- Ма-а-м…Для каких цыплят?! – медленно, пытаясь что-то сообразить, проговорила дочь.
Сидевший за столом зять Лизы Никитичны на минуту оторвался от своего увлекательного занятия, добродушно хохотнул и покрутил карандашом у виска. Тещу свою он любил, с удовольствием приезжал к ней отдохнуть от суеты большого города, но все равно искренне считал ее не от мира сего и ласково называл « бабулькой».
Лиза Никитична и впрямь была странной женщиной. Окружающие ее люди редко понимали и принимали ее поступки, мысли. Наверно, не хотели себя утруждать: привычнее махнуть рукой да сказать – что поделаешь, странная женщина, все у нее не как у людей. Кошек, собак бездомных кормит, да ведь не просто хлебушка кинет, а супы да каши варит – прям благотворительная столовая для зверья! Соседи лишь посмеиваются, а ей все нипочем: раскладывает еду по чашкам, да еще и разговаривает с бродягами четвероногими - чуднАя..
.
В детстве еще Лиза отличалась от своих сверстников. Те, как и полагается нормальным детям, были беззаботны и радовались жизни, пропадая целыми днями на улице – то казаки-разбойники затеют, то выбивалы, или, когда устанут бегать, сядут рядком и в «глухой телефон» шепчутся да хохочут, что есть сил. Лиза не принимала участия в этих групповых затеях – ей больше нравилось общаться с собакой своей, дворнягой по кличке Верный, преданным другом и чутким ее собеседником. Ему одному она могла доверять все свои секреты, часами рассказывать свои истории – не то сказки, не то быль. А он, не отрываясь, смотрел на свою хозяйку оливковыми глазами, поворачивал головой, попеременно подставляя то правое, то левое ухо – будто и правда слушал и понимал ее. Иногда, устав сидеть почти недвижно, ложился, клал морду на лапы и продолжал слушать.
- Лиза, ну ты пошла бы с ребятишками порезвилась, слышь, как у них весело, - говорила ей бабушка, - чего с псиной в гляделки-то играть!
Не зная, что ответить, Лиза обычно молчала, а бабушка потом жаловалась матери:
- Сидит как сыч, ни слова не проронит. И что за характер у девки!? Вся в отца!- бабушка недолюбливала своего зятя и при любой возможности старалась напомнить об этом дочери.
- Да ладно, мам, не тронь ты ее – подрастет, поумнеет, - отвечала Лизина мама.
Что мама вкладывала в свои слова, Лиза не понимала и продолжала жить своей жизнью: гуляла с Верным, баловала кошку Муську, помогала бабушке возиться с домашним хозяйством.
Весной с нетерпением ждала момента, когда у наседки начнут проклевываться цыплятки. С замиранием сердца девочка следила за каждым мгновением таинственного действа: вот тонкая, едва заметная трещинка появилась на скорлупе, вот она разрослась и теперь уже трещины покрыли все яйцо, а вот!... вот и клювик показался! Цыпленок делает вдох и прибавляет себе сил, чтобы окончательно сбросить ставший вдруг тесным родной белый домик! Иногда Лиза даже помогала появиться на свет желтеньким пушистикам.
- Видишь, слабенький какой? – говорила бабушка -, может задохнуться, если силенок не хватит пробить скорлупку. Помочь надо,- и осторожно отколупывала белые хрупкие кусочки. И Лизе разрешала .И тогда девочка ощущала себя причастной к этой великой Тайне – тайне рождения новой жизни!
Лиза подросла , пошла в школу, но «не поумнела». Нет, училась-то она хорошо, замечательно даже училась – ей одинаково легко давались все предметы. А вот подружки закадычной, как у всех девчонок в школе, у нее не было. Правда, врагов и завистников тоже не было, а это выглядело не менее странным. Казалось, она просто ни в ком не нуждается. А вот без нее, без ее помощи не то что в классе, но и в школе обойтись не могли. Она и контрольную поможет соседу по парте сделать и сочинение написать, и продежурить за заболевшего вдруг одноклассника не откажется, и отпоровшийся манжет на школьной форме у первой красавицы класса сумеет пришить – да ловко так и легко все сделает, что никому и в голову не придет поблагодарить ее за помощь: зачем, ей ведь не трудно. Сама Лиза так и говорила « Да что тут такого, мне же не трудно!», когда мама пыталась объяснить ей, что нельзя позволять, как она выражалась, «на себе ездить».
В десятом классе учителя гадали, куда пойдет учиться Лиза после школы – она была единственной претенденткой на золотую медаль. А девушка, сдав блестяще все экзамены в школе и заработав награду, пошла работать нянечкой в детский сад. Нет, не «поумнела» Лиза...Директор школы не находил слов для объяснения ее поступка – что сделаешь, странная девочка, все у нее не как у людей! А Лиза тем временем работала в младшей ясельной группе – дел там по горло, не посидишь и пяти минут! Но Лиза успевала не только посуду, горшки перемыть, полы надраить, и колготки выполоскать, но еще и с детишками повозиться. Это было самое радостное из ее занятий – тем более, что воспитательница, пожилая грузная женщина, нисколько этому не возражала.
