощи) вариант.
Театр – студия Анатолия Васильева до середины октября пустовала. Труппа была на гастролях, а оставшиеся в Москве артисты взяли отпуска. Брусиловский предложил снять помещение (фактически полуподвал) театра на время проведения выставки. Снять не нам, а голландскому посольству, в котором у него были давние и хорошие связи: тогда мы будем недосягаемы, по его мнению, ни для КГБ, ни для милиции.
Второе направление – содержание выставки.
Решили расширить его с одного дня вернисажа до двух и выступить под общей шапкой «Вечер эротического искусства».
Кроме картин, графики, фотографий пригласить писателей и поэтов, показать слайды.
В программу вечера были: поэт Константин Кедров, писатели Виктор Ерофеев и Владимир Тихвинский, киноактёр и автор «неприличных лубков» Никита Михайловский.
Третье направление – традиция.
Мы хорошо понимали, что первые.
Первые после дореволюционных «Вечеров обнажённого тела», других декадентских представлений.
Так появился эротический экзерсис – группа «Оберманикен» с музыкой в стиле «Новая эротика», «Женщина – торт» - Маша Персик, инсталляция «в ресторане» Марины Герцовской и Анатолия Брусиловского.
Чтобы не зацикливаться на прошлом мы включили в программу двухдневного вечера эротического искусства театр мод Анастасии Михайловской «Ни уму, ни сердцу».
Я говорю везде «мы. Но, наверное, правильно было бы сказать, что кроме звонка в МИД об аренде голландским посольством помещения театра-студии Анатолия Васильева, разработка «подпорок проведения выставки» принадлежит тоже мне. По бумагам я значился как «ответственный секретарь оргкомитета «. Но мог ли я пустить на самотёк процесс организации выставки?
Было бы глупостью и непростительной ошибкой не воспользоваться знаниями по планированию оперативной работы, полученными в разведшколе.
За первой выставкой эротического искусства в 1990 году последовала вторая в галерее « На Ходынке», затем третья в 1991 году в выставочном зале «Садовники».
И в этих выставках я был ответственным секретарём оргкомитета и выставлял свои фотографии.
Ажиотаж был огромный.
То, что произошло в день открытия Первой выставки эротического искусства, не поддаётся ни пониманию, ни разумному осмыслению. Толпы людей штурмовали вход в театр – студию Васильева, лезли в окна.
Где уж тут: секса нет!
Не обошлось и без трагикомических сюжетов.
Стоявшие на двери студенты ГИТИСа (они помогали нам в поддержании порядка «на вражеской территории») не узнали «легенду Рока», Александра Градского, и он остался на улице. Пришлось мне «проводить» его через окно.
Так моя идея внедрения в ряды московских эротиков обрела определённые очертания.
Ещё яснее они стали, когда я начал сотрудничать - фактически создавать, эротические журналы и газеты.
Первым были «Мистер ИКС» и приложение «ИКС – пресс»- письма «для одинокого мужчины».
Не скрою, что я был автором многих из них. Мы начинали с нуля, и взять реальную переписку было ниоткуда.
Та же история была с появившейся в Риге газетой «Ещё», редактировавшейся Владимиром Линдерманом. Мы с ним придумали переписку помещика с крепостной девкой, и морочили головы читателям больше года. То - помещик, то Володя. То я – крепостная девка, то он.
Наиболее серьёзным было моё участие в газете «Крутой Мен» и приложении к ней «Мен Клуб». Но это уже 1993год.
Были ещё попытки в том же 1989 году создать журнал профессиональных фотомоделей «Модель» (вышло три номера, в которых я обозначен как ответственный секретарь).
В 1990 году вместе с академиком Игорем Семёновичем Коном, пытались издавать журнал популярной сексологии «Эрос».
Тоже неудача. Вышло всего два номера.
1993 год был для моего вхождения в творческую и журналистскую эротику поворотным. В издательстве «Ментшен» вышла моя книжка «Эротические истории», сделавшая меня полноправным «эротиком».
В этот же год началось моё активное сотрудничество с «Крутым Меном». Его издавал в Красногорске отставной политработник Владимир Солдаткин.
Моё появление в редакции вызвало восторг. Не хвастаюсь. Вот строчки из обращения к читателям №7 «Крутого Мена» за 1993 год:
« С прошлого номера с нами сотрудничает известный московский писатель, экс - редактор журнала «Эрос» Николай Филиппов. Кстати, его материал вы найдёте и в этом номере».
