ХРАМ ЗЛА (Проза / фантастика)

Олег Азарьев

ХРАМ ЗЛА

Фантастическая повесть

Ведь нам приятно же поводить просителя. Пусть его натрет себе спину в передней! Будто уж и нельзя подождать ему! Какое нам дело до того, что, может быть, всякий час ему дорог и терпят оттого дела его!
Н. В. ГОГОЛЬ, «МЕРТВЫЕ ДУШИ», ТОМ 2

Граков шагнул на выдвижную металлическую площадку перед люком. От площадки вниз уходили решетчатые конструкции складного подъемника. Граков прищурился, машинально пригладил встрепанные ветром волосы и огляделся.
Промежуточный космопорт на Шарре был предельно стандартен. Четыре бетонных посадочных стенда с цветными разметками, окруженные башенными погрузчиками. Поодаль — квадратный многоэтажник Административного Центра и вспомогательных служб. Рядом с ним — цилиндрический монолит энергоблока и купол ремонтного ангара, к которому примыкали приземистые постройки складов. Сетчатый забор по всему периметру ограждал космопорт. Вдоль забора через равные промежутки возвышались трехметровые защитные башенки. Справа от ангара виднелись закрытые железные ворота под охраной еще двух башенок. Местность вокруг космопорта была плоской как доска. Вдалеке, почти на горизонте, смутно угадывались в сумерках очертания еще каких-то строений. Но это уже были шаррянские владения.
Поджидая ремонтников, пилот присел на высокий порожек люка и озабоченно задумался. Весь график полета кувырком пошел. Теперь на Тиане заждутся… И неизвестно, сколько придется торчать в этом захолустье… Кстати, надо сообщить на Землю о благополучной посадке на Шаре и сделать это, прежде чем ремонтники разворотят наноэлектронику в рубке…
Грузовой звездолет Гракова, модель Першерон-2Т, регистрационный номер 5245МЗ-562251, приписанный к Марсу, оборудованный четырьмя плазменными двигателями, ускорителем третьего поколения и блоком НМ-перехода системы академика Фшусса — рептилии с планеты Ссамашш, направлялся в пограничную колонию конфедерации «Созвездие», закрепившуюся сто тридцать семь лет назад на Тиане, — как потом выяснилось, у самой границы владений недружественных мариеков.
За пределами Солнечной Системы он успел совершить всего четыре из запланированных девяти переходов в НМ-пространстве. Во время подготовки к пятому переходу Мозг корабля обнаружил немотивированный и почти невозможный обрыв наноэлектронных связей в дублирующих системах НМ-блока.
«Да, в этих переходах, как ни крути, а заложена определенная доля риска, — удрученно подумал Граков и привычным движением потер двумя пальцами висок. — Ничего тут не поделаешь. То есть, в будущем, может, и поделают, а сейчас от риска никак не избавиться…»
При подобной аварии — и продолжение полета, и попытка вернуться на Землю становились почти невозможными. Без НМ-переходов расстояния между цивилизованными мирами оказывались непреодолимыми.
Однако безвыходных положений не бывает. И по всей освоенной части Галактики Союз Миров раскинул сеть промежуточных космопортов — полностью автоматизированных систем, где звездолеты могли дозаправиться или устранить неполадки.
По инструкции каждый грузовой автоматический корабль нес на борту одного человека, погруженного в ледяной сон в гибернаторе. Это был так называемый аварийный пилот. Между собой аварийные пилоты называли гибернатор Коконом. Он и был похож на кокон гигантского насекомого. Система пробуждения Кокона была полностью автономной. Она срабатывала даже тогда, когда был разрушен Мозг корабля, и рассчитана была на выживание и работу человека в самых неблагоприятных условиях. Люди бодрствовали лишь во время старта и посадки. Весь путь в космосе они, как правило, спали.
После долгих лет экспериментов ученые наконец пришли к выводу, что в сравнении с любой сложной электронной системой мозг человека, мыслящий не так быстро, мог находить совершенно неожиданные, парадоксальные решения проблемы.
Когда Мозг обнаружил аварию, то немедленно отменил подготовку к переходу и разбудил Гракова. Но ремонт НМ-блока можно было произвести лишь в космопорту. Ближайший промежуточный космопорт находился на планете Шарр.
За семнадцать дней полета к Шарру Граков ознакомился со скудными данными о планете. Там обитали разумные гуманоиды земного типа. Это была технически достаточно развитая цивилизация, которая управлялась бюрократической олигархией. Одна из земных экспедиций около трехсот лет назад открыла Шарр. Вскоре после этого, попугав шаррян неопознанными летающими объектами и собрав необходимые данные о планете, Союз Миров заключил с объединенным правительством Шарра — Верховной Канцелярией — договор о постройке на планете космопорта. В течение года он был построен и задействован. С тех пор космопорт посетили только раз. Это был звездолет змееподобных аннэров. Он нуждался в дозаправке. Посадка их произошла более полутора веков назад.
Шаррян не приняли в Союз Миров, поскольку они едва начинали осваивать околопланетное пространство. А членом Союза могла стать только та цивилизация, которая в состоянии была подготовить хоть один межзвездный перелет.
Граков заметил, что от ангара отделились темные старинного вида силуэты трех машин — две неуклюжие передвижные мастерские и пассажирский фургончик. И в этот момент космопорт залило ярким светом — разом зажглись прожекторы на высоких телескопических столбах, плавно выползающих из земли.
Глядя на приближающиеся машины, Граков покачал головой. Вот так старьё! Пора обновлять оборудование, иначе скоро звездолеты просто не смогут обслуживаться здесь. Неужели об этом космопорте забыли? А впрочем, может, и так. Шарр находится на отшибе. Да и не пользовались космопортом — ого-го, сколько. Местные, должно быть, вообще запамятовали о том, зачем здесь все эти постройки. Любопытно, а как у местных с выходом в дальний космос… или хотя бы ближний? Ни единого спутника на орбите. Жаль, в памяти корабельного Информатора нет снимков самих шаррян. Интересно, какие они? Впрочем, ждать недолго. В подобных космопортах облик андроидов копируют с разумных аборигенов, если таковые имеются, дабы не травмировать последних присутствием на планете чужеродных форм жизни — пусть даже искусственной и спрятанной подальше от любопытных глаз.
Машины остановились у гигантских корабельных дюз. Из фургончика вышли шесть человекообразных андроидов. Граков медленно поднялся, рослый, немного тяжеловатый, как все профессиональные пилоты, отправил вниз площадку подъемника и отступил в корабль. Вскоре андроиды сгрудились перед Граковым в слабо освещенном шлюзе. Они выглядели отштампованными с одной матрицы. Все — в черных комбинезонах с круглыми эмблемами Союза на груди. Лица вполне человеческие. Старший ремонтник, с серебряным шевроном на рукаве, протиснулся вперед.
— Добро пожаловать, — произнес он на Едином языке. — Что за причина вынудила вас совершить посадку?
— Отказал блок НМ-перехода.
— Весь?
— Двадцать восемь дублей из тридцати.
— Подобные случаи маловероятны.
— Но, увы, не исключительны.
В самом деле, еще в легендарные времена первых выходов землян в космос им пришлось убедиться, что чем сложней система, тем больше возможность ее отказа, особенно если она как следует поработала. Тогда-то и начали применять многократное дублирование. И все-таки оно тоже не всегда спасало от внеплановых ситуаций.
— Вы не пытались установить причину аварии? — спросил старший ремонтник.
— Мы с корабельным Мозгом пришли к выводу, что виноват в этом безобразии сам момент перехода. При выпадении корабля из НМ-пространства в этот процесс вмешались какие-то не поддающиеся учету факторы.
— Мы немедленно приступим к ремонту.
— Да уж, надеюсь, — проворчал Граков.
— Это наша обязанность.
— Тогда проверьте и остальные системы управления.
— Обязательно.
— Когда определите срок ремонта, немедленно сообщите мне.
Старший молча кивнул.
Узким коридором Граков повел андроидов к рубке управления. Мимо глубокой ниши с раскрытой капсулой гибернатора, тускло освещенной изнутри, они прошли в небольшое помещение с низким потолком, заполненное приборами. Перед панелью управления стояло единственное кресло. На панели светились огоньки — два зеленых и один красный. Экраны были погашены.
— Приступайте, — вздохнул Граков.
Андроиды уверенно рассыпались по рубке.
Граков вспомнил, что надо сообщить на Землю срок задержки. Но это возможно лишь тогда, когда ремонтники определят время своей работы.
— Только не лезьте в блок связи. Он мне вскоре понадобится.
— Блок связи трогать не будем до новых распоряжений.
Граков передвинул кресло и уселся за передатчик. Сообщение подготовил быстро. Оно получилось кратким, но вполне вразумительным.
«Задержан неисправностью НМ-системы. Для ремонта совершил посадку на ПЦТ4б № 359408. По окончании ремонта — дополнительное сообщение. Першерон-2Т, рег. № 5245МЗ-562251. Рейс 86. Аварийный пилот В. Граков»
Отключив передатчик, Граков спустился вниз, к машинам. На их желтых бортах тоже отсвечивали эмблемы Союза. Дверца пассажирского фургончика была приглашающе сдвинута. Внутри было темно. Граков забрался в салон, уселся в мягкое кресло. Дверца закрылась. Автомат плавно развернул машину. Фургончик, прибавляя скорость, помчался к Административному Центру.
Граков хмуро смотрел, как несется навстречу машине бетонное покрытие космопорта. Если ремонт затянется, надо будет придумать что-нибудь… какую-нибудь культурную программу что ли… Организовать себе экскурсию по памятным местам планеты… Если это дозволено договором. А впрочем, для начала надо хотя бы осмотреться, а потом придумать что-то. Экспромт иногда получается лучше любой предварительной задумки. Пусть будет экспромт.
В холле с широкой входной дверью из бронестекла Гракова встретила андроид с наружностью очень симпатичной, по земным меркам, девушки. В отличие от грубовато выглядевших ремонтников, она была выполнена гораздо тщательней и выглядела как новенькая электронная кукла — чистенькая, сияющая. Взгляд больших желтых глаз в густых ресницах (как у персонажей древних японских анимафильмов, подумал Граков) безразлично скользнул по пилоту. Тонкие черты лица и твердый маленький рот были бесстрастны и неподвижны. Светлые волосы умело уложены ее создателями столетия назад. Нигде ни лишней складочки, ни заметной пылиночки.
«Интересно, — с усмешкой подумал вдруг Граков, — кто с нее стряхивает пыль во время длительного бездействия? Или она сама временами — этак раз в полгода или год — отряхивается от пыли перед зеркалом?»
Следуя за девушкой по переходам здания, пилот с удовольствием разглядывал ее стройную фигуру в униформе администратора. Впрочем, точно так же он осматривал прекрасные статуи в музеях.
«А ведь наверняка для копирования выбрали самую красивую шаррянку. Хотя, если космопорт строили земляне, они выбрали ее, сообразуясь с земным представлением о красоте, которое может вовсе не совпадать с шаррянским. Кстати, недурно бы увидеть хоть одну настоящую шаррянку… гм… для сравнения… — внезапно сказал себе Граков. — Решено! Затребую экскурсию по планете. Вдруг получится?»
Андроид-администратор привела его в номер для гуманоидов, ровным голосом сообщила, что в его распоряжении время до завтрашнего утра. А утром, после завтрака, Граков должен спуститься в холл для соблюдения некоторых формальностей.
С легким недоумением он согласился. В других промежуточных космопортах он никогда не сталкивался ни с какими формальностями. Однако порты строились в разные века и разными цивилизациями, так что, несмотря на единый проект, определенные варианты были возможны, — это предусматривалось еще при создании проекта. И особенно широкие вариации затрагивали программирование персонала портов.
Граков не стал уточнять, что за формальности ожидают его завтра, он посчитал это несущественным. Проще все выяснить утром.
Администратор вежливо пожелала Гракову приятного отдыха и ушла. Он оглядел номер, стандартный, как весь космопорт. Свет в номере был тускло-желтый, неприятный — нежилой. Граков немедленно установил регулятор на свой вкус — он любил свет поярче. Мимоходом выглянул в окно. За пределами космопорта — плотная чернота, ни одного огонька.
На узком подоконнике стоял шлем-ментопроектор. Мебель здесь вырастала по желанию постояльца — практически на любой вкус. Для этого следовало всего лишь надеть шлем и тщательно представить желаемую обстановку.
Огромный пищевой синтезатор давно устаревшей конструкции, загромождал соседнюю комнату. Он вызвал у Гракова добродушную улыбку.
Затем пилот вернулся к шлему и осторожно надел его. В первую очередь представил кабину душевой с массажным полем. Осмотрел результат — подходяще. Тогда он снова закрыл глаза и постарался предельно сосредоточиться. Когда почувствовал, что нужный психический тонус достигнут, начал представлять обстановку маленького загородного коттеджа из музея-заповедника «Быт правителей Земли с древних времен до начала межзвездной эры». Коттеджик этот из двадцатого века был довольно прост и очень уютен. Он покорил Гракова еще в далекой юности, когда он однажды побывал в музее со школьной экскурсией. С тех пор он повсюду, где было возможно, проецировал именно эту обстановку.
Окончив менто-сеанс, он придирчиво обследовал плоды мысленных усилий и, оставшись доволен, сказал себе, что пора бы слегка расслабиться. Бросив шлем на кресло, Граков неторопливо разделся и вошел в душевую.