-Ну что, цыплятки, поиграем?!- обращалась Лиза к своим подопечным. А в ответ раздавались восторженные возгласы, понять которые могла только «Мам Иза», так называла малышня свою любимицу. Кто из детишек первым произнес «мама» в ее адрес, никто не помнил, но обращение «мама Лиза» закрепилось за ней, так что даже родители, забирая ребятишек вечером, говорили –« Ну, помаши ручкой маме Лизе».
Так и проработала Лиза Никитична всю свою жизнь в детском саду. Правда, учиться она все же пошла – в пединститут, на дошкольный факультет. Закончила заочно с красным дипломом и работала теперь уже воспитателем. Ее рано стали считать опытным работником, а потому не раз получала предложение стать заведующей, звали даже в Гороно методистом, но куда она от своих «цыпляток»-то?!
Ровесницы Лизины давно замуж повыскакивали, многие развелись уже, а она жила с мамой, и на постоянные вопросы о замужестве, спокойно отвечала « Не встретила еще свою половинку!» Ей было далековато за тридцать, когда появился Вася. Откуда он взялся, как пришел в детсад, зачем? – все это загадки Ее величества судьбы, попробуй теперь разгадай. Шел мимо, да вдруг и остановился – так и остался навек с Лизой! Через год родилась у них Оленька. Соседка теть Маша , акушерка , дежурившая как раз во время Лизиных родов, увидев огненно-рыжую головку ребеночка, растерянно протянула:
- Лизк, а девка-то какая рыжая у тебя… Что мужу-то скажешь?!-
- Солнцу своему ненаглядному Солнышко родила, - счастливо улыбалась Лиза.
Оленька была не просто рыжеволосая, она вся была покрыта яркими рыжими конопушками: и лицо, и плечи, и спина – все полыхало огнем.
- Солнышко наше, - ласкали ее влюбленные родители, - Видишь, как солнце тебя любит, сколько света тебе оно подарило. Так и росла девочка , сияла от этих слов, не замечая насмешек детей во дворе.
- Меня солнышко любит,- твердила она лет до семи. Потом перестала говорить на эту тему, а в тринадцать выпалила отцу с матерью:
- Родили меня уродиной, кому я такая нужна, конопатая?! – и расплакавшись убежала в свою комнату.
А Лиза Никитична продолжала говорить доченьке о счастье, которое непременно придет, о мечтах, которые обязательно сбудутся ,о любви, которая однажды найдет ее и на всю жизнь останется с ней.
-Ты будешь счастливой,- уверяла она свою милую девочку.
- Что ж, каждая мать для своей дочки счастья желает, - вздыхали «добросердечные» соседки, не веря, что у «конопатой» жизнь путем сложится.
А ведь вон как все вышло – дочка с мужем живут ладно да справно. Восемнадцать лет только-только исполнилось Оленьке, когда разглядел ее красоту Сергей, художник, что называется, от бога. Сначала предложил позировать для картины своей, чем до смерти напугал девчонку. А через два дня, поняв какое сокровище он нашел, сделал ей предложение – а Оленька возьми, да и согласись! И стала она не просто музой художника, а еще и главным объектом его картин – мадонна с огненно-рыжими волнистыми волосами смотрела застенчиво с его полотен. «Да-а, хороша!» - говорили посетители его выставок, глядя на образ необыкновенной женщины на картинах.
И детишек трое родилось – белокурые, но кареглазые все, как на подбор.
- Эх, жаль на меня похожи, а не на мамочку, - сетовал Сергей, и писал рядом с мадонной златовласых ангелочков…
- Ма-ма…Для каких цыплят?! – повторила свой вопрос Ольга. - Пап, ну ты хоть объясни, что она опять придумала?
Отец, седой и улыбчивый, как Дед Мороз, только усмехнулся и посмотрел на часы, мол, сейчас-сейчас узнаешь!
- Пойдем, посмотришь сама, - одеваясь и подхватывая заветный пакетик, предложила Лиза Никитична.
Женщины спустились с пятого этажа пешком – Лиза Никитична не любила лифт, задыхалась она в нем что ли, да и двигаться больше надо в ее годы-то.
Сергей раскрыл форточку на кухне и с любопытством наблюдал за происходящим внизу. На красном пластиковом подносе их « бабулька» разложила содержимое пакета и, отойдя на пару шагов, стала приговаривать:
- Цып-цып-цып, цып-цып… Кушать, цыплятки мои, цып-цып!!!
На ее зов прилетели сначала три здоровенные серо-черные вороны, важно
вышагивая ,они подошли к подносу и стали деловито перебирать клювами очистки. Потом подтянулась и мелюзга – не то синички. не то воробышки, не разглядеть с высоты. И вся эта разномастная компания мирно подбирала лакомство с подноса! Вороны, правда, недоверчиво косились на Ольгу – а ты-то кто такая?! Ольга обняла мать за худенькие плечики, да так и стояла, не зная, что сказать. А Лиза Никитична приговаривала:
- Цып-цып…Кушайте, цыплятки мои…
На фоне жемчужного снега ярким маком полыхает овал подноса, вокруг него чернеют, будто рассыпанные семечки, птицы. Обнявшись, стоят две женщины: солнце запуталось в волосах одной, снег припорошил голову другой. Небеса безудержной синью распростерлись над ними.
-Батя, ты только посмотри, красота-то какая! – едва выдыхает художник.
- Вот и я говорю - Красота! – улыбается ему в ответ старик.