Речь идёт о моей статье «Кого люблю, того и… бью». Со строчками актуальными и сегодня: «Воля и строгость всегда на Руси были рядом. Любой нравственно здоровый ребёнок, так же нуждается в материнской и отцовской любви, как и в строгости. Дети всегда больше любят строгих и справедливых родителей».
Со второго номера 1994 года я начал печать главы из своей книги «Магия боли». Параллельно, там же в «Крутом Мене» разместил кросс -культурные исследования по русской ментальности: «Когда детей пороли по субботам», «Строгое воспитание мальчиков», «Розга для невесты».
Газету читали, на её публикации охотно ссылались в СМИ.
За четыре года мне удалось перевести «Крутой Мен» из насквозь жёлтого листка в серьёзное издание, изучающее проблемы агрессивного поведения, взрослых и детей, пользы и вреда физических наказаний в воспитании.
Хочу здесь поблагодарить Володю Солдаткина и Виктора Ермакова, помогавших мне.
1993 год - четвёртый год отечественной секс революции. Время рождения различных эротических и садо- мазохистких клубов. Появился садо- мазохисткий клуб и при «Крутом Мене». Он как бы продолжил публикации газеты.
Для меня его создание имело особое значение. В редколлегии «Крутого Мена» я значился как психоаналитик. Это давало большую возможность для самых различных маневров и новаций.
Многим, в том числе и моим коллегам по Системе, было непонятно «зачем создавать рассадники зла и боли»?
Думаю - это чисто бытовая точка зрения. Агрессия, накапливаясь, требует выхода. Иначе она порождает таких монстров, как Чикатило и Фишер. В Японии существуют несколько фабрик, специализирующихся на изготовлении кукол начальников. Их принято устанавливать в отдельной комнате, и при малейших проявлениях агрессивного недовольства руководством мутузить их.
Со стороны выглядит детской игрою. На самом же деле, разумное и полезное занятие. Злость, раздражение, агрессия уходят. Их замыкает на себе кукла. «Разобрался» с ней и снова «гири»: ощущение чувства моральной необходимости подчиняться начальнику, выполнять любые его требования, даже идущие против твоего желания. Это - в Японии.
В России такая конструкция вряд ли сможет существовать. Другое дело - регрессивная. Порка как наказание за различные детские проступки и прегрешения. Известная клубная формула «верхних и нижних» сохраняется, но теперь они выступают не в роли «рабынь и рабов», и «госпож и господ», а в ролевой маске «детей и родителей».
Со временем, детские наказания в Клубе сменились «наказаниями провинившегося персонала». Что было отходом от регрессивной модели. Зато «наказания провинившегося персонала» стали постоянными и проводились еженедельно по четвергам.
Возможно, я самонадеян, но мне видится, что моя эротическая операция удалась. Поезд, постепенно, сойдя с рельс главного пути на запасной - остановился. Эротической прессы сегодня в России не существует.
12. Рабский синдром
12 членом секты «Аум Синрикё», осужденным на смертную казнь, стал ее основатель Сёко Асахара.
В обвинительном приговоре Токийского окружного суда он назван «самым страшным преступником за всю послевоенную историю Японии». Асахару признали виновным по всем 13 пунктам обвинения, в том числе в организации теракта в токийском метро в 1995 году, когда от распыления газа «Зарина» погибли 12 человек и более 5000 были отравлены.
В начале 90х годов прошлого века, Асахара приезжал в Россию и был более чем тепло принят в Кремле и Московской мэрии.
Появление «Аум Синрикё» в Москве сопровождалось мощнейшей рекламной кампанией: в первые месяцы своей деятельности секта заплатила около миллиона долларов, обеспечив себе ежедневную часовую программу на радиостанции "Маяк" и получасовую еженедельную передачу на канале "2х2". В том же, 1992 году, «Аум Синрикё» была зарегистрирована Минюстом с центром в Москве. С этого времени стали проводиться, с периодичностью в 1-2 месяца, массовые инициации (посвящения) с интенсивной медитацией на стадионе "Олимпийский".
По оценкам лидеров «Аум Синрикё», в январе 1994 года число их адептов в Москве составляло 35 000 человек, а в целом по РФ – более 50 000 человек.
Эксперты из Комитета по спасению молодежи утверждают, что и после запрещения ее деятельности по решению суда в апреле 1995 года «Аум Синрикё» продолжает активно действовать, при этом реально в РФ сегодня от 50 до 100 тысяч ее адептов».