После завтрака Владимир Граков неторопливо спустился в холл, где за украшенным сложной шаррянской резьбой полукруглым столиком поджидала его давешняя администратор. Она встретила Гракова служебной улыбкой. Пилот подошел к столику, облокотился и уставил на нее пристальный взгляд. Улыбка выглядела нарисованной, а большие красивые глаза были бесстрастными глазами автомата.
— Вы просили подойти к вам утром, — произнес Граков, не удержавшись от вежливой ответной улыбки, словно разговаривал не с андроидом, а с живой девушкой.
— Да, — сказала она ровным голосом. — Заполните, пожалуйста, декларацию на пребывание у нас.
— Что-о-о? — изумился Граков. — Какую декларацию?
Администратор выложила на стол глянцевую брошюрку без картинок. В ней шаррянскими иероглифами, а рядом на Едином — были напечатаны и пронумерованы вопросы. Всего… Граков ошарашенно потряс головой. Всего вопросов было — сто двенадцать. Он бегло просмотрел их. По его мнению, девяносто процентов этих вопросов были поразительно глупы и совершенно никчемны. К тому же он никогда не слышал, чтобы в договоры о промежуточных космопортах когда-нибудь включали пункты о каких-либо анкетах или вообще о чем-то подобном.
Но тут он вспомнил информацию о Шарре, о его немыслимо развитом бюрократическом аппарате. «Так, может, здешний договор — исключение из правил? С учетом местной специфики? — подумал он. — Или же… самостоятельная затея шаррян?.. Однако в это трудно поверить».
— Я впервые встречаю подобное новшество с какими-то бумажками, — заявил он недовольно и помахал листком. — И поэтому требую объяснить, кто и когда его выдумал.
— Анкета создана Всепланетным Министерством Шарра, — по-прежнему бесстрастно, доложила администратор.
— Зачем?
— Зачем — не знаю. Но заполнить ее должен каждый прибывший в космопорт инопланетянин.
— А если пришелец окажется безруким?
— Безруким?
— Медузой, например? В кислоте и со щупальцами. И разговаривать будет совсем не так, как мы с вами. Тогда что? Как он ее заполнит?
— Меня это не касается.
— Кстати, у вас тут были аннэры. Змеюки такие здоровенные и головастые. Они как заполняли это?
— Не знаю.
— А можно посмотреть, что там они понаписали?
— Нет.
— А почему?
— Не положено.
— А почему не положено и кем не положено?
— Не знаю.
— Тогда, значит, можно…
— Нет.
— Но почему же!?
— Секретные материалы.
Граков расхохотался.
Андроид бесстрастно пережидала приступ веселья у пришельца. Наконец Граков замолчал, потом, плавно помахивая брошюркой в воздухе, задумчиво проговорил по-русски:
— Ну, да, как говорили у нас в древности: «Без бумажки ты… гм… какашка…»
— Не понимаю, — объявила администратор на Едином.
— Правильно, — сказал Граков — снова по-русски. — И не понимай.
— Не понимаю, — повторила администратор.
Граков небрежно сунул анкету в карман штанов и сообщил на Едином:
— Ладно, заполню как-нибудь на досуге. Раз надо. — И мысленно добавил: «Дудки, как бы не так! Скорее ты развалишься, чем я засяду за эту белиберду. Не станете же вы стрелять в мой корабль, если я смотаюсь, не заполнив этот дерьмовый листок». Активная неприязнь к любым бюрократическим закавыкам доставляла порой неприятности Гракову даже на Земле, где после долгого сопротивления бюрократия в конце концов проиграла, но при малейшей возможности пыталась взять хотя бы небольшой реванш.
Еще вчера, когда он совсем было собрался спать, механики сообщили, что ремонт продлится никак не меньше двух, а то и трех дней. Перед сном он размышлял: отправиться на экскурсию по планете или в Договоре это не предусмотрено? И сейчас у Гракова опять возникла мысль о путешествии. Помолчав, он задумчивым голосом произнес:
— У меня оказались два свободных дня…
— Слушаю вас.
— Так вот… Я хотел бы устроить себе, если разумеется, такое возможно, небольшую экскурсию по самым интересным местам Шарра.
— Очень хорошая мысль, — начала администратор живо, но тотчас осеклась. — Однако… для этого надо соблюсти небольшую формальность.
Граков насмешливо хмыкнул.
— Опять формальность…
— Да. Без формальностей нельзя.
— Ох уж эти мне канцелярские крысы!
— При чем здесь крысы?
— М-да… Крысы здесь действительно ни при чем. Надеюсь, формальность — без пыток на дыбе?
— Не понимаю, — снова объявила администратор.
Граков неожиданно с раздражением подумал: «Да почему я распинаюсь перед заводной куклой?» И сухо спросил:
— Что за формальность, глупая ты машина?
После короткой заминки последовал холодный ответ:
— Разрешение шаррянской администрации на ваше путешествие.
Граков представил себе, как придется куда-то ехать, кому-то объяснять понятное и без объяснений, отвечать на дурацкие, как в анкете, вопросы, чтобы в конце концов, уже безо всякого интереса, только ради принципа наспех облететь планету.
«Да ну вас к бесу! — подумал он. — Обойдусь как-нибудь». Молча повернулся и пошел к лифту, но вдруг на ходу представил себе целых два или три дня отчаянного безделья. Душа его содрогнулась, он остановился, решив рискнуть, обернулся и безнадежным тоном спросил:
— А что хоть представляет собой эта формальность?
Он очень надеялся, что для ее выполнения не придется следовать какому-нибудь отвратительному — на его, разумеется, взгляд — местному ритуалу. Ему попадались планеты, на которых ритуалов было видимо-невидимо. И большинство из них до сих пор вызывали у пилота чувство омерзения. Если и здесь дело обстоит именно таким образом, он со всей решительностью и немедленно откажется от своего замысла.
— Пустяк, минутное дело, — заверила администратор. — Нужна всего лишь справка о том, что вам разрешается путешествовать по планете.
Граков успокоился. Действительно пустяк. Бумажные дела уже сами по себе ритуал, как правило, устаревший и никому не нужный, кроме хранителя его — бюрократа.
— И где же требуется соблюсти эту глупость… то есть формальность?
— Во Всепланетной Канцелярии.
— Далеко отсюда?
— В трех ажах от космопорта.
— Из окон моего номера видно какое-то квадратное здание… Это не она?
— Да, она самая.
— А рядом что — полукруглая такая постройка?..
— Это Энергостанция Канцелярии.
— Ничего себе. Энергостанция специально для одной Канцелярии?
— Канцелярия одна, но зато Всепланетная.
Он пожал плечами и направился к выходу из здания. На ходу пробурчал через плечо:
— Всепланетная или нет, а хорошо, что всего лишь одна.
По пути к звездолету он вдруг вспомнил, что в космопортах все роботы запрограммированы — раз и навсегда. И что самопрограммирование, как, например, у экспедиционных андроидов, у них не предусмотрено. А потому никаких посторонних поручений, наподобие этой анкеты, они выполнять не могут.
«Может, по договору?.. Особый случай… — подумал Граков. — Нет, ни за что не поверю, что представители Союза согласились включить в договор этот пронумерованный бред. Хотя ради космопорта…»
Холодный северный ветер порывами бил в лицо, забирался под легкую куртку. Граков нахохлился и спрятал озябшие руки поглубже в карманы. Получалось, что шарряне, добившись крупных успехов в кибернетике и электронике, сами перепрограммировали андроида. И для этого умудрились проникнуть на хорошо защищенную и, по договору, неприкосновенную территорию космопорта?.. Но с каким умыслом? Только ради того, чтобы она совала инопланетянам эти брошюрки с идиотскими вопросами? Бред какой-то!

