— Ненавижу обещания.
— У нас совершенно разные подходы к этому.
— Да?
— Не у нас с тобой. У мужчин и женщин.
— Согласен. Они чаще требуют, и редко дают. Мне, кстати, в обоих смыслах.
— Проблема в том, что бабы, в отличиии от нас, держат обещания. Я говорю не о мелочах вроде прийти куда-то вовремя, или начать худеть с понедельника, хотя, согласись, даже в этом у них большая фора. Нет, я говорю о серьезных вещах, судьбоносных решениях, принятие которых — уже походит на подвиг. Обещания, меняющие судьбу. Судьбы. Судьбы всех, кто окажется рядом в тот момент, когда нужно сдержать слово. Судьбы причастных.
— Неплохое название для романа. — Ларри достал сигарету.
— Думаешь? — Дэйв на секунду задумался.
— Значит, обещание - это попытка изменить судьбу? — Заключил Ларри, прикурив.
— Именно. Давая обещание, ты рисуешь точку на линии своей судьбы. Более того, ты рисуешь новое ответвление из этой точки. Пусть пока пунктиром. Это попытка управлять своей жизнью. Вершить будущее. В этом весь смысл. Обычные решения принимаются сиюминутно, исходя из вороха обстоятельств и эмоций. Обещание — это решение, принятое безо всей этой ерунды. Это чистая, ничем не деформированная вещь. Решение, принятое заранее, под ситуацию, которая когда-то будет.
— Это удобно.
— Парадокс в том, что давая обещание, мы сознательно провоцируем возникновение такой ситуации. Более того, мы хотим, и всячески способствуем тому, чтобы как можно раньше встал вопрос, на который у нас уже заготовлен ответ.
— Тоесть когда я пообещал Эмми, купить ей того крысоподобного пуделя, на самом деле я хотел каждое утро вступать в лужу, избавиться от самой удобной в своей жизни пары туфель, и купить соседям три куста роз?
— Это из разряда глупых поступков. Насколько я помню, выполнив это обещание, ты хотел решить одну небольшую проблему, а заодно успокоить свою совесть. Так вот, ты облажался, дал обещание, желая поскорее загладить вину, тем самым облажался еще раз. Сдержал слово, и в итоге облажался еще больше. Черт, да ты умудрился облажаться три раза подряд! А если учесть, что в данный момент вы с Эмми пилите дом...
— Завязывай, я понял.
— Разделим обещания по степени честности к самому себе. Получим «честные» обещания, которые реально можно сдержать, и обещания «никогда». Ну, как «никогда не трахать замужних баб». Различаются они только датой исполнения. Конечно, в обоих случаях сдержишь ты слово, или нет — зависит только от тебя, но в случае обещания «никогда» намного выше вероятность такого стечения обстоятельств, что единственным выбором будет нарушить договор.
— Типа, когда я обещаю себе больше никогда не иметь дел с таким засранцем как ты, а через неделю ты приносишь мне сценарий на миллион?
— В точку. Бессрочные обещания лживы по своей сути. Кроме того, обещание «никогда», данное однажды, приходится выполнять несколько раз. Периодически будут возникать моменты, когда нужно выполнять обещанное. Моменты искушения. Снова и снова. Чем глупее обещание, тем чаще. Рано или поздно тебе просто надоест это делать. «Честное» обещание ты выполнил один раз, и свободен. Тут же будешь раз за разом к этому возвращаться. Одно это уже нечестно.
— Никогда не говори «никогда».
— Оно самое. Поэтому, когда тебя просят «никогда так не делать», единственным возможным вариантом будет только отказ. Тут нет компромисов. С моей точки зрения, любые обещания - глупость. Даже данные самому себе в самом трезвом уме и здравом рассудке. Будущее нельзя запланировать. Любой план, независимо от его долгосрочности, — всего лишь проекция желаемого. Мираж. — Дэйв взял бокал, сделал глоток, и повернулся к барной стойке боком.