Решение суда действительно было. Но инициировала его не Мэрия и не Правительство (где у Асахары был, что называется «не хилый сторонник» - первый заместитель председателя Совета Министров России Олег Сосковец), а Система, чтобы юридически оформить выдворение «Аум Синрикё» из России.
Думаю, и Система бы не среагировала: мало ли кто и чем, в то смутное время, занимался? Если бы не услужливый Лужков, предложивший сделать отделения секты в каждой московской школе!!!
Здесь и взорвалось.
Меня вызвали на Лубянку (чего раньше никогда не бывало!) и стали не приказывать, а уговаривать пойти «наверх» и донести до «верха» мнение Системы об «Аум Синрикё».
Под «верхом» и подразумевались Сосковец с Лужковым.
Почему я? Да потому, что за мною рекомендация Андропова. А у них их нет. Они не защищены, а я защищён. К тому же, я уже знаком с религиозной тематикой.
Аргументы, скажу прямо – не очень весомые. Единственно, что я мог принять и понять, -это наши системные аппаратчики, которые ничего не имели, кроме своих звёздочек на погонах и жалованья. На «гражданке» бы они неизбежно оказались никчемными, никому не нужными людьми.
Согласился.
Прежде чем идти «на верх» попытался понять для себя: что это за «Аум Синрикё», напугавшая Систему?
"Аум Синрикё" (АУМ - священная мантра, означающая непостоянство; Синрикё в переводе с японского - Учение истины).
"Аум Синрикё" была основана около 10 лет назад японцем Тидзуо Мацумото (в России он известен как Сёко Асахара) - бывшим специалистом в области иглоукалывания, хозяином нескольких ресторанов дешевой китайской кухни в Японии.
"Учение" Асахары - смесь буддизма, индуизма и христианства. Как вещал сам "гуру", оно основывалось на его альтруистической философии, в центре которой стоит идея "спасения" всего человечества, основанная на трех принципах: 1) избавление людей от болезней; 2) достижение счастья в этом мире; 3) достижение просветления и освобождения. По словам Асахары, сам он достиг окончательного Освобождения, после чего стал распространять свое "Учение Истины" по всему миру.
Типичная тоталитарная секта. Что в этом удивительного и пугающего?
Россия занимает третье место в мире по числу тоталитарных сект. По данным общественной организации «Комитет по спасению молодежи» сегодня в секты вовлечено до 5 млн. человек, из них в возрасте до 18 лет – 500 тысяч, 18 - 25 лет – миллион, разрушено более 250 тысяч семей.
Нет. Причина появления в России секты «Аум Синрикё» - другая. Банальная. Деньги. Большие, очень большие деньги. Сколько? Об этом знают и поныне здравствующие Олег Сосковец и Юрий Лужков. Но вряд ли расскажут.
Меня удивила их хамская напористость в общении. Я оказался тем самым «гонцом с плохим известием», которого необходимо выслушав, уничтожить.
Одна деталь операции.
Московское религиозное объединение "Учение истины АУМ" на Беговой закрывал ОМОН.
Я сидел и пил кофе в кафе у левого выхода метро «Полежаевская», а майор, командир ОМОНА пытался выяснить:
- Надо ли прессовать этих придурошных?
Обошлись без прессования.
Кто был в секте «Аум Синрикё»?
В основном молодые люди, которых новые, рыночные времена выбросили из жизни, заставив искать в мистике её смысл.
Прислушайтесь к признаниям их родителей:
"Мой сын за два месяца превратился в морально и физически ослабленного человека. Ходячий робот, взгляд в одну точку, лицо одутловатое, шарахается от людей. Работает в секте сутками и всё бесплатно. Совсем отрекся от людей".
"Мой сын вступил в секту "АУМ" и перестал посещать школу, перешел на двухразовое питание, слушает только кассеты с записями "гуру"..."
"Моя дочь посещала занятия «АУМ" с целью самосовершенствования, как было написано в проспектах этой организации, в течение двух суток присутствовала на групповых занятиях.
До этого у неё не замечалось никаких отклонений в психике. Теперь она направлена на лечение в психиатрическую больницу"...
Это выписки из протокола судебного заседания, посвящённого прекращению работы «Аум Синрикё» в России.
Протокол - протоколом.
У моего приятеля племянница многие годы состоит в «Аум Синрикё». Известие о возможной казни «духа истины» она восприняла с воодушевлением:
- Оттуда, сверху, он еще лучше будет повелевать нами.