В корабле, а точнее — в рубке управления, вовсю хозяйничали механики-андроиды. Кожух навигаторского пульта был снят и лежал на полу в стороне. Механики, вооруженные какими-то сложными даже с виду аппаратами, мудрили над внутренностями пульта, похожими на живой кишечник человека или клубок змей.
Несколько часов Граков потратил на проверку креплений груза. Иногда при посадке летели крепления, а порой и сами контейнеры лопались. Полбеды, если такое случалось в пункте назначения. Хуже, когда подобное происходило в пути, где-нибудь в промежуточном космопорту. При старте дефектные контейнеры могли сорваться с кронштейнов и натворить немало бед.
К счастью, оказалось, что все в порядке.
Однако Граков устал, протискиваясь во все не предназначенные для этого щели в тесно заставленном грузовом отсеке. Отдыхая, он немного посидел в рубке. Наблюдал, как трудятся механики, пока не решил, что уже в состоянии отправиться в местную Канцелярию за бумажкой.
Наскоро перекусив в кухонном отсеке звездолета, он надел куртку с капюшоном и достал из шкафчика портативный аппарат-переводчик на тонкой прочной цепочке. Корпус его, по воле создателей, был отлит в виде восьмилучевой звезды, а каждый луч был тщательно украшен мелким причудливым узором. Земные звездолетчики в шутку называли его орденом. Создали его саркаттувиты с планеты Аракрамм, — самая древняя и мудрая из всех известных цивилизаций.
Сунув «орден» в карман, Граков вызвал машину и вскоре отправился в Канцелярию.
Небо затягивали тучи. Быстро темнело, как будто утро сразу переходило в вечер. Здание Канцелярии приветливо светилось окнами. Граков оставил машину у входа, приказал компьютеру дожидаться его возвращения, выбрался из кабины, шагнул к двустворчатой двери, брезгливо потянул пальцами за пыльную, со следами чьей-то ладони, ручку. Подумал: «Ну, конечно, казенное — не свое. Похоже, этот закон природы строго соблюдается всеми цивилизациями». И, отряхивая ладонь о ладонь, вошел в здание.
Сразу за дверьми вдоль стен большого, с высоким потолком, зала воздвигнут был барьер, за которым сидело не менее десятка девушек. Некоторые занимались работой. Во всяком случае, так показалось Гракову. Они усердно писали, щелкали по клавиатуре древнего вида компьютеров, перекладывали одинаковые папки с места на место. Большинство же бездельничало, даже не скрывая этого — одни болтали друг с другом, некоторые листали цветные журналы, остальные охорашивались перед зеркальцами.
Граков нацепил орден на шею, включил его и подошел к барьеру. Девушки, как он успел заметить, были разительно похожи — словно близнецы. Только цвет их волос был разный.
— Добрый день, — вежливо сказал он, обращаясь к ближайшим девушкам. «Орден» синхронно перевел его приветствие на язык шаррян.
Однако ни одна из девушек и голову не повернула в его сторону. Они будто не замечали его присутствия.
Гракова это слегка озадачило.
«Возможно, у них не приняты общие формы приветствия… — подумал он с некоторой растерянностью, — и в ходу только личные обращения? Надо было уточнить у администратора. Хотя откуда андроиду знать? Ее на такое не должны были программировать. Хотя, кто их знает?»
Он аккуратно перегнулся через барьер и ласково произнес, обращаясь к девице с зеркальцем в руке:
— Здравствуйте, девушка. Я — Владимир Граков с планеты Земля. Инопланетянин.
Девушка одарила его мимолетным ледяным взглядом и недовольно буркнула:
— Что лезете, инопланетянин? Я занята — не видите что ли? Подождите! — И продолжила наносить макияж, придирчиво разглядывая в зеркальце свою работу.
Ждать завершения неотложной процедуры Гракову пришлось каких-нибудь сорок минут. А потом, когда макияж был завершен, оказалось, что Граков зря так долго и терпеливо ждал все это время. Выяснилось, что им должна заниматься совсем другая служащая. Он поинтересовался, к кому из множества девиц подойти, но его собеседница уже сосредоточенно разглядывала яркий иллюстрированный журнал и только неопределенно и нетерпеливо дернула острым плечиком, — дескать, ей это неведомо.
Осуждающе покачав головой, Граков подошел к следующей, и та переслала его к третьей служащей, а та — к четвертой, которая предложила ему заполнить карточку учета. Что значили иероглифы на карточке, Граков понятия не имел, но быстро нашел выход: сверху вниз по порядку он, как дисциплинированный человек, имевший дело с анкетами и раньше, заполнил пропуски своими анкетными данными, написав их по-русски. С этой карточкой он покорно отправился к пятой. Та задала несколько вопросов и, не читая, сунула карточку в стопку на столе, сама заполнила еще одну, и с новой карточкой отправила пилота к шестой девице. Шестая напечатала направление на большом мелованном листе. Седьмая просмотрела карточку и направление и вернула его к пятой, чтобы переделать неправильно заполненную ею карточку. Пятая при виде Гракова состроила гримасу, как от горькой микстуры. Причем, она явно досадовала не на себя, а на посетителя — надоедливого, как голодное насекомое.
Потом седьмая, проверив переделанное, переслала теряющего терпение пилота к восьмой, которая приложила к направлению печать, оттиснув жирный лиловый след. Карточку оставила себе, а взамен выдала прямоугольный синий пластиковый жетон, который он благополучно обменял у девятой на красный фигурный жетон, — как оказалось, пропуск наверх.
Только теперь, через четыре часа волокиты, ему благосклонно дозволено было войти в коридоры Канцелярии, чтобы получить малозначащую справку.
Можно было бы, разумеется, махнуть на все это крючкотворство рукой, вернуться в космопорт, проваляться несколько дней в номере, поболтать с администраторшей, заставляя себя не замечать, что она всего лишь андроид, и преспокойно улететь на Тиану.
Но в Гракове неожиданно проснулся азарт, близкий к азарту охотника или игрока. Все-таки это тоже было приключение. Его заинтересовало, что же будет дальше? И он решительно поднялся на второй этаж…