В пабе было многолюдно. Субботний вечер. Вечер свиданий, тусовок, и простых дружеских встреч. Для Дэйва это был обычный вечер — он пришел сюда напиться, как приходил всю неделю до этого. Его сценарий в очередной раз завернули. Второй сценарий подряд. Рядом с ним, за стойкой, сидел Ларри. Ларри Рили. Тот самый Ларри «...как? Твою мать, язык сломаешь.» Режиссер — неудачник. Только одна из его трех картин смогла покрыть затраты на производство. Ларри носил исключительно костюмы. Самых невероятных оттенков и кроя. Сегодня он был в классическом белом.
— Чего все хотят? – Дэйв обвел зал рукой, сжимая бокал.
— Денег, власти, любви... Счастья, в конце концов.
— Успеха. — Он повернулся обратно к стойке. — Каждый хочет чего-то своего, что ему ближе всего. Что ему по душе. Хочет быть успешным в этом, и постепенно двигается к своей цели. Именно так люди планируют свою жизнь. Выучусь в школе — поступлю в колледж, окончу колледж — найду работу, сделаю карьеру, начну свое дело, женюсь, заведу детей, и так далее по списку. Таких абсолютное большинство. Только они не учитывают один нюанс. Это безумное и непредсказуемое стечение обстоятельств под названием «жизнь». Кто-то проходит свой путь из пункта А в пункт Б без потерь, и добивается успеха. А кого-то в самом начале пути сбивает автобус. В любом случае, и те, и другие — неудачники.
— Ну почему же... — Ларри хотел стряхнуть пепел, но тот попал на брюки. — Черт! — Он стал смахивать.
— Потому что есть такие, кто не думает о завтрашнем дне. О далекой перспективе. Такой человек просто идет по жизни, принимая все ее повороты, не пытаясь что-то спрогнозировать, или предугадать. По пути он обретает успех в самых неожиданных для него вещах, отливая этот золотой стержень внутри себя. В конце концов он восходит на вершину, и начинает сиять. Вокруг него постепенно начинают возникать те, кто все-таки дошел до пункта Б. Он служит им ориентиром. Маяком. Примером для следующих поколений. Про таких говорят «успешен во всем». Зачастую успех к ним приходит не благодаря, а вопреки всем безрассудствам, которые они совершают.
— И не обидно, если однажды оступишься на крыльце, и остаток жизни тебя, парализованного, будут катать в инвалидном кресле по коридорам какого-нибудь провонявшего мочей пансионата. — Ларри опустошил бокал, и сделал бармену знак «повторить».
— Когда нет далекой цели, нечего терять. Потеря возможности воплотить мечту своей жизни, путь к которой уже наполовину пройден, что может быть ужаснее?
— Поверь... Ты не видел того пса.
— Вернемся к обещаниям. — Дэйв расправился с остатками скотча.
— Испытаниям чести. — Ларри ткнул его пальцем.
— Да. Ты что-то обещаешь. Проходит время, и вот этот момент, когда нужно сделать выбор. В тебе начинают бороться двое. Не ангел и демон, или на кого еще там вечно сваливают муки совести...
— Совесть! Пф!
— Нет. Эти двое — ты. Ты из прошлого, и ты из настоящего. Они толкаются у закрытой двери, пытаясь вырвать друг у друга ключ. А за дверью стоишь ты третий. Ты «будущий». И каким ты будешь зависит от того, кто отопрет эту дверь. Если исходить из морали, то ты «настоящий» должен добровольно передать ключ себе «прошлому». Это честно. Честно и глупо одновременно! Черт знает что могло произойти. Твоя жизнь могла перевернуться с ног на голову за прошедшее со дня обещания время. Фактически, ты «настоящий» вынужден уступить собственному трупу. Это и сводит существование обещаний к абсурду. Ведь если драки перед дверью нет, значит ничего не изменилось. Значит ты на самом деле желал того, что когда-то обещал. Это, кстати, тоже нечестно.
Вечер был в самом разгаре. Какая-то компания молодых рокеров оккупировала рояль, стоявший в дальнем углу. Они хором распевали «Аллилуйя» Леонарда Коэна, хлопками отбивая ритм в припеве.
