на нашей лавке старики сидели,
и песни юности своей тихонько пели,
пытаясь молодость свою прожить опять.
Один дедок, две-три иль пять старушек,
два тополя и белый-белый пух.
Забавно было: будто - бы пеструшки
слетелись слушать, как поет петух.
На той же лавочке под теми же часами
теперь вот мы, чуть сгорбившись, сидим.
А рядом внуки детскими весами
нам отмеряют время до седин.
И после нас останется скамейка,
два тополя, июньский белый пух.
И снова, будто в стареньком ремейке,
своих пеструшек соберет петух.