Допоздна он переходил из кабинета в кабинет, то набирая кипу бумаг, то отдавая их взамен одной, но самой нужной. А через пару десятков кабинетов у него в руках снова оказывалась целая стопка самых нужных бумаг, которые в очередном кабинете он обменивал на еще более нужную бумагу. И все повторялось опять и опять.
Если бы не спецподготовка на выносливость, Граков давно бы сдался и вернулся в космопорт. Но он по-прежнему упорствовал, и, упорствуя, добрался до пятьдесят третьего этажа. Далеко не последнего.
«Хорошо, хоть лифты здесь исправно работают», — подумал он хмуро, выходя из кабины в очередной, словно скопированный с предыдущего, коридор. Путешествуя по этому бюрократическому государству, Граков обнаружил одно весьма любопытное явление: в коридорах и приемных, кроме него, не было ни одного просителя, как будто все канцелярские дела на всей планете были давным-давно улажены. «А может быть, так оно и есть?» — мимоходом подумал пилот. Но беготня по этажам не давала ему времени задуматься над этим явлением.
В кабинетах его встречали деловитые мужчины и женщины, разные, но в то же время чем-то неуловимо похожие друг на друга и на свои кабинеты. «Невероятно! — подумал Граков во время перехода из одного кабинета в другой. — У меня такое впечатление, что все чиновники известных нам цивилизаций имеют определенное сходство. Также, как их кабинеты. Сходство хоть и не всегда явственное, но, тем не менее, обязательное. И что интересно, нигде никто из них не желает взять на себя даже малейшую долю ответственности, пусть она и положена по рангу. И каждый обиняками, а порой и прямо, разъясняет, что попросту опасается потерять свое теплое, сытное и непыльное место. Такое впечатление, что они страшатся даже бумаги передвинуть на столе, не имея на то четких указаний свыше».
На Земле бюрократия тоже не была изжита полностью. Случались моменты, когда казалось — все, окончательно уничтожили ее. Не подняться ей больше. Но вскоре благодушие и самоуспокоенность приводили к рецидивам самой махровой бюрократии и коррупции. Ее гасили в одном месте, она разгоралась в другом. И порой начинало казаться, что она неистребима и вечна, как сама Вселенная. Поэтому землянам постоянно приходилось быть начеку, чтобы вовремя вырубать ее зловещие ростки, противостоять ее проникновению в различные сферы общества. И сражения эти для противников бюрократии не всегда завершались успешно. А бюрократия неизменно тянула за собой черный хвост коррупции, тупого стяжательства, подлости, предательства и неприкрытого цинизма.
Граков хорошо помнил давнюю историю о том, как новую площадку лунного космопорта назвали именем покойного начальника Управления Торговых Обменов Урбанюка. Его управление снабжало необходимым пограничные колонии и вело торговлю с цивилизациями Союза. Но вскоре на незаконных действиях попались его заместители и друзья: Волгин и Зябликов. В ходе следствия, которым занималась специальная правительственная комиссия, выяснилось, что уважаемый начальник даже у друзей имел репутацию законченного негодяя, был продажен, как гулящая девка, и творил такое, что ахнула вся планета…
В очередном, 963 по счету и номеру кабинете Гракова принял молодой мужчина удивительно непримечательной наружности. Принял с таким же озабоченным видом, что и предыдущие чиновники. Узнав причину мытарств Гракова и удостоверившись из бумаг пилота, что перед ним действительно инопланетянин, чиновник откинулся в кресле и с наигранной улыбкой заявил:
— Считайте, что ваше хождение по кабинетам закончено.
— Закончено? Неужто? — усомнился Граков.
— Н-ну, скажем так: почти закончено. — Затем чиновник позвонил куда-то, с кем-то переговорил, коротко обрисовав инопланетную персону. И снова обратился к Гракову, кладя трубку на рычаги телефона: — Ну вот, все улажено. Спуститесь этажом ниже, найдите 927-ую комнату. Вы там были?
Граков в затруднении потер висок.
— Вероятно, да. Но точно не скажу. В вашем учреждении все двери одинаковы. Трудно запомнить. Я просто шел туда, куда меня направляли.
— Неважно! — с живостью сказал его собеседник. — В 927-ом номере скажете секретарше в приемной, что вы — из 963-го номера и что им недавно звонили по вашему делу. Она пропустит вас в кабинет, где вам и выдадут необходимый документ.
Граков имел некоторый опыт знакомства с бюрократическими лабиринтами на Земле. Потому, покинув этот гостеприимный, но стандартный кабинет, не торопился расслабляться и успокаиваться. Хоть и обрадовался довольно быстрому — по бюрократическим меркам — решению его вопроса.
В коридорах Канцелярии, тускло освещенных, было по-прежнему пусто. Бесконечные ковровые дорожки на блестящих паркетных полах гасили звук шагов. По обеим сторонам коридоров тянулись одинаковые ряды дверей с металлическими табличками. На них шаррянскими иероглифами и на Едином были указаны номер и чиновничья должность хозяина кабинета.
Пилот бодро шагал по коридорам мимо дверей и прикидывал, сколько же за ними скрывается профессиональных бездельников и бездельниц, интриганов и интриганок, лжецов, мздоимцев, законченных мерзавцев и законченных дураков. А из-за дверей слышались голоса, стрекотали какие-то канцелярские аппараты, мелодично звучали звонки телефонов.
Граков отметил еще одну интересную деталь: хотя кабинеты с каждым этажом становились комфортабельней и роскошней, их объединяла изначальная казенная безликость. Граков криво усмехнулся. Неужто и дома у всех этих чиновников так неуютно? Или дома они нежатся в уюте, а здесь просто отсиживают время. И плевать им на просителей со всеми их заботами. Ведь главное в их жизни — это день зарплаты или удачно полученной взятки.
За последние несколько часов Граков снова убедился в бессмертности и универсальности еще одной земной истины: увидеться с очередным чиновником, занимающим очередной кабинет чрезвычайно нелегко, а получить от него положительный или хотя бы прямой ответ — практически невозможно.
Все как везде, и все как всегда. Сперва приходится убеждать упрямую секретаршу, нередко глупую, как деревяшка, но более высокомерную, чем древнеегипетский фараон, что тебе нужно, просто необходимо, встретиться с ее начальником. Потом томительно долго ждешь, пока тебя соизволит принять столь ревностно охраняемый ею чиновник. И вот, наконец, наступает торжественный для просителя момент приема. Ты предстаешь пред ясные очи, невыразительные, как у вареной рыбы. Заводишь разговор, но чаще всего уже через несколько минут начинаешь понимать, что твой собеседник по уровню развития мало чем отличается от своей секретарши. Однако надменности в нем — сверх всякой меры. Можно подумать, что он не мелкий винтик колоссальной бюрократической мельницы, методично перемалывающей добрые надежды и светлые намерения, а Верховный Вершитель Судеб. Или что-нибудь в этом роде. Но — никак не меньше.
Если бы чиновник просто молчал, восседая за столом величественным казенным монументом, тогда была бы еще возможность проникнуться трепетным почитанием. Но он начинает говорить, и возникает жуткое ощущение, что беседа — всего лишь бесплодный обмен фразами с обычной видеозаписью рядового андроида, запрограммированного только на несколько расхожих бюрократических положений и параграфов. А чтобы общение с посетителями проходило без сложностей, в него введены только запрещающие положения. То есть, те, которые начинаются словами «нет», «нельзя», «не уполномочен», «не приказано». И прочее в том же духе.
И разумеется, ты стремительно уясняешь, что самостоятельно мыслить этот чванливый манекен просто не способен, и, разочарованный, выходишь в коридор, с досадой хлопнув дверью.
Ну что, дружище, снова убедился, что этот чиновник — ничуть не лучше других? Он случайно не напоминает тебе штангиста по недоразумению, который панически боится даже легкого напряжения? Вместо штанги в его руках клоунские воздушные шарики, и вся его работа напоминает шутовской фарс. А он еще и радуется: вот, мол, здорово — и руки заняты, и тужиться не надо, и зарплата капает.
Да и вообще, положение завидное. С одной стороны — никакой от него пользы, ну, абсолютный ноль, а с другой стороны — вроде бы как при деле, не придерешься, что, дескать, чужой хлеб задарма ест.
И вид у них всегда… нет, не озабоченный. Откуда такому виду быть, когда забот никаких? Да и не ищет он их — вдруг найдутся ненароком? Зачем в собственный карман мочиться? Нет уж, обойдемся.
Какой же у них вид? Ого-го, какой! Деловой, разумеется. Такой, что и не подойти. И при случае такая гнида не преминет, как водится, громогласно объявить с высокой трибуны, что трудится на износ, прямо-таки горит на работе газовым факелом. И что когда все идут не в ногу… с ним не в ногу… он один идет в ногу… сам с собой… и с шага не сбивается. И новшества всегда приветствует обеими руками. Хотя на деле, понятно, приветствует одной рукой. Другая у него занята — ею он уминает это новшество себе под седалище, разомлевшее на руководящем месте.
В 927-ом кабинете секретарша неласково посмотрела на пилота и раздраженно осведомилась о цели его визита. Граков вкратце сообщил.
— Для посетителей существует приемный день, — объявила она сухо. — Он будет… — Секретарша заглянула в календарь и недовольно поджала губы. — На ваше счастье, он будет завтра. Запишитесь у меня на прием и завтра приходите в назначенное время.
— Но мне всего лишь получить справку.
— Ничего себе — всего лишь!
— Дрянной кусок бумажки!
— Да что вы мне говорите это! — отозвалась она, даже не пытаясь быть вежливой. — Мне совершенно безразлично, что вам там надо получить — хоть золотые слитки… Кстати, за справками обращайтесь в Общий зал на первом этаже.
— Но меня прислали именно сюда, к вам.
— Я конечно, очень рада, что вас послали именно сюда, а не куда-нибудь подальше… — изрекла она с изрядной долей сарказма и отвернулась от него, давая понять, что разговор закончен.
— Может, вы все-таки сообщите обо мне своему шефу? — не унимался Граков. — Сообщите и узнаете точный ответ. Я уверен, что он будет положительным. Ведь с ним только что разговаривали.
— Да, я в курсе, — металлическим голосом продолжала она. — И все-таки я никому ни о чем докладывать не стану. И не подумаю даже! — И резко добавила, как отрубила: — Ясно вам?
Граков был ошарашен этой непробиваемостью, этим презрительным нежеланием выслушать посетителя. Он, звездолетчик, ни разу не спасовавший ни перед одной из опасностей и неожиданностей, сейчас неловко и в полной растерянности замер посреди вместительной приемной, чувствуя себя совершенным идиотом. Потом, как мальчишка, которого крепко отчитали за глупую шалость, нерешительно вымолвил:
— И что же делать?
— Как — что? Уж, конечно, не стоять столбом.
— Ну, это я понимаю. И все же…
— Можете идти, на сегодня вы свободны. — И, любуясь его замешательством, секретарша злорадно велела: — Явитесь, как я сказала, в приемный день.
Тут Граков устыдился минутной слабости и решил пойти напролом, козырнув тем, что он все-таки не местный житель, а, как-никак, пришелец…
— Меня это не касается, — решительно отрезала секретарша, не дослушав. — Никто из инопланетян на сегодняшний прием не записывался.
Минуту Граков не мог выговорить ни слова. Потом выдавил с трудом:
— Но мне срочно…
— Всем всегда срочно! — оборвала она его. — Справка нужна не ему, а вам. Так что никуда не денетесь, придете снова.
С этими ее словами Граков не мог не согласиться. Унизительное обстоятельство было подмечено тонко и точно. Нужнее тому, кто просит, не тому, у кого просят. Вот и проси. Унижайся. Вместо того, чтобы хватить этакую суку ближайшим стулом по башке.
И тут, посмотрев на часы, Граков недоверчиво сказал:
— Неужели ваш начальник до сих пор занят? — Время близилось к полуночи, когда не только на Земле, но и на большинстве цивилизованных планет народ укладывается спать.
— Занят!
— А может, он давно ушел?
Секретарша отрицательно помотала головой.
— Он всегда занят.
— В такую-то пору?
— Совещание у него.
— Так поздно?
— А вам какое дело?
— Трудно поверить.
— Не верьте — дело ваше.
— А если я подожду?
— Хоть до утра.
Граков решился на рискованный маневр.
— А если я взгляну, чем он там на самом деле занимается?
— Нет! — пискнула секретарша.
— А мы посмотрим! — яростно прорычал Граков, хватаясь за ручку двери, как хватаются за рукоять меча.
— Ни за что! — завизжала секретарша, пулей вылетела из-за стола, ловко, словно приемом каратэ, сбила его руку с дверной ручки и прижалась спиной к двери.
Граков увидел, что на лице ее застыло выражение яростной решимости. Такой же яростной, как у него. Было похоже, что она намерена драться и либо лечь костьми, либо разорвать просителя на части, причем она рассчитывала на второе.
Внезапно у Гракова возникло сильнейшее желание взять секретаршу в охапку и выкинуть в окно — с такой немыслимой высоты… И помахать ей вдогонку платочком.
Но он мужественно сдержался, хотя и с большим сожалением. Канцелярия быстро извращает понятие о милосердии, как, впрочем, и все другие понятия.
Пилот решил прекратить конфликт. Продолжать его было неразумно.
«Что поделаешь, — уговаривал он себя, выходя из приемной, — если у них так принято. Не мне, чужаку, перестраивать их порядки, ведь я здесь только гость. А гостю негоже вести себя по-свински, то есть — по-чиновничьи».
Лифт спустил Гракова к машине. Было совсем темно. Тучи висели низко. Казалось, вот-вот заморосит мелкий дождик, наподобие осеннего земного. Граков поднял голову и посмотрел на окна Канцелярии. Все они ласково светились. Верхние этажи расплывались в туманной дымке. Чиновничий улей копошился, растревоженный его появлением.
Уже в машине, расслабившись, он вдруг ощутил, как чудовищно устал. Ему хотелось только одного — покоя. Даже голода он не чувствовал.
Когда он ходил по кабинетам, ему временами начинало казаться, что он постепенно сходит с ума, что все происходящее с ним — бред, болезненная игра воображения. А вскоре, вышагивая очередным коридором, представлял себе вдруг, что по неведению, по ошибке, он — вполне нормальный человек — попал в сумасшедший дом для умалишенных с одной общей манией. Или это — просто балаган, кукольный театр. Механическая шкатулка с надолго заведенной пружиной, созданная неведомо кем и неведомо для чего.
Неведомо ему, Владимиру Гракову.
На самом деле он столкнулся с поразительным механизмом оболванивания, напрочь отбивающим всякое, даже мало-мальское, желание активной деятельности.
И еще он подумал, плутая коридорами от двери к двери, что, наверное, когда он будет рассказывать друзьям историю своего странствия по Канцелярскому Лабиринту, он будет делать это в легкой шутливой манере, громко смеясь вместе со всеми. В полудреме думал: «Вот уж ребята будут говорить, что я байки рассказываю».
Но сейчас… Сейчас его путешествие не вызывало желания пошутить.
Пересекая холл в космопорту, Граков устало глянул на администраторшу, неприступно восседавшую в своем углу. Она же не удостоила его даже взглядом.
Поначалу он хотел сходить в медотсек и подвергнуться успокаивающему внушению гипнотрансера, но потом передумал, — решил, что с таким небольшим стрессом справится и сам.
Раздеваясь, Граков подошел к окну и посмотрел на далекую, такую маленькую отсюда Канцелярию. Во тьме сияли цепочки огней в окнах, словно праздничные гирлянды. И вдруг свет разом погас. «Предохранители выбило, что ли?» — с невольным злорадством подумал Граков, направляясь к кровати. Мысль, что непредвиденное происшествие нарушило работу этого хитроумного и хорошо отлаженного аппарата околпачивания, доставила ему глубокое удовлетворение.

