Дом, милый дом (Рассказ)

Ржавые петли, бесформенными тенями выдававшиеся в пролет арки, в очередной раз напомнили Роману о детстве. Том времени, когда мрачно зияющий ныне проем закрывали умеренной изношенности массивные ворота. Их толстые металлические прутья, ажурно сходившиеся кверху, всякий раз вызывали у ребенка гордость за свой двор, своих предков, то бишь, бабушку с дедушкой, удостоившихся чести в этом дворе поселиться и, безусловно, за себя родимого, имевшего безлимитный доступ во чрево этого образцово-аристократического по городским меркам двора. Закрытых жилых зон или, как их в народе называли, «ящиков», в городе было всего три. Все в центральном районе, около площади имени вождя революции. Каждый состоял из квартета пятиэтажек повышенной комфортности, в обиходе «сталинок». И доступ во внутренний двор в любом из них мог быть осуществлен лишь через две широко зияющие одна напротив другой, изящно задрапированные изготовленными на городском металлургическом заводе воротами. Их обычным положением, как и полагается дверям, ведущим в приличное место,- было горделиво-угрюмое стояние с плотно сведенными створками в ожидании достойного посетителя. Достоинство же рвущегося ко двору определял круглосуточно дежуривший под сенью арки привратник, он же дворник, он же пожизненный член отряда добровольной народной дружины, имеющий право на ношение красной нарукавной повязки с соответствующей надписью и обладающий полномочиями для задержания нарушителей общественного порядка до приезда милиции и для применения по отношению к особо непокорным умеренного физического воздействия.
Дабы эти достойные и всецело отдающие себя любимому делу люди могли без ущерба для здоровья круглосуточно нести свой непосильный крест надзора за столь необходимым обществу порядком, дворников, то есть привратников, около каждой арки числилось двое. Бедняги надрывались сутки через сутки, но в качестве моральной и материальной компенсаций государство выделило им по однокомнатной квартире, здесь же, на первых этажах вожделенных для простого труженика «сталинок», в аккурат по бокам от арочных сводов. Таким образом, у мужичков была возможность не сидеть в течение всей смены в нише под воротами, а наблюдать за подъезжавшими машинами из окон кухонь, сочетая процесс контроля с курением, чтением анекдотов и прочими домашними обязанностями.
Доступ жильцов и посетителей во внутренние покои «ящиков» осуществлялся через врезанную в армаду воротных контуров калитку. Этот маленький прямоугольник, служивший дверью в большой мир выходящим и пропускающий на территорию элитного двора входящих, был открыт ежедневно с 6:00 до 22:00. После указанного времени доступ во двор для посторонних «транзитников» прекращался начисто, а жильцы и рекомендованные ими гости пропускались дежурным с ворчанием и напускным недовольством. Причем, опоздавшим бедолагам, невзирая на их высокое социальное положение и заслуги перед Отечеством, зачастую приходилось подолгу ожидать «стража врат», прячась от сезонной непогоды под коротким навесом или протирая обивку сидений ведомственных автомобилей, если таковые полагались им по должности.
Разумеется, власть имущих сей факт весьма огорчал, и в первые годы существования «ящиков» текучка кадров среди дворников была настолько интенсивной, что ни жильцы не успевали привыкнуть к мелькавшим в нишах у ворот лицам, ни привратники не могли запомнить всех обитателей вверенных им домов, включая когорту прилагавшихся к ним родственников, близких друзей и, в особенности, парикмахеров, сиделок, кухарок и прочих личностей, имевших с позволения хозяев доступ непосредственно под двери их квартир и именовавшихся столь непопулярным и даже порицаемым в то время термином «обслуга».
Плохая узнаваемость входящих теми, кто обязан был этот вход контролировать, неизбежно приводила к казусным, а порой и к драматическим ситуациям, когда хорошие люди, имеющие полное право на свободное попадание в кубатуру «ящика», вынуждены были предъявлять доказательства своей полномочности. То есть, или ожидать кого-либо из родственников, могущих подтвердить их право на проход, или, в более редких случаях, горлопанить под родными окнами в надежде на проснувшуюся совесть однокровников.
И вот, после очередного фарса, в ходе которого весьма солидный и уважаемый гражданин, опоздавший домой по уважительной, связанной с решением государственной важности проблемы причине, не был допущен слишком ретивым привратником в родные пенаты, более того, вынужден был доказывать прибывшему по вызову дворника наряду милиции, что он «честный трезвенник», решено было упростить процедуру ночного «проникновения» в «ящик» для избранного контингента жителей. Во всех четырех квартирах, отведенных для привратников, были вне очереди установлены телефоны с одинаковым номером. Таким образом, три городских «ящика» зарезервировали за собой соответствующее число легких для запоминания номеров. И польза не замедлила сказаться. Когда хороший, но по уважительной причине задержавшийся человек выезжал домой, им лично или, чаще, кем то из его подконтрольно-приближенных по дворницкому квадро-номеру сообщалось о прибытии мажорного полуночника. Привратник, чьё дежурство приходилось на текущую ночь, с натянуто-вежливым габитусом встречал жильца. И хорошему человеку не приходилось ожидать у ворот родного дома, эксплуатируя ведомственную машину сверх положенного лимита времени. Впрочем, для среднего класса управленческой интиллигенции, не имеющего в своем распоряжении служебного транспорта, строгие, но аккуратно соблюдавшие субординацию привратники также делали скидку на человеческий фактор. У многих солидных обитателей «ящиков» были номера телефонов «арочников», и если задержавшийся бюджетник был в состоянии загодя сообщить о своем скором прибытии, он имел все шансы застать умеренно-озлобленного смотрителя на рабочем месте, а не мерзнуть, мокнуть или просто скучать под аркой. Разумеется, за подобную услугу со стороны коммунального работника, мелким управленцам приходилось ему символически приплачивать, но данный вариант отношений устраивал обе стороны. Труднее было не слишком авторитетным, но чересчур выпившим опоздавшим.  Вернувшиеся на автопилоте жертвы «зеленого змия», забывшие о необходимости заблаговременно сообщать о своем прибытии и, тем более, не имевшие со смотрителями устоявшихся материально-поощрительных отношений, рисковали провести остаток ночи в пьяном валянии под стенами элитного жилого комплекса. Впрочем, до серьезных физических расстройств, требующих госпитализации, не доходило, благодаря соблюдавшемуся привратниками правилу, по крайней мере, дважды за ночь  производить ревизию околоарочного пространства. Зачастую события форсировались родственниками невозвращенца. Жаждущие справедливой мести супруги несчастных лично дежурили у закрытых ворот, чтобы прямо на входе устроить благоверным достойный прием.
Несмотря на регулярные ночные микроинциденты, наличие замыкающихся ворот вселяло в жильцов «