Там, за моими окнами (Рассказ)

Там, за моими окнами, май. Там меняется небо со скоростью ветра, там проходят долгие, жаркие дни, лиственные, шумные, блестящие на кромке фонтанов, урчащие голубями, смеющиеся детьми. Там заходит солнце под чьими-то взглядами, занимается серый рассвет, светлеет восточная часть города. Там, за моими окнами – сад. Дорожки в нем короткие и круговые, замкнуты в стенах. Занавески на окнах делают свет розоватым, а тени – бордовыми. Вокруг меня мягкие игрушки, куклы с закрывающимися глазами, в новых платьях, цветных и ярких, как жизнь за окнами. Между камнями в стене вокруг сада нет щелей, но я иногда слышу звуки с Той стороны. Чаще всего – велосипедные звонки, вой машин, но иногда – иногда я слышу окрики и целые предложения. Я помню их все, записывая в свой блокнот. Он небольшой и уже немного истрепался. Я тщательно выравниваю страничку, отбрасываю ленту-закладку и записываю сегодняшнее откровение: «Тони, что ты там чешешься, и так опоздаем». Восемь слов из чьего-то мира, таких коротких и ценных. Говорящий был из рабочих, мальчишка, не старше 15, он ехал на велосипеде и подгонял своего младшего брата. У меня уже есть его слова, сказанные 15 марта(«Гляди какой домина, живут же») в полдень, и 22 апреля(«Вечно ты плетешься») в шесть вечера, на обратном пути. Из чего можно сделать вывод, что они недавно переехали в пригород, потому что все местные знают Имение, и старшие посылают его этой дорогой в город за покупками, которых нет в маленьких магазинах поселка. Мне очень хотелось взглянуть на обладателя этого ломающегося голоса. Он представлялся мне невысоким, черноволосым, широковатым в плечах, одетым в рабочие широкие штаны, кепи и жилетку с груботканой рубахой. Для удобства я нарекла его Боб. Его младший брат, который в ответ на все реплики только обиженно пыхтел, видимо очень стараясь угнаться за старшим, скорее всего был слабеньким, худощавым бледным мальчиком лет семи-восьми, весь в пыли и в слишком большом пиджаке с чужого плеча. Воображение часто рисовало мне сцены их жизни: деревенская брань, вечно голодные родители, работающие в домах вроде нашего горничными и лакеями или сжигая легкие на ткацких фабриках, чтобы прокормить минимум троих детей(не будь третьего, совсем маленького они бы наверняка смогли ездить в город сами). Их жизнь представлялась мне тяжелым трудом, простотой, необразованной ясностью и искренним весельем, праздниками с дешевыми подарками, которые приносят огромное счастье, будними, которые начинаются до восхода запахами вареных овощей, свежего сена, ржанием лошадей и грохотом домашней утвари, вечерами при свечах или слабых электрических лампах над Библией, которую отец читает всему семейству. Я видела пряди волос, выбившихся из-под косынки матери, держащей на руках младенца, видела как старший тайком  щипает младшего за лопатку, тот вскрикивает и остается виноват, как всегда.