13. Проект «Лубянка»
Каждый из нас, когда- то, становится ветераном. Не избежал этой участи и я. В 2004 году.
Не знаю, как другим, но мне сразу же стало ясным, что в новом своём статусе ветерана я могу сделать ещё больше, чем прежде.
Став членом Клуба ветеранов Госбезопасности, я тут же предложил давно вынашиваемый мульти - проект «Лубянка».
Он состоял из двух частей – издательской и телевизионной.
В издательскую часть входила работа над историко - публицистическим альманахом «Лубянка», выпуск настенных и карманных календарей на чекистскую тематику.
Концепция журнала «Лубянка»
1.В основу концепции положен принцип правды факта. Журнал в своей деятельности руководствуется объективным, достоверным подходом к освещению вопросов истории и работы отечественных и зарубежных спецслужб, опираясь прежде всего на документальные материалы.
2. Журнал не связывает себя ни с одной политической партией, фондом, общественным движением, но выступает за всемерное укрепление российской государственности.
3.Журнал активно способствует формированию позитивного общественного мнения о спецслужбах России, как важного института власти, обеспечивающего на законной основе безопасность государства, общества и личности.
Телевизионная часть - историко-публицистическая программа на телеканале «Россия».
Концепция программы
Концепция программы повторяет концепцию журнала «ЛУБЯНКА». Это – правда факта. Для наибольшего пропагандистского эффекта важно, чтобы передача стала действительно «взглядом изнутри», рассказывала бы объективно об истории и настоящем отечественных спецслужб. В известном смысле, программа пропагандист журнала, но и сам журнал – основа для её передач. После многолетнего одурачивания читающей и смотрящей публики «свободной» прессой и телевидением, сам жанр журналистского расследования превратился в синоним обмана. Люди устали от лживой информации, и часто уже не способны вылавливать в ее потоке крупицы правды. Им надо помочь.
Необходимо максимально дистанцироваться от подобных журналистских сенсаций и «откровений».
Этой цели должны служить: логотип и заставка передачи.
Для логотипа можно использовать награды из календаря 2004г. Заставкой могут стать кадры кинохроники, запечатлевшие Ф.Э. Дзержинского, или выразительная, известная, но малоиспользуемая музыкальная фраза. Можно, например, использовать инструментальную обработку музыки Таривердиева к фильму «17 мгновений весны».
Большое значение имеют личность ведущего и его стиль ведения передачи.
Анализ самых различных программ показывает устойчивую тенденцию: уровень зрительского доверия к информационным передачам чрезвычайно низок. Чаще всего их смотрят только чтобы узнать, - «не случилось ли чего- нибудь». С появлением Интернета и эта роль телевидения, как оперативного доставщика информации, во многом утратилась.
От телевидения сегодня ждут совсем другого. Ждут анализа, размышления, непредвзятых оценок. Существующие информационно-аналитические программы превратились (или уже были задуманы так?) в гадание на политической тусовке. Они ангажированы и вызывают скорее раздражение, чем желание их смотреть.
Абсолютно не задействовано такое определяющее свойство телевидения, как
«рентген характера». Сколько ведущие, например, утренних программ, не красятся, как изощренно их не освещают, всё равно, с первых же секунд их появления на экране, все становится на свои места.
Нового в этом ничего нет. Ведущий – личность, ведущий, - умный и эрудированный собеседник, которому веришь, потому - что знаешь: он не обманет, не скажет чушь ради «красного словца». Такими были Андроников, Шнейдеров, Капица периода расцвета «Очевидного и невероятного». Сейчас на этом поле пытаются играть Владимир Познер и Николай Дроздов.
Таким должен быть и ведущий «ЛУБЯНКИ». Не просто чтец-информатора, человек, мыслящий вместе со зрителями, преодолевающий вместе с ними разочарования поиска истины, радующийся совместным находкам. Именно эта, по выражению Льва Толстого, «энергия заблуждения» должна стать нервом всех передач «ЛУБЯНКИ».
Примерная тематика передач
За последние годы телезрители приучены к циклической форме подачи материала. Как документального, так и художественного.
Предлагается несколько циклов передач программы «ЛУБЯНКА»:
1. Чекисты у власти.
2. Анатомия предательства. Оборотни и перебежчики
3. В памяти – навсегда
Первым циклом, «Чекисты у власти» можно было бы начать знакомство телезрителей с новой программой.