Всю ночь Гракову снились нескончаемые коридоры с бесчисленным множеством запертых дверей. В простенках между дверьми вертикально стояли кожаные футляры с выдавленными спереди рельефными, но смутными человеческими фигурами. Они напоминали Гракову саркофаги древних фараонов. Когда он проходил мимо них, передняя крышка мигом распахивалась, как двустворчатая дверь, оттуда высовывалась круглая голова, у которой был только рот — большой и мягкий. Голова вытягивала тонкую змеиную шею. Толстые, мокрые, морщинистые губы мерзкого вида тянулись к пилоту, будто хотели крепко, взасос поцеловать его, извивались, шепча: «Как бы чего не вышло, как бы чего не вышло, как бы чего не выш…»
Граков передернулся от омерзения, открыл глаза и ошалело сел в постели. За окном голубело утреннее небо. Граков поежился и процедил сквозь зубы:
— Фу ты, бредятина какая!
И тут же с неприятным чувством в груди вспомнил, что снова должен отправляться в Канцелярию. Собственно говоря, не должен он тут ничего и никому. И вполне может снова завалиться на боковую и дрыхнуть дальше, а потом лениво и бесцельно шляться по космодрому, зевая и поеживаясь. Да только поставил он цель перед собой и отступать, когда ставит цели, не привык. А цель — во что бы то ни стало дойти до канцелярского финиша. Добраться и увидеть, какой такой приз ожидает самого упорного просителя — просителя-победителя?
«Проситель-победитель… — подумал он. — А такие вообще в природе бывают?»
Сборы на местную Голгофу не заняли много времени.
Вскоре он снова был в Канцелярии, в приемной 927-го кабинета.
Хозяин кабинета оказался плотным лысоватым шаррянином с гладким и сытым, как у всех предыдущих чиновников, лицом. У него был вид человека настолько переполненного чувством собственного достоинства, что в нем уже не оставалось места никаким научным выдумкам об уме и поэтическим глупостям о совести.
Граков напомнил ему о вчерашнем телефонном звонке из верхнего, 963-го кабинета.
— Да-да, было такое, припоминаю, — произнес он с легкой гримасой недовольства. — Однако лично я выписать эту справку не могу. Подобные действия не входят в мою компетенцию. Для таких процедур имеются чиновники ниже рангом. Спуститесь в 824-й номер. Там ее непременно вам выдадут. А я сейчас предупрежу их, чтобы не тянули. — Он взял с аппарата трубку, сосредоточенно пощелкал клавишами: — Восемьсот двадцать четвертый? Здравствуй. Да, я. Такое, знаешь ли, у меня к тебе дело. Прибыл тут… инопланетянин. С этой… э-э-э… как?.. с Земли… В космопорту. Ремонт… Так вот, он хочет посмотреть нашу планету… Верно, небольшая экскурсия… Выдай-ка ты ему справку… Разрешение на это дело… Надо уважить пришельца. — Он положил трубку и велел Гракову: — Отправляйтесь и возьмите свою справку.
Пилот вспомнил вчерашнюю баталию с секретаршей. «И ради этого короткого собеседования, мне пришлось чуть ли не подраться с твоей цербершей! — Он с трудом сдержал желание наговорить этому холеному администратору неприязненных замечаний. — Ну-ну, моя горячность и так вечно доставляет мне массу неприятностей. Но ничего не могу поделать — ненавижу послушненьких».
Он покорно перешел из 927-го кабинета в 824-й кабинет.
Там его ждал белобрысый шаррянин, менее солидный и спесивый, нежели предыдущий тип. Граков уже заметил: чем выше этаж, тем внушительней с виду чиновник.
— Это вы — инопланетянин? — кисло пробубнил белобрысый, разглядывая Гракова. Он состроил гримасу, будто сомневался, тот ли Граков на самом деле, за кого себя выдает. — И чем же вам помочь?
— Справку выдать, — сообщил пилот, сразу насторожившись.
— Эх! — тяжело вздохнул чиновник. — Отремонтируетесь и летите себе дальше. Она вам нужна, наша планета?
— Нужна! — ответил он упрямо, решив не уступать.
Они сумрачно помолчали.
—А с самым верхним этажом девятьсот двадцать седьмой консультировался? — скучным голосом проговорил наконец шаррянин.
Граков пожал плечами.
— При мне — нет.
— Так-так, поня-ятно, — произнес чиновник и, помолчав, любовно сообщил: — Дело в том, уважаемый, что я не имею права выдать эту справку. Без разрешения верхнего этажа. Инопланетянин все-таки. Не свой, шаррянский, проситель.
— Но вы же только что обещали этому… девятьсот двадцать седьмому кабинету! — возмущенно вскричал Граков, сжимая увесистый кулак и с наслаждением представляя, как этот кулак врезается в физиономию белобрысого.
Чиновник пренебрежительно махнул рукой.
— Дело не в нем.
— Любопытно.
— Придет какая-нибудь комиссия, обнаружит, что я, не согласовав ни с кем, выдал справку, — и неприятности мне обеспечены. А кому нужны неприятности? Вы улетите, а девятьсот двадцать седьмой, как вы его назвали, не станет подставлять свою голову — он мою подставит.
— Но ведь приказ-то его…
— Ну что вы как ребенок, право. Он же намеренно дал устный приказ. Докажи потом, что этот приказ вообще был, и я действовал не самовольно. А он от своих слов откажется. — Чиновник всплеснул рукой в сторону пилота. — Непременно откажется!
— Однако же… — начал Граков.
Чиновник предупредительно поднял ладонь.
— А письменный приказ он не выдаст.
— Пусть он мне сам это скажет.
— Что?
— Что не выдаст.
— Да он теперь может и вовсе не принять вас.
— То есть как?
— Так. Только для вас он все время будет занят.
— Тогда зачем вы обещали ему?
— Он — начальство, а начальству, как известно, отказывать не рекомендуется.
Они снова сумрачно помолчали.
— И что же дальше?— спросил Граков угрюмо.
— Сходите сразу в две тысячи пятьсот двенадцатый кабинет. Объясните там, чего вы хотите. И если оттуда дадут добро, я немедленно выпишу вам эту справку.
Переполненный раздражением Граков молча вышел в коридор и плотно прикрыл за собой дверь. «На Земле такой отлуп, кажется, назывался: «спустить дело на тормозах»…» — подумал он хмуро.
Разумеется, в любой момент можно плюнуть на затею и возвратиться в космопорт. Никто не неволит продолжать эти коридорно-кабинетные странствия. Но Граков неожиданно почувствовал, что канцелярская одиссея близится к финишу. Почему? Он не мог объяснить. Просто интуиция — которая прежде никогда его не подводила. К тому же Гракова все еще будоражило любопытство — а как повернется дальше?
Не было сомнения, что круиз лопнул, однако справку Граков хотел добыть непременно — чтобы забрать с собой в качестве трофея и доказательства неожиданного приключения на Шарре…
Из 2512-го кабинета его направили выше, в 2983-й кабинет.
Он поднялся на предпоследний этаж. Отыскав нужный номер, решительно вошел. Кипя негодованием, безмолвно миновал секретаршу, удивленно вопросившую о чем-то его крепкую спину, и ворвался в кабинет.
— Что такое?— ледяным тоном молвил упитанный чиновник с губастым брезгливым ртом. Сказал так, будто он был высшим существом, полубогом, а пилот — низшим, никчемным слизняком. — За дверью есть секретарша… Слышь, ты! Выйди и обратись к ней. Понял?
— Не понял, — ласково сообщил пилот. — Тупой я. Дебил. Ты-то понял?
У чиновника зашевелились брови под узким лбом, как будто он не знал — то ли задрать их удивленно, то ли насупить гневно.
— Если я буду всяких… принимать сразу, то не представляю, куда мир покатится.
— А вот мы сейчас это и проверим, — ласковым тоном нахамил Граков.
— Раз в полгода есть приемный день. Тогда и поговорим.
— Нет, поговорим сейчас.
Заметив, что посетитель не двигается с места, чинуша скорчил зверскую гримасу и приказал:
— Пошел вон, ты…
В поведении чиновника было столько высокомерия, желания унизить, раздавить хотя бы словами, что Граков, человек порывистый, не выдержал.
— Выйти? — рявкнул он. — Ни за что! — И показал чиновнику фигу.
У того отвисла челюсть и выкатились глаза. Должно быть, и на Шарре в этой фигуре из трех пальцев подразумевалось нечто весьма непристойное.
Еще в лифте, даже не предполагая, что сорвется, Граков решил действовать с предельной активностью. Как на планете повышенной опасности.
По его мнению, здесь непременно требовались неожиданность и напористость — вплоть до наглости и хамства. Надо было шокировать чиновников непривычным для них поведением — пусть грубым или нелепым. Отвечать их же оружием, ударом на удар. У разомлевшего от чванства и безнаказанности врага должен случиться шок. Тут-то его и надо будет добить. Очень уж хотелось Гракову запустить увесистый булыжник в это застоявшееся, зловонное болото. И теперь, видя обалдевшую физиономию в кресле перед ним, пилот понял, что исполнил свое желание — булыжник плюхнулся-таки в трясину.
Фига превратилась в кулак, а кулак грохнул по столу чиновника — аж все ручки и бумаги подпрыгнули. Чиновник открыл рот, побледнел и откатился в кресле назад — подальше от стола и кулака.
— Я сейчас охра…
— А пока она придет, мы будем тут наедине, сладкий мой, — напомнил пилот елейным голосом. — И ох, что может случиться.
— А что…
— Может, проверим!? — проревел Граков, как буйнопомешанный медведь.
— Зачем?
— И в самом деле, зачем!
— Но я…
— Молчать! Надоели вы мне все до зеленых чертей!
— Это возмутительно! — провизжал чиновник, пытаясь съежиться в кресле.
— Значит, так принимают у вас инопланетного представителя?! — бушевал он.
— К-как… так?
— Швыряют по кабинетам, будто паршивого котенка! — Пилот вдруг подумал, что шарряне понятия не имеют о том, кто такие кошки. Но ничего, «орден» найдет местную замену.
— Швыряют? По каби…
— Вы что, на междупланетный конфликт нарываетесь? Галактических неприятностей захотели? — Граков помнил по земным впечатлениям, что чиновники больше всего боятся громких конфликтов. Чем громче может случиться конфликт, тем быстрее стараются погасить его. Это один из их неписанных принципов — что бы где бы ни случилось, все должно быть тихо и незаметно. Возможность заиметь собственные проблемы всегда делает их внимательнее к чужим проблемам.
Проходя последние несколько кабинетов, Граков подсохнательно воспринимал происходящее с ним и вокруг него как бездарное театральное представление, глупый и дешевый фарс, неведомо кем придуманный и неизвестно зачем поставленный. Ну, не может такого быть в нормальной человеческой жизни. И нормальной человеческой жизни не может быть в таком вот отстойнике.
Сам он попал в это действо случайно, получил за два дня полную дозу канцелярской отравы, а потому разрешил себе не церемониться с чужой постановкой.
Он бушевал, театрально сверкая глазами и с удовольствием честя шаррянскую Канцелярию, но все же чувствовал, что этого мало. Чего-то недостает. На Земле в таких случаях прибавляли еще что-то. И это что-то изредка действовало.
И вдруг он вспомнил магическое заклинание землян. Замер на миг, вздохнул поглубже и гаркнул во всю мощь глотки:
— Я буду жаловаться! — «Куда? — лихорадочно вопросил он себя. — Есть у них какая-то вышестоящая инстанция. Упоминала администратор в космопорту. Ах, да!» — Буду жаловаться в Министерство! С вас всех тут головы поснимают! Вас всех тут проверками замордуют! — И тут он смолк и пораженно подумал: «Вот так да! Я только что опустился до их уровня… А впрочем, тут с ними запросто одичаешь и оканцеляришься».
И вдруг он увидел, как чиновник резко изменился в лице.
— Успокойтесь, что вы, зачем так горячиться?— с неожиданной мягкостью проговорил он. — Что собственно стряслось? — Он даже подкатился в кресле обратно, с трусливой вежливостью привстал за столом и добавил: — Неразрешимых вопросов нет.
Такой поворот, помня историю Земли, Граков мог объяснить единственным образом: у этого чинодрала, вероятно, был — как говорили на Земле — «густо загажен хвост».
И Граков начал, наверное, в тысячный раз за последние два дня объяснять, что ему требуется от Канцелярии. Чиновник слушал, не перебивая.
Когда исповедь пилота кончилась, он озадаченно покачал головой.
— М-да. Все сложней, чем может показаться со стороны. — Он помедлил. — Без Главного ваш вопрос не решить.
И он взялся за телефон. Граков слышал длинные гудки в трубке. Потом на другом конце провода ответили, и чиновник с нескрываемым подобострастием спросил:
— Главный у себя? Очень хорошо… Один вопросик надо решить… С инопланетным представителем… Срочно… У меня сидит… Можно? Благодарю. — Он опустил руку с трубкой.
— Можно… что? — спросил Граков.
— Можно? Что — можно?
— Прозвучало слово «можно». Значит, справка будет.
Чиновник скривился, как будто задел мозоль.
— Идите на последний этаж. Там всё и решат. И как там решат, так оно и будет.
— Ну-ну, — насмешливо сказал Граков. — Там, значит?..
Чиновник сочувственно — куда вся спесь делась? — пояснил:
— Мы — только исполнители. Исполняем то, что повелевают сверху.
«Оказывается, они даже более непробиваемы, чем я предполагал, — с удивлением размышлял Граков, покидая кабинет. — И, клянусь Союзом, я бы подумал, что они, эти шаррянские чиновники, не что иное, как роботы-андроиды… да-да, мелькнула у меня такая мыслишка, особенно после странного опросника в космопорту… Если бы я не имел некоторого опыта общения с бюрократами Земли, я бы так и уверился в этом. И прежде, каждый раз встречаясь с ними нос к носу, я начинал подумывать, уж не андроидов ли понасажали в кабинеты? А здесь… здесь, я полагаю, бюрократический аппарат достиг вершины своего совершенства. Вершины, когда уже не робот способен заменить человека, а человек с успехом имитирует робота. Впрочем, историки утверждают, что и на Земле были такие времена».
На самом верхнем этаже, прямо у лифта, Граков сразу был «взят в оборот» охранниками в штатском. Граков решил не возражать и не сопротивляться. В конце концов, любое барахтание было бессмысленно, да и глупо.
Все выполнялось с ледяной корректностью. Его обыскали, пропустили через какой-то аппарат, наподобие рентгеновского, устроили короткий перекрестный допрос и провели, наконец,  в приемную.
На этом этаже, как успел приметить Граков, в отличие от всех нижних, вокруг гигантского холла располагались высокие двустворчатые двери всего трех кабинетов. Своей внушительной громадностью все здесь стремилось задавить все чувства посетителя, кроме благоговейного трепета и раболепной покорности.
В приемной Гракова встретили такие же крепкие молодчики, как и у лифта. Он подождал несколько минут, пока о нем докладывали. Затем был приглашен — то есть ему приказали — войти. И он вошел.
Пока Граков неторопливо излагал историю о неуловимой справке, обрюзгший пожилой Главный бесстрастно взирал на него из-под тяжелых морщинистых век мертвыми глазами существа, давно пережившего свой срок. 0н восседал в необъятном кресле, неподвижный, как манекен или мумия. Затем Главный задал пару незначительных вопросов, и только нижняя челюсть его слабо двигалась в такт произносимым словам. Потом он долго и многозначительно молчал. Слегка ожил и побарабанил пальцами по краю стола. Наконец медленно и нехотя, будто делая собеседнику одолжение уже тем, что вообще открыл ради него рот, невнятно вымолвил вялыми губами:
— Инопланетянин… Гм… Только вас нам не хватало… Нет, слишком большая ответственность для такого маленького человека, как я. Разрешение на справку я могу дать вам только с согласия Всепланетного Министерства… А посему вам надлежит лично прибыть в Министерство — для решения вашего дела.
— Я так и поступлю, — с готовностью в голосе соврал Граков, зная, что по срокам это вряд ли возможно — скоро старт. Он с легкой усмешкой глядел Главному прямо в лицо. И на лице этом отражалась вся долгая и далеко не безгрешная жизнь, причинившая немало зла другим, жизнь сладкая и подлая, заполненная губительными, но крайне приятными излишествами.
— Однако для этого, — изрек Главный возражающим тоном, — необходимо наше ходатайство туда.
— Прекрасно, в чем же дело? — вставил Граков и подумал при этом: «Хоть что-то останется на память». — Быстренько выдайте его мне, и я тотчас отправлюсь в ваше Министерство.
— А дело в том… — отчеканил Главный и снова надолго замолк, будто задремал.
Внезапно Граков понял, что Главный находится в затруднении — он, отвыкший от активной умственной деятельности, сейчас напряженно прикидывал и обдумывал что-то. Эта обуза в лице назойливого инопланетянина, похоже, сильно раздражала его.
— Однако… — повторил Главный наконец, и в голосе его прозвучало облегчение и вроде бы даже торжество. — Однако я не могу выдать вам это ходатайство.
Теперь Граков был уверен, что не ошибся — торжество прозвучало-таки в тоне Главного. Торжество мстителя, нашедшего самый удачный — законный — способ отомстить непрошеному гостю. Проситель не может быть победителем, даже добравшись до самых высоких кругов. Это — запретная зона. За ее нарушение должно последовать наказание. А самое сильное наказание для просителя — отказ.
— Почему? — осведомился Граков с искренним интересом.
— Министерство находится на другом материке. А чтобы отправиться туда, вы обязаны получить у нас разрешение на передвижение по планете, каковое мы не можем выдать вам без дозволения Министерства, а получить согласие Министерства необходимо вам лично, для чего вам и требуется прибыть туда. Но вы не можете отправиться туда без нашего разрешения. — Главный проговорил это ясно и громко. Он произносил слова неторопливо, расставляя акценты. Когда закончил, обмяк в кресле, словно растекся по обивке. Он был явно удовлетворен ответом.
«Замкнутый круг, не придерешься, — сказал себе Граков с некоторым даже восхищением. — Потрясающее крючкотворство. Однако…» И предложил:
— Тогда позвоните в Министерство и проконсультируйтесь. Интересно, что они там скажут?
— Интересно… Кому интересно?
— Мне, например.
— Молодой человек! — с неудовольствием заговорил Главный. Он нахмурился и скривил губы. — Во-первых, существуют определенные правила, круг обязанностей, субординация… А во-вторых, смею вас заверить, звонок все равно ничего не изменит. И вообще, такие вопросы по телефону не решаются. А я слишком занят, чтобы отвлекаться на какого-то инопланетянина. — Он поднял толстый палец. — И, по-моему, я достаточно понятно объяснил, что вам надлежит лично отправиться в Министерство, чего мы, в свою очередь, следуя параграфу 317-42-19-А-И-Н Свода Законов Шарра, допустить ни в коем случае не можем. Прощайте!
Аудиенция закончена.
Вопрос решен.
Проситель так и не стал победителем. Как всегда.
«Впрочем, такого финала и следовало ожидать, — усмехнулся Граков и подумал, что сюда следовало бы присылать школьников для наглядного изучения темы: «Бюрократия, ее классические проявления и закономерные издержки».
Он вышел в коридор, миновал неподвижных охранников и легко зашагал к лифту.

