Бывают люди, которым судьбой предназначено стать символом своего народа. Как, например, Пушкин для России или Шекспир для Англии. Таким символом для Польши является Шопен.
Даже далекий от музыки человек знает, что это композитор и, скорее всего, вспомнит, что композитор польский. Даже те, кто думают, что не знакомы с его музыкой, слышали ее много раз хотя бы на звонках мобильников, только не знали, что слушали Шопена. А те, которые хоть раз вслушались в нее по-настоящему, уже никогда не разлюбят и не расстанутся с ней. Потому что нет, пожалуй, во всей мировой музыке композитора более открытого людям, более доброго, более светлого, хотя часто очень грустного. И нет музыки более чистой, естественной, и более близкой к природе, чем музыка Шопена.
Так кто же он, Шопен?
Немецкая пословица: «Von polen ist nichts zu holen»(«С поляка взять нечего») и афоризм видного политика того времени: «Господь бог совершил ошибку, создав поляков», – дают представление о том, чем была Польша для «великих» держав. Она считалась европейской провинцией и была разменной монетой в политических играх. Как только не делили Польшу европейские тяжеловесы, была Польша и частью России. При этом она всегда сохраняла свою самобытную культуру, но до начала девятнадцатого века не имела своего музыкального гения. Он появился на свет в 1810 году в городке Желязова Воля.
С раннего детства Фрицек Шопен, очень худой, но жизнерадостный и обаятельный мальчик, был чрезвычайно музыкально одарен. Ему повезло с учителями, которые не засушили его талант, а только придали ему правильное направление. Cочинял он с семи лет, технических же трудностей при игре на фортепиано для него просто не существовало. Казалось, что он создан для этого инструмента. К 18 годам можно было сомневаться в его таланте композитора, но то, что этот юноша – уже один из лучших пианистов своего времени, было ясно всем. Была, правда, опасность, что он станет салонным артистом, этаким придворным шутом, потому что Фридерик в детстве не слезал с коленок всяких Потоцких, Четвертинских, князей и особенно княгинь, был их любимцем и баловнем. Но этот хрупкий мальчик получил от природы совершенно исключительное чувство прекрасного и не допускал к себе ни фальши, ни пошлости. А самое главное, он незаметно сумел впитать в себя прекрасные народные напевы, которые стали душой его произведений.
Уже к двадцати годам Фридерик Шопен стал надеждой Польши. Более яркого таланта в музыке в то время не было. Представьте, каково было юноше отвечать за все отечество перед Европой, соответствовать званию «нового Моцарта» и выслушивать категорические требования создать польскую оперу? На него, еще совсем молодого человека, легла очень тяжелая ноша. А ведь надо было еще и зарабатывать себе на жизнь.
Необходимо было ехать в Вену или Париж, где обитал высший музыкальный свет, без одобрения которого музыкант ничего не стоил ни в прямом, ни в переносном смысле. Те, кто думают, что Моцарту платили только за то, что он гений, сильно ошибаются. Чтобы заработать деньги, надо было получить заказ, чтобы получить заказ, надо было сделать себе имя, чтобы сделать имя, надо вести светскую жизнь – знакомая схема, не правда ли?
Шопен уехал из Варшавы в 1830 году, уехал в тяжелое для Польши время. Он не знал, что уезжает навсегда. Казалось, впереди целая жизнь. Но она оказалась короткой – через 19 лет Шопен умер в возрасте 39 лет. В эти 19 лет вместились быстрый успех как пианиста и композитора; нашумевший роман со знаменитой романисткой Жорж Санд, такой же длинный и надуманный, как ее романы; бесчисленные вечера, приемы, салоны... Но главное – его музыка. Блестящая, виртуозная и в то же время необычайно искренняя; оцененная по самым строгим меркам меломанами и полюбившаяся простым обывателям; европейская по совершенству формы и очень национальная по сути, она подняла Шопена на уровень Баха, Моцарта и Бетховена, хотя он не написал ни одной симфонии, так и не создал национальной оперы, не был реформатором, основателем и т.п. Пьесы для фортепиано: вальсы, мазурки, полонезы, ноктюрны, баллады, этюды – вот что такое Шопен. Казалось бы, «мелочь», баловство – но с этими пьесами он стал вровень с самыми великими. Почему? Потому что его музыка – это впечатления человека, влюбленного в жизнь, в красоту, причем выражены эти впечатления с такой таинственной легкостью, так искренне и непосредственно, что противиться обаянию этой музыки невозможно.
Тому, кто дочитает до этого места, я советую зайти в ближайший музыкальный магазин, найти диск Шопена с двумя вальсами: ля-бемоль мажор (опус 34, № 1) и ля-минор( № 2), и послушать их не как музыку, а именно как впечатления человека, который делится с вами сокровенным. В первом он расскажет Вам о встрече после долгой разлуки с родителями и любимой сестрой. Месяц счастья в Карлсбаде в августе 1835 года, когда семья Шопена ненадолго собралась вместе, когда он снова стал «их обожаемым Фрицеком». Как щедро поделится он с Вами этим счастьем! А слушая второй, Вы поймете, каково было Шопену в Париже, в этой «столице мира», где, по его словам, «... самая пышная пышность, самое свинское свинство, самое благородное благородство и самые преступные злодеяния», где окружавшая его жизнь состояла по сути из развлечений и отдыха от них. Вы разделите с ним его одиночество и тоску по родине, Вам станет грустно и все же хорошо, как будто Вы поговорили по душам с незнакомым человеком и утешили его в беде. И Вы поймете, за что Шопена любят и будут любить всегда. Шопен – это ничем не замутненная романтика, лучшее, что есть в человеке. От иного, которого, разумеется, было немало в его жизни, он свято берег свою музыку. К сожалению, не уберег самого себя.
Соната си-минор... Поразительное сочинение! Вы не сможете сдержать удивления, когда услышите первые звуки 3-й части сонаты, эту мелодию Вы слышали много раз, но не знали, что и это Шопен! Что такое с ним произошло? Что заставило его написать эту страшную, как сама смерть, музыку? Вы почти физически почувствуете его горе. И Вам станет жаль этого человека. Он, который дал столько красоты людям, напишет за год до смерти: «Если бы я даже мог влюбиться в кого-нибудь, кто меня тоже любил, как мне хотелось, то все равно бы не женился, ведь у нас не было бы, что есть и где поселиться... Бедовать можно в одиночку, но вдвоем это величайшее несчастье. Я могу сдохнуть в больнице, но жены без хлеба после себя не оставлю. Стало быть, о жене не думаю вовсе, а о доме, о матери, сестрах. Да поможет им бог сохранить присутствие духа! Между тем, куда запропастилось мое искусство? А сердце мое где истратил? Едва помню уже, как поют на родине...»
Если бы он знал, как его будут почитать на родине и во всем мире, как его именем будут называть улицы, музыкальные заведения, премии и конкурсы, как за величайшую честь будут почитать сравнение с ним лучшие музыканты современности, и главное, как повсюду (даже из мобильных телефонов!) будет звучать его музыка, ему, конечно, было бы легче умирать.
Не теряйте времени. Познакомьтесь с этим хрупким и мужественным человеком, утешьте его, сделайте это ради него, но прежде всего для себя, потому что, слушая его музыку, Вы станете лучше...
P.S. К очерку прилагаю рассказ «Бессмертный». Это быль. Я действительно
это пережил, чего и вам желаю.