Цикл включает в себя передачи:
«Железный Феликс»
Лаврентий – строитель
Мгновенье истины
«Железный Феликс». Размышление о Дзержинском-человеке, его роли в государственном строительстве. Революционная, чекистская деятельность, как нравственная необходимость. Письма к жене и сыну из тюрьмы. Духовная парадигма жизни.
Лаврентий – строитель. Правда о Берии. Фальсификация его судебного процесса и документов. Страх партийной и государственной номенклатуры. Непобедимый тандем: Сталин-Берия. Ведущая роль Берии в развитии атомной энергетики, космической отрасли, создании атомной и водородной бомб. Его планы переустройства страны. Отношение к германскому вопросу. Реальная причастность к массовым репрессиям и приписываемых ему изнасилованиях женщин. Заключение-вопрос: кому и зачем всё это было нужно? Ответ: Хрущёву, Маленкову, Булганину.
Мгновенье истины. Недолгое правление Ю.В. Андропова. Его неосуществившиеся планы государственных и хозяйственных реформ. Дисциплина как спаситель страны. Путин – его ученик и продолжатель. Анализ жизненных параллелей.
Второй цикл: « Анатомия предательства. Оборотни и перебежчики».
В нем целесообразно разбить передачи по персоналиям.
Например:
Пеньковский
Гордиевский
Резун
Калугин
Важно не просто излагать историю их предательств, не сотрясать воздух в омерзении, а анализировать само существо проблемы: почему смог.
Третий цикл: «В памяти – навсегда».
Он может включать в себя передачи:
91й – решающий
Взрывы лжи
«Норд-Ост» и далее…
91й – решающий. Рассказ о том, что же действительно случилось тогда. Кто выиграл, кто проиграл в результате ельцинской «революции».
Взрывы лжи. Не тысяче первое расследование кто взрывал дома на Гурьянове и Каширке, а о тех, кто воспользовался эхом взрывов, использовал их для своих, вполне определённых целей.
«Норд-Ост» и далее… Сага о взятках, коррупции и непрофессиональной разведработе. Россыпь мнений участников событий. В том числе последних – ингушских.
Что удалось воплотить в жизнь?
Издательскую программу. Вышли 14 выпусков историко - публицистического альманаха «Лубянка», четыре больших настенных календаря.
Считаю личной заслугой публикацию в первом выпуске фамилий Альфовцев – героев Беслана, до этого закрытых и неизвестных.
А так же публикацию своей статьи «Чем ушибся, тем и лечись» со словами:
«Включите телевизор. Вечером. Перелистайте программы. Люди, призванные бороться со злом, защищать наш с вами покой и жизнь, предстают в них в образе тупых, ограниченных, приблатнённых субъектов. Бродячий сериальный сюжет – их начальник: улыбчивый дегенерат с «кликухой»: «Мухомор» («Улицы разбитых фонарей), «Колобок» ( «Каменская»). А сами «борцы со злом» почти не отличаются от тех, с кем они борются. Так сказать, прониклись «духом». Вот только каким?
Это и есть рождённые «демократической свободой» реалистические образы работников спецслужб? Не верю! Кому-то очень хочется, чтобы были такими. «Романтическая баллада о мужской дружбе, верности и любви» - это слоган из рекламного ролика на канале «REN – TV» 15 серийной «Бригады» - фильма действительно романтизирующего…бандитскую дружбу. Вот он наш, судя по телевидению, новый герой. Какая уж тут борьба с организованной преступностью или наркоманией. Вот с кого теперь надо «делать жизнь», а не с презренного «мента» или ужасного КГБешника.
Времена «Подвига разведчика» и Штирлица давно и безвозвратно ушли в историю. И всё же, смотря по тому же телевизору как «Альфовцы», освобождают детей - заложников в Беслане, несут потери, реальные, настоящие, не киношные, нельзя не сказать, нет – прокричать: «Осторожно! Вас кормят, закармливают ложью!».
И ложь, эта, повторённая сотни раз ложь, становится самой настоящей правдой. Увы, это уже не геббельсовская пропаганда, а наша сегодняшняя реальность».
Завершая свои даже не записки - клочки от большого, пережитого, хотелось бы снова вернуться к мысли «о позднем поколении».
Относительно недавно (в 2006 году) я стал действительным членом Общества истории спецслужб – организации, давшей возможность глубже понять как саму Систему, так и себя в ней.
Август - сентябрь 2012,
Крылатское.