Дэйв вспомнил, как эту песню исполнял Джон Малкович в одном из телешоу. Лучшего исполнения, после того, он не слышал. Было в нем что-то искреннее, неподдельное, возможно, даже личное для самого Джона. А может это был просто эффект его невероятной харизмы. Кто знает.
Нельзя сказать, что Голливуд встретил Дэйва с распростертыми объятиями. Нет. Сумрачная меланхолия восточного побережья сменилась Калифорнийским наивным солнечным идиотизмом. Здесь неожиданно трудно стало писать о чем-то глубоком, серьезном. Зато можно было сутками валяться на пляже Санта-Моники, и заводить бессмысленные знакомства на час.
— Кого я вижу! Дэвид Прайс и Ларри-мать его-Рили! — Из глубины зала, обнимая двух красоток и сверкая лысым черепом, к ним двигался здоровый бородатый мужик в джинсах и футболке с надписью «Иисус нас бросил».
— А этот тут какого...? — Ларри сделал вид, что ничего не слышал.
— Вот уж не ожидал снова встретить вас вместе! — Здоровяк подошел к нему поближе, и заглянул через плечо. — Корпишь над «Зелеными оливками - 2»? — Он заговорчески подмигнул Дэйву.
— Твою мать, Лэнс, что за шоу? — Ларри раздраженно начал ковырять пачку, пытаясь достать сигарету.
— Серьезно, ребята, клево было, когда вы работали в команде! — Лэнс хлопнул Дэйва по плечу.
— Если не вспоминать, что тот фильм провалился. — Дэйв нагло пялился на спутниц Лэнса — Девушки...
— Оу! Да. Стэйси, Аманда, это Дэйв и Ларри.
— Дэвид Прайс? «Двенадцать ночей одиночества»? — поинтересовалась Стэйси.
— Мне нужно звонить адвокату?
— Я два раза перечитывала.
— Похоже, все-таки нужно.
— Вы больше не пишите?
— Детка, Дэйв сейчас по сценариям. — Попытался вклиниться Лэнс.
— Я как раз работаю над одной вещью...
— Что ты сказал? — Изо рта Ларри выпала сигарета. — Ты пишешь роман? И давно?
— Пару месяцев. Ты так удивлен, будто я никогда не писал. Кто-то меня даже покупал. — Дэйв кивнул на Стэйси. — Теперь я знаю, кто эти люди.
— Вообще-то я нашла вашу книгу в кармане кресла, в самолете. — Стэйси пожала плечами, как бы извиняясь.
— Какой провал...
— Но я обещаю быть одной из первых, кто прочтет ваш новый роман.
— Я бы так не обольщался.
— Значит ты возвращаешься в строй. И когда ты собирался известить об этом меня, своего лучшего друга? — Не унимался Ларри.
— Вообще не собирался. Ты же знаешь, чем закончилась история с моим старым агентом. Теперь нужно очень хорошо постараться, чтобы найти агентство, которое возьмется работать с моей писаниной.
— Что за история? — Лэнс приготовился слушать очередную байку.
— Как-нибудь расскажу... Вы чувствуете?
— Что?
— Запах... Будто что-то горит...
— Похоже на то.
— Розовый бизон! Мои брюки! — Ларри вскочил со стула, сбивая салфеткой тлеющие лохмотья своей ширинки. Лэнс забрал у Аманды бокал с красным вином, и плеснул в оборазовавшуюся у Ларри в брюках дыру.
Около половины первого ночи, из паба на Мэйн стрит вышли двое. Один из них был странно одет: классический белый пиджак, со слегка опаленными спереди полами, переходящий в цветастые «Гавайские», по колено, шорты, из которых торчали тонкие волосатые ноги, уходящие в белые, с розовыми пятнами, лакированые туфли. Оба молчали. Они остановились на тротуаре перед входом, и закурили. Молчание длилось недолго.
— Зачем он это сделал!? — Взвопил тот, что был в шортах. — Ты же видел, я все потушил! — Он развел руки в стороны, держа в правой черный пакет.
— Он спасал твою жизнь. — Борясь со смехом ответил второй.
