двери хлопают вразнобой,
пышки жарят в кафе напротив,
храм на Троицкой расписной
разливается синим звоном,
и забудешь, зачем пришёл...
Но юродивый бъёт поклоны,
дьякон баритональный шёлк
распускает во мрак собора!
...Ночь бледнеет, задрав мосты,
и по питерскому простору
поминальный гудит мотив.
Город, в сказки не очень веря,
чистил улицы, пил вино.
Покупал в понедельник вепря
у купца на углу Сенной.
Был дождлив он, гулял гусаром!
Пел на ушко сестре-Неве.
У подъездов держал швейцаров,
и с Еленой Молоховец
он беседовал утром ранним,
обсуждая меню для дам.
И у питерской тёти Тани
брал взаймы и гудел: «Отдам!»
Тётя Таня – моя соседка.
фартук старый на семь персон,
весь в карманах и в каждой клетке
царство специй и сахар-соль.
Чечевичный варила кофе,
говорила нам: «Без обид!»
Мы с тобою единой крови,
если город в крови кипит!
Дом на Мойке на память лепит
крышу к небу. Из труб – дымы
уползают к созвездью Лебедь,
из каминной сбежав тюрьмы...
Февраль 2012
