Когда туман заключает тебя в объятья,
ты обретаешь хрупкость, подобно юной
венецианской деве, что расплетает
густые косы, стоя в залитой светом
старинной зале, и надевает платье
из светлой ткани - нежной, как будто лунный
свет затаился в нитях её... Тогда я
смотрю на воду и нахожу ответы.
Ты проросла в мой разум, и мне всё чаще
неотвратимо кажется, будто вены
мои – на самом деле твои каналы,
и будто в них не кровь течёт, а вода, но
я прогоняю глупые мысли. Раньше
умела я бежать из глухого плена
своей тоски… Пожалуй, ты сразу знала
всё то, чему одно теперь имя – данность:
Я погибаю. Видишь, я погибаю.
II.
Я больна с тех пор, как пришла зима: тихий голос сводит меня с ума. Он твердит: «Вся жизнь твоя, словно дым / пёстрый ящик, созданный быть пустым». Я пытаюсь спрятаться, убежать, только голос, как остриё ножа надо мной сверкает и день, и ночь и ведёт, ведёт за собой на дно.
Посмотрю в таблицу календаря – он гласит «бессмысленно», «глупо», «зря». Разорвать бы, вычеркнуть, изменить - но реальность перерезает нить. Я могла словами лечить других, поддаваясь честному ‘помоги’, только где такого найти врача, чтобы он разрушил м о ю печаль?
И всю жизнь судьба моя – мой палач – повторяла бойко: «Не плачь, не плачь» и шептала (ласково, как сестра): «Если край увидишь - ступай за край, если ищешь свет, то иди во тьму, ни во что не верь, как и никому. А когда найдёшь свой нехитрый рай – умирай, немедленно умирай».
Ампутируй душу мне, слышишь, бог? Ты бы тоже, думаю, так не смог.
Извини мне, отче, такой цинизм.
Я устала
верить,
любить,
ценить.
III.
Венеция, мой дом и мой погост,
Прими меня в зеркальные ладони.
Ты в бронзовом тумане снова тонешь,
А я взбираюсь на старинный мост.
Прощай. Тону. Вот видишь, я тону.
Я погибаю. Видишь, погибаю.
И становлюсь тобой, когда вдыхаю
Безумную морскую глубину.
июнь 2012