Пока лифт спускался на первый этаж, Граков присел на откидное сиденье. Несмотря на неудачу с круизом по планете, настроение у него было приподнятое, даже радостное. «Наверное, потому, что этот канцелярский кошмар остался позади, — решил пилот. — Что ж, одно путешествие стоит другого».
Лифт остановился на первом этаже. Дверцы раздвинулись. Граков шагнул в коридор и… замер.
Посреди коридора прямо перед лифтами лежал невероятно изможденный и грязный абориген — а кто тут еще мог быть? — в серых лохмотьях. Воняло от него на весь коридор. Граков присел на корточки перед шаррянином. Голова того слабо дернулась. Граков, сдерживая дыхание и гримасничая от брезгливости, взял его за плечи и без особых усилий перевернул на спину.
Шаррянин открыл глаза. Взгляд его с трудом сосредоточился на пилоте. Он вдруг напрягся, попытался приподняться, но это ему не удалось. Тогда он расслабился, открыл рот с обломками зубов и заговорил слабым угасающим голосом. «Орден», висевший у пилота на груди, исправно переводил.
— Ты — чужак… Я не ошибаюсь? — прошелестел шаррянин.
— Да. — Граков кивнул. — Пришелец. С Земли.
— Это судьба. Значит, мои надежды оправдаются, и Шарр не лишится будущего.
«Кажется, бредит, — подумал Граков. — Вероятно, от голода. Дать ему стимулятор? Что там в руководстве написано? Не повредит ли ему этот чужеродный препарат?» Он припомнил, что стимулятор УСБ-217 рассчитан на прием любым известным Союзу гуманоидом. Сунул руку в нагрудный карман комбинезона и участливо сказал:
— Вам плохо, я вижу. Давайте я отвезу вас домой.
— Куда? — переспросил шаррянин. — Домой? — Рот его искривился в гримасе, похожей на улыбку. — У меня нет дома. И вообще, на планете уцелело всего два дома. Один — Канцелярия. Другой — Министерство. Шарряне живут где придется.
Граков ужаснулся. Несколько секунд он молчал, ошеломленный. Перед глазами стремительно пролетали смутные картины взрывов, пылающих домов, уличных сражений…
— Война? — спросил Граков почему-то шепотом.
— Нет.
— Эпидемия?
— Не то…
— Экологическая катастрофа?
— Нет же!
— Метеорит… что там еще может быть при глобальной катастрофе?..
— Нет, чужак, нет…
— Нет? — Теперь Граков не представлял, о чем думать. Не всемирный же потоп… Хотя, все может быть… Или все-таки может быть другое — просто шаррянин очень и очень сильно не в себе… После общения со своими шаррянскими чиновниками.
— Все намного сложнее, чужак…
— Погодите, — прервал его пилот. Он нащупал наконец в нагрудном кармане цилиндрик со стимулятором. На ладонь выпала маленькая таблетка.
— Вот, смотрите, вам надо принять это… В рот положить…
Глаза у шаррянина расширились то ли от испуга, то ли от любопытства.
— Зачем? — спросил шаррянин.
— Н-ну, она придаст вам силы. Поддержит ваш организм.
— Надолго?
Граков неопределенно пожал плечами.
— На довольно продолжительное время.
— Тогда успею, — пробормотал шаррянин. — Согласен.
Таблетка исчезла в зловонном рту аборигена. Они помолчали несколько секунд. Граков ждал, пока таблетка растворится.
Абориген зашевелился. Сел на полу. На его лице постепенно возникло выражение недоумения, смешанного с радостью.
— Чужак! — сказал шаррянин окрепшим голосом. — Пока твоя таблетка действует, и я в состоянии соображать, прошу тебя от имени всего Шарра… Умоляю, возьми эту Книгу. — Он нащупал папку, лежавшую рядом боком, и протянул ее Гракову. — Возьми ее. И передай начальникам вашего небесного Союза. Пусть они прочтут.
«Нет, он не просто слаб, — подумал Граков тревожно. — Он, по-моему, еще и болен. Да и все ли у него в порядке с головой?.. А если в порядке?.. Тогда что тут натворилось за последние столетия?… До отлета надо выяснить подробнее… М-да… Придется отвезти его в космопорт. А потом? Вот незадача!.. Но не бросать же его…»
— Честно говоря, — заявил он шаррянину, — я пока ничего не понимаю. Если вам некуда податься, давайте я отвезу вас в космопорт. Там вас подлечат за пару часов, и вы, окрепнув, объясните… что к чему.
«А вдруг таблетка перестанет действовать еще до того, как меня «подлечат», — с испугом подумал шаррянин, — и я умру, так и не успев ничего рассказать? Даже о Дис-Вейне. Ведь она — свидетельница того времени. А сказав о ней, надо объяснить, хотя бы коротко, что творится на планете. И что за рукопись в папке. Нет, сперва необходимо растолковать пришельцу суть… а потом… пусть космопорт или свалка для трупов».
— Погоди, чужак. — Арду-Кеерс с трудом приподнял руку. — Я не двинусь с места, пока не сообщу тебе кое-что чрезвычайно важное.
Граков посмотрел на часы и примирительно оказал:
— Не возражаю. Только в двух словах.
То, что затем рассказал шаррянин, было похоже на кошмарный бред или бредовый кошмар. В это не хотелось верить, но не верить не было причины. Граков держал в руках толстую раскрытую папку — доказательство, по утверждению аборигена. Под размеренное бормотание шаррянина он медленно переворачивал мятые, выцветшие, местами грязные листки бумаги разного формата, неровно оборванные, некоторые — с обгоревшими краями. Часть из них, судя по типографскому оттиску на обороте, была конторскими бланками. И все они с торопливой неровностью были густо изрисованы иероглифами. Почерков было несколько. А еще Граков обнаружил фотографии на ветхой бумаге с обрывками типографского текста вокруг и на обороте. Похоже, их выдирали из книг, журналов и газет. Или как это здесь называлось? Граков осторожно листал ветхие листки рукописи, слушал и с трудом верил в невероятный рассказ шаррянина по имени Арду-Кеерс.