— Дерьмо! — Ларри повернулся к Дэйву спиной, и некоторое время молча наблюдал за происходящим в пабе через витрину. — Сука, Лэнс! — Он повернулся обратно. — Теперь ты понимаешь, почему я его не перевариваю?
— Ты слишком нервный, когда он рядом.
— Потому что никогда не знаешь, что за херню он выкинет!
— Если б я вас двоих не знал, подумал бы, что между вами что-то было. — Дэйв затянулся и прищурился.
— Иди ты. — Ларри растоптал окурок и поднял руку с пакетом. — Такси!
— Что это? Ты бежишь? — Дэйв его подначивал.
Машина остановилась у тротуара. Ларри открыл дверь.
— Однажды я поставлю этого говнюка на место. — Он показал пакетом в сторону паба. — Ты едешь?
— Я, пожалуй, пройдусь.
— Как хочешь. Пока, Дэйв. — Он сел в машину и хлопнул дверью.
— Пока, Ларри.
Такси проехало десяток метров, и остановилось. Из окна вылетел черный пакет, упавший рядом с мусорным баком в переулке. Машина снова набрала скорость, и скрылась за поворотом.
— Пока. — Тихо повторил Дэйв, и медленно затянулся, глядя ей вслед.
— Ты все еще тут? — Прозвучал знакомый голос за его спиной. Дэйв обернулся. Это была Стэйси. В свете ночных огней она выглядела еще волшебнее. Блики фар струились в ее волосах, спускаясь к обтянутой легким платьем груди.
— Любуюсь архитектурой. — Дэйв махнул рукой, как бы показывая, какой прекрасный вид открывается с этого тротуара.
Стэйси покачала головой, улыбаясь. — Тебя подбросить? Моя машина тут недалеко. — Она показала пальцем куда-то через плечо.
— Это было бы чертовски кстати. Я поведу.
— Я не думаю, что это хорошая идея...
— М? — Он выставил локоть, и улыбнулся.
— Беру свои слова обратно. — Она взяла его под руку, и они пошли на парковку.
Дверь распахнулась, и во мрак комнаты ввалились двое. Они страстно целовались, прижимаясь друг к другу, и раздеваясь на ходу. Она принялась расстегивать его рубашку, пока он наощупь закрывал входную дверь. Затем он раздвинул бретельки, и ее платье скользнуло на пол. Пуговица и молния на его джинсах сдались без боя, пока он скидывал ботинки и носки. Ее туфли остались стоять там же, где упал бюстгальтер. Парад одежды закончился кроватью.
Яркий, всепроникающий свет заливал все вокруг. До боли, до изнеможения. Дэйв приоткрыл один глаз, но стало только хуже. Через пару мгновений он смог навести фокус и определить источник ангельского свечения — блик от стоявшего на полу бокала отражался прямо ему в физиономию. Дэйв поморщился. Откуда-то раздавалось приглушенное пиликанье. Он осторожно, не шевелясь, обвел комнату взглядом. Убедившись, что ему ничего не угрожает, он снова закрыл глаза. Источник звука находился где-то рядом. Дэйв опустил руку с кровати, и нащупал какую-то ткань. Подняв ее на уровень лица, и снова приоткрыв один глаз, он увидел свои джинсы. В кармане звонил его мобильный. Он ответил.
— Проснулся! — Это была Стэйси.
— Мммм... Привет. — Дэйв слабо соображал. Бурная ночь: максимум физических нагрузок, минимум сна, плюс алкоголь накануне — все это давало о себе знать.
— Давай, приходи в себя! Это была прекрасная ночь. Надо будет как-нибудь повторить. — Ее голос звучал так звонко, что он отнес трубку подальше от уха. — Ах да, там на тумбочке, рядом с кроватью, я оставила номер. Это новое агентство. Позвони им, как закончишь книгу.
Дэйв посмотрел на тумбочку, где действительно лежал клочок бумаги.
— Все, мне пора. Чао, красавчик! — Телефон издал два коротких гудка, и замолк. Дэйв выпустил трубку, и она мягко упала обратно на джинсы.
День обещал быть длинным.