Через пятнадцать лет после заключения между Конфедерацией «Созвездие» и Шарром Договора, по которому на планете был построен промежуточный космопорт, и через восемь лет после того, как космопорт начал действовать, правительство Шарра приняло историческое решение — нарушить один из пунктов Договора.
Ученые консультанты планеты подтвердили, что это мелкое нарушение позволит планете шагнуть в микроэлектронике и кибернетике сразу на 150-200 лет вперед и даст толчок ускоренному развитию других областей науки Шарра. В том числе непременно поможет шаррянам быстрее выйти в глубокий космос. А освоение межзвездных маршрутов означало для планеты очень многое. Шарр встанет вровень с наиболее развитыми цивилизациями Галактики, и планету примут в Конфедерацию. И тогда на Шарр беспрепятственно потекут всякие полезные изобретения, придуманные на других мирах, отчего на планете быстро и бесповоротно наступит эра всеобщего благоденствия.
Такие вот мечты обуревали шаррян, когда они перешагнули через пункт Договора, где сказано было, что цивилизация, предоставившая Конфедерации место для космопорта, но не состоящая в Конфедерации, не имеет права посещать территорию космопорта и тем более — вмешиваться в функционирование систем космопорта ради того, чтобы изучить инопланетное оборудование.
Попросту говоря, они задумали детально разобрать одного из роботов, обслуживающих космопорт. И, разумеется, многфункционального робота — никак не меньше.
Шарряне долго и тщательно готовили акцию.
Научные консультанты правительства пришли к выводу, что наиболее разносторонние функции должны быть заложены в андроида, исполняющего обязанности администратора. Ему в свое время придали внешность шаррянской девушки, победившей на Всешаррянском конкурсе красоты.
Однако шаррянские правители не без оснований опасались, что их неблаговидный поступок может быть раскрыт, если в то время, когда они для изучения заберут из космопорта робота-администратора, какой-нибудь звездолет совершит посадку на планету, и экипаж увидит отсутствие этого робота. Последствия для Шарра могли быть… никто не знал, какие, но вполне вероятно — ужасные. Или же, в лучшем случае, полагали шарряне, космопорт закроют, а связь с планетой прервут. Ищи тогда братьев по разуму…
А уж о вступлении в Союз и мечтать не придется.
И все же выход из затруднительного положения нашли. Среди молодых актрис планеты под очередным ура-патриотическим лозунгом был проведён конкурс, на котором выбрали достаточно талантливую актрису, наиболее похожую на девушку, с которой в свое время копировали внешность робота. Пластическая операция усилила сходство. Одобрила выбор и прежняя натурщица, — она уже успела стать женой и матерью, заметно располнела и постарела.
Избраннице по имени Дис-Вейна в соответствующих инстанциях разъяснили, что она жертвует карьерой и личной жизнью ради будущего всей планеты. Правда, ей также пообещали, что замещать робота она будет лишь до тех пор, пока шаррянские ученые не наловчатся делать таких же андроидов, как взятый из космопорта. А это займет довольно короткое время. И когда искусственного администратора вернут на место, Дис-Вейну освободят из ледяного плена гибернации.
Когда она дала согласие, ее тотчас провозгласили героиней планеты. Газеты запестрели заголовками типа: «Дис-Вейна — гордость Шарра!», «Самоотверженность шаррянки!», «Равняйтесь на Дис-Вейну!», «Трудиться по дис-вейновски!». А на родине девушки торжественно установили спешно высеченный гранитный памятник: Дис-Вейна в полный рост порывается вперед и вверх, как бы в космос, — в одной из ненатуральных и вымученных поз, которые так любят воспроизводить официозные скульпторы.
Между тем мудрые шаррянские головы проникли в космопорт. Каким образом — так никто потом и не узнал. Спецслужбы держали это в глубочайшей тайне. Даже документов не сохранилось. Одним словом, так или иначе, но робот был выкраден.
Два месяца артистка следила за поведением робота в моделируемых ситуациях, перенимала характерные жесты, заложенные программой. Под гипнозом и воздействием химиопрепаратов спешно учила Единый язык.
К этому времени на планете уже была подробно разработана теория продолжительной гибернации. Ученые круглые сутки трудились над практическим воплощением теории, проверяли в эксперименте результаты действия гибернации на живой организм. Когда исследования успешно завершились, возле космопорта построили подземный бункер с гибернатором, где до прибытия какого-либо звездолета и должна была сохраняться девушка. Реле гибернатора подсоединили к аппаратам связи космопорта. Едва диспетчерская примет сообщение о приближении космического корабля, в гибернаторе начнет действовать система срочного пробуждения. К моменту посадки чужого звездолета, артистка должна уже быть на рабочем месте администратора.
И вот, наконец, свершилось!
Дис-Вейна легла в гибернатор, а ученые взялись за андроида и скрупулезно разобрали его на мельчайшие детали.
Двенадцать с половиной лет потребовалось затем шаррянским ученым, чтобы постичь устройство основных блоков похищенного робота. Первые экземпляры собственного производства были весьма далеки от совершенства и очень часто ломались.
Гром победных фанфар быстро затих.
Прошло еще более двух десятков лет, пока удалось наладить поточное производство собственных роботов. И все же копию такой сложности, каким был универсальный андроид из космопорта, сделать не удавалось. Шаррянские роботы, несмотря на успехи в их усовершенствовании, получались примитивнее, а украденного робота «распотрошили» так, что восстановить его было невозможно. Поэтому возврат Дис-Вейны к нормальной жизни отложили на неопределенный срок.
Когда в космопорт прибыли змееподобные аннэры, Дис-Вейна выдержала экзамен, хотя чуть не поседела от их вида. Аннэры же ничего необычного не заметили. Впрочем, им все человекоподобные были на одно лицо, — что живые существа, что андроиды.
А на планете к тому времени почти забыли о существовании актрисы. Да и не до нее было. Шарр лихорадило. Всепланетные Канцелярия и Министерство, начиненные роботами, старательно и методично разрушали основы шаррянской цивилизации. И достигли в этом успеха. Вскоре мир пал, города превратились в руины, люди одичали.
Но Дис-Вейна не знала об этом…

Граков помолчал, осмысливая услышанное.
— Так, значит, администратор в космопорту — живая шаррянская девушка? — недоверчиво переспросил он.
— Живая, — подтвердил Арду-Кеерс.
— Так-так.
— Все это намного подробней описано в папке.
Граков подержал папку на весу. Она была очень грязной, довольно толстой и из нее неровно торчали мятые уголки и края бумажных листков.
— Верю.
— Свое намерение и долг перед мертвыми я выполнил. Теперь ничего не страшно. — Действие стимулятора заканчивалось, и шаррянин быстро слабел. — Я спокоен. Иди.
— То есть — как?
— Оставь меня здесь.
— Не могу.
— Зачем тебе обуза?
— Что за глупости! — гаркнул Граков. — Я забираю вас в космопорт. — Он нагнулся, положил палку на грудь шаррянину. — Не уроните! — И подхватил на руки легкое дурно пахнущее тело.
Граков торопливо пробежал по коридору, пинком ноги распахнул дверь слева, миновал холл с девицами и барьером, навалился плечом на входную дверь — тяжжжелая, заррраза. Та, визгливо стеная, медленно поползла в сторону, отворяясь. Граков шагнул на дорогу…
Почти тотчас с пригорка неподалеку донесся резкий хлопок. По стене за спиной у Гракова щелкнуло и пронзительно зажужжало, уносясь прочь. Гракова осыпало пылью и колючими осколками камня. Он инстинктивно втянул голову в плечи, не сообразив сразу, что это было. Но Арду-Кеерс понял. Он отчаянно забился на руках у пилота. Папка упала на землю.
— Ну, что!.. — раздраженно начал было Граков, и вдруг до него дошло.
Выстрел!
Пуля!
Арду-Кеерс вырвался из его рук и упал спиной на папку. Вскочил, подброшенный невесть откуда взявшейся в его изможденном теле силой. Схватил папку и крикнул прямо в лицо недогадливому пришельцу:
— Убьют! Прячься!
Хлопнул еще один выстрел.
Арду-Кеерс сжался. «А жить-то хочется», — подумал он мельком.
На втором этаже звякнуло разбитое окно. Сверху обрушился большой осколок толстого зеркального стекла, звонко разлетелся по дороге блестящими брызгами.
— В машину! — скомандовал Граков. Миг оцепенения прошел. Он снова был собран и решителен.
Он надавил клавишу на корпусе машины. Дверца плавно и неспешно, словно издеваясь, открылась. Граков схватил шаррянина за плечо.
— Пригнись и — внутрь! Быстро!
Шаррянин, склонившись, шагнул к дверце.
Третий выстрел.
Шаррянин дернулся, медленно выпрямился, уронил папку, и повалился на гладкий борт машины. Граков поймал его, толчком впихнул в автомобиль. Потом одним точным движением, подцепив папку с дороги, влетел в кабину. Дверца еще закрывалась, а машина уже рванулась к космопорту.
— Негодяи… — проворчал Граков зло. — Мерзавцы…
Ему очень хотелось повернуть машину и съездить на пригорок, погонять стрелявших аборигенов. Но он сдержался. Раненого шаррянина надо было срочно поместить в медблок космопорта.
Машину вел автомат, и Граков повернулся к шаррянину. Тот сидел, завалившись на бок. Лицо бледное, глаза закрыты, рот приоткрыт, одна рука неловко подвернута под себя, на другой бесцельно шевелятся пальцы.
— Эй, парень! — окликнул его Граков встревоженно.
Ответа не было.
Он перегнулся через спинку сиденья. Приподнял шаррянина и взялся за подвернутую руку, бормоча: «Сейчас поудобней устроим и поглядим, куда ранили».
Рука шаррянина была залита кровью — красной, теплой и липкой, как у людей Земли. Густая лужа ее расползалась по всему сиденью, затекая в углубления. Граков тоже испачкался ею, посмотрел на свою ладонь в его крови, сокрушенно покачал головой — так много крови за такое короткое время. Сдается, шаррянин может не дотянуть до космопорта. Что делать? Как там учили на курсах первой помощи? Кажется, необходимо срочно заклеить рану.
Граков достал из бокового кармана черный прямоугольник аптечки первой помощи, положил на выемку в корпусе палец и подумал о пластыре. Квадратный кусок стерильного пластыря в обертке вывалился на колени пилоту. Он кинул аптечку на сиденье рядом с собой, перевернул шаррянина спиной кверху, задрал намокшие в крови лохмотья. И сразу увидел рану в боку: из маленького отверстия частыми толчками выплескивалась короткая толстая струйка крови. Нервничая, Граков неловко сорвал с пластыря прозрачную обертку. В этот момент по кабине лязгнул удар, — в машину стреляли.
Граков глянул в заднее окошко и тихо выругался. Странное допотопное сооружение на четырех колесах, оставляя за собой струю густого дыма, преследовало их машину. Пилот аккуратно залепил рану и перевернул шаррянина обратно на спину. Потом нагнулся к пульту и включил защитное поле, пожалев, что машина не рассчитана на скоростные поездки. И снова повернулся к шаррянину. Тот приоткрыл глаза, пошевелил сухими губами.
— Подъезжаем, — сказал пилот успокаивающе.
— Дис-Вейну… — сипло сказал шаррянин, натужно закряхтел и снова закрыл глаза.
Граков оглянулся на преследователей. Их автомобиль отставал, но слишком медленно, а космопорт был уже недалеко.
Если он немедленно не избавится от них, прикинул Граков, то они прорвутся сквозь защиту и окажутся на территории космопорта. Въедут «на его плечах», и защита не успеет сработать. А там — Дис-Вейна. Бесценная свидетельница. И он не вооружен… И вдобавок раненный шаррянин…
Граков снова посмотрел на заднее сиденье. Шаррянин был очень бледен, голова его безвольно покачивалась, челюсть отвисла. Правый глаз был приоткрыт, и зрачок в нем не двигался. Граков сразу все понял…
Ворота космопорта неотвратимо приближались.
Сперва Граков решил свернуть на бездорожье — тогда аборигены не смогут преследовать его на своем драндулете, но тут же понял, что это не выход. Они не станут преследовать его. Они просто перекроют единственные ворота, ведущие в космопорт. И ему придется прорываться сквозь их вооруженный заслон. «Надо было взять плазмер, — с досадой подумал Граков. — Но разве я мог предполагать? Ладно, как-нибудь обойдемся… И, похоже, я знаю — как!»
Он усилил защитное поле до максимума и резко затормозил машину. Он не успел защититься руками, и его швырнуло лицом о пульт, так что от боли побелело в глазах. И отбросило обратно на спинку кресла — затылком о подголовник. И тут же новый толчок. Теперь он успел подставить руку. Это смягчило второй удар. «Врезались, ироды! — с удовлетворением подумал пилот, выпрямляясь. — Приехали!..»
Сзади грянул взрыв. Машину Гракова швырнуло вперед, приподняв корму, а затем размашисто закачало на антигравах, как при хорошем шторме. «Слава небесам, что не опрокинуло», — мелькнуло в голове Гракова. Приземлиться на крышу без антигравитационной поддержки… Не убился бы — так покалечился. Да и поле смягчило взрывную волну, иначе Гракову все равно пришлось бы скверно.
Он оглянулся. Перевернутый и изуродованный взрывом экипаж преследователей пылал в нескольких шагах от машины Гракова. Объятая пламенем фигура аборигена наполовину высунулась из экипажа и судорожного извивалась и дергалась, пытаясь выбраться, но, должно быть, застряла.
— Так вас, уроды! — злорадно сказал пилот, и с трудом улыбнулся, чувствуя, как начинает болеть ушибленное лицо.

Дис-Вейна скучала на своем обычном месте в холле космопорта. Увидев припухшее, в кровоподтеках лицо Гракова, она не удержалась, вскочила, прижав руки к груди, а лицо ее испуганно исказилось, словно на миг она испытала боль землянина. Граков подошел к ней, бросил на стол папку погибшего шаррянина и, без предисловий, вкрадчиво и недобро спросил:
— Так, значит, вы — робот?
Глаза ее округлились, растерянно замигали. На несколько секунд она смешалась, потом с усилием распрямила плечи, сжимая кулачки так, что костяшки пальцев побелели.
— Д-да…
Граков сделал большие глаза.
— Вы уверены в этом?
Девушка успела окончательно овладеть собой.
— Да, андроид, — ответила она твердо, хотя сознавала уже нелепость своего положения. Ей стало ясно, что чужак обо всем осведомлен от какого-то предателя, а потому, отвечая, глядела мимо пилота, чтобы в глазах ее тот не обнаружил панику.
«Хорошо вымуштровали», — подумал вскользь Граков не без восхищения. Он не хотел разыгрывать роль сыщика, разоблачая ее, как в плохих детективах. Он хотел, чтобы она сама рассказала о подмене, происшедшей около двухсот лет назад. Но для этого ее надо было так спровоцировать, чтобы она сама раскрылась.
— Хорошо, попробуем иначе, — заявил он хладнокровно. — Выйди из-за стола!
Дис-Вейна повиновалась, по-прежнему отводя глаза. Граков уселся на ее место.
Возвращаясь в космопорт после взрыва шаррянского автомобиля, пилот наспех придумал, как поступить с Дис-Вейной. Задумка эта была, наверное, немного жестокой и, может быть, отчасти безнравственной. Однако он не видел другого выхода. А подсказать лучший путь было некому, да и на долгие раздумья не было времени. И вообще, в таких ситуациях, считал Граков, лучше всего на время забыть о некоторых достижениях человеческой цивилизации, тем более что общество было не земным, а шаррянским. Хоть и весьма похожим на земное — особенно чиновниками.
— Раздевайся! — велел он Дис-Вейне деловитым тоном.
— То есть — как? — опешила шаррянка.
— Очень просто — догола.
«Надеюсь, — подумал он с некоторым смущением, — что прежняя шаррянская мораль не позволяла женщине обнажаться перед незнакомым мужчиной. Хотя, даже если и позволяла, все равно разоблачение будет неизбежным».
Дис-Вейна отступила на шаг назад и с нескрываемым испугом тихо спросила:
— Зачем это?
«Тут требуется что-нибудь заумное», — подумал пилот.
— Роботы не рассуждают, а повинуются, — объявил он. — Подошло время профилактики… э-э-э… этих… импульсных систем.
Вот сейчас ей и следовало признаться. Раздевшись, она неизбежно откроет шаррянскую тайну. Граков торжествовал.
Но оказалось — преждевременно. Эта упрямая Дис-Вейна очень медленно, безо всякой, разумеется, охоты потянула вниз молнию на комбинезоне. Она, вероятно, не сознавала до конца, что тайны как таковой, практически больше нет, что приказ инопланетянина — просто издевка. Или — шанс сознаться самой. Только, судя по всему, шанса этого она не сознавала. И вообще была близка к обмороку, хотя держалась изо всех сил.
«Крепко же ей вдолбили мысль об особом предназначении», — поразился Граков.
Она расстегнула молнию до конца и принялась неловко стягивать с себя комбинезон. Надет он был на голое тело. Высвободившиеся груди с черными тугими сосками, покачиваясь, торчали острыми конусами в разные стороны. Пилот медленно краснел, но продолжал смотреть на девушку. Она действовала, как сомнамбула.
«Да что же это! — подумал наконец Граков с тревогой. — Она действительно не соображает, что делает? Ее тут что, гипнозом обрабатывали?»
Теперь надо было как-то прекратить этот затянувшийся фарс.
Граков, поймал пальцем стальную цепочку на шее и вытянул из-за воротника старинный ключ от земного дома — своеобразный талисман пилотов-дальнобойщиков, и небрежным тоном сообщил:
— У меня тут отвертка припасена. Когда разденешься, повернись ко мне спиной. Я вскрою твою оболочку.
Это было последней каплей.
Дис-Вейна словно бы очнулась от транса. Молния со свистом застегнулась, и шаррянка бросилась через холл к выходу. Граков невозмутимо ждал. Очутившись перед дверью, Дис-Вейна всем телом ударилась в тяжелые створки из прозрачного плексора. Дверь не открылась. Входя в здание, Граков включил магнитные запоры, о существовании которых она вряд ли знала. С бессильным отчаянием девушка стукнула по толстому листу бронепластика ладонью и замерла, затравленно глядя на пилота.
Он с нарочитой медлительностью поднялся из кресла и, поигрывая ключом на цепочке, степенным шагом направился к шаррянке. Дис-Вейна прижалась спиной к двери, съежилась и, замерев, следила за его приближением. Рот ее был напряженно приоткрыт, глаза переполнены ужасом.
Ему было бесконечно жаль ее. Она, конечно же, не знала о гибели своего мира — привычного мира, который она помнила, совершенно не похожего на нынешний хаос. Граков остановился перед нею. Ему больше не хотелось пугать девушку. И он как можно мягче произнес:
— Я вижу, с роботом что-то явно не в порядке.
— Я… я… н-не робот, — проговорила она подавленно.
— А кто же? — наигранно удивился он. — Уж не Дис-Вейна ли?
Она простодушно кивнула.
— Да, так меня зовут.
— Ну вот, уже лучше, — дружелюбно заявил он, надевая цепочку с ключом обратно на шею. — Не бойтесь меня. Я не собираюсь причинить вам вред. Я постараюсь быть вашим другом.
Она не выдержала, уткнулась лицом ему в плечо и зарыдала, — совсем по земному, громко всхлипывая и шмыгая носом. Он успокаивающе погладил ее по спине. Слава небесам, опасный момент признания миновал.
В дверь гулко постучали снаружи. Граков прищурился и в ранних сумерках разглядел старшего механика. Тот знаками показывал, что ремонт корабля закончен.
— Дис! — промолвил пилот. — Вы не обидитесь, если я буду звать вас так — кратко? Я не привык еще к вашему имени.
— Называйте, — тихо и покорно сказала она.
Граков слегка отстранил ее от себя, сжал плечи, глядя в заплаканное лицо.
— Дис, возьмите себя в руки. Ни у вас, ни у меня нет ни секунды лишнего времени. Я обязан отправиться дальше. Груз на моем корабле нужен людям, живущим на далекой планете. Но прежде чем улететь, нам с вами необходимо еще очень многое узнать и осмыслить. К тому же, как я догадываюсь, вам не следует оставаться на Шарре. Хотя выбор, конечно, остается за вами.
Дис-Вейна отпрянула.
— Почему?
— Я не могу объяснить этого так, сразу. Я и сам пока не разобрался в положении на планете. Но то, что я узнал — невероятно и чудовищно. Не хочется верить.
Дис-Вейна впилась пальцами ему в запястья, и, обмирая, прошептала:
— Что случилось с Шарром?
— Что-то случилось… — нетерпеливо оказал Граков. — Но вот что — я пока не могу разобраться, а потому мы с вами должны это выяснить в кратчайший срок. — Он указал ей на стол в углу холла, где грязным прямоугольником лежала папка убитого шаррянина. — В той папке, что я принес, должен храниться ответ на ваши и мои вопросы. Возможно, не полный, но хоть какой-то. Я очень надеюсь на это. Подозреваю, что теперь вашему миру никак не обойтись без вмешательства и прямой помощи Звездного Союза.
— А ваше лицо… — сказала Дис-Вейна. — Это имеет отношение к тому, что происходит на планете?
Граков бережно провел рукой по саднящему лбу, набрякшей правой брови, припухшей и болезненно подергивающейся щеке с багровыми кровоподтеками, которых он не видел, но о существовании которых догадывался, затем осторожно и криво, чтобы не усиливать боль в разбитом лице, усмехнулся.
— Да уж… самое прямое. — Он помолчал немного, подбирая слова, потом с горечью и состраданием медленно проговорил: — Боюсь, что теперь вы, Дис, на Шарре просто не выживете.
Плечи ее поникли. Он вздохнул и, сочувственно придерживая Дис-Вейну рукой за плечи, как придерживают женщин в глубоком трауре, повел ее к столу, на котором темнела истрепанная папка покойного Арду-Кеерса.

Площадка подъемника медленно ползла вдоль корпуса звездолета. На площадке в сумерках стояли Граков и Дис-Вейна. Они смотрели на удаляющиеся строения, постепенно терявшие очертания в полумраке. Вдалеке, у горизонта, на фоне багровой закатной зари четко чернел куб Канцелярии. «Символическое зрелище, — подумал Граков. — Как головешка на фоне пожара».
Всю ночь и почти весь день они разбирали рукопись Арду-Кеерса. Несколько раз Дис-Вейна была близка к истерике, так что Гракову приходилось давать ей успокаивающие препараты…
Планету надо было спасать. Хотя бы то, что осталось. И для этого потребуются объединенные усилия нескольких миров Союза, не меньше.
Но сначала еще надо будет доказать руководству Союза, что положение на Шаре и в самом деле столь ужасающее и безнадежное. Дис-Вейна согласилась, поскольку у нее было просто-таки безвыходное положение. И теперь Граков надеялся, что папка с рукописью и живая свидетельница побудят руководство Союза не медля послать на Шарр Комиссию Предварительной проверки. «Для начала достаточно будет и этого», — подумал Граков.
Дис-Вейна замерла на площадке рядом с пилотом. Ему даже показалось, что она затаила дыхание. Он хотел было сказать ей что-нибудь ободряющее, но, взглянув ей в лицо, понял, что лучше не нарушать эту тишину, не прерывать эту задумчивость: Дис-Вейна прощалась со своим миром, со своим прошлым.
Граков поднял взгляд и увидел, что черный проем люка уже совсем близко…

Симферополь, 1981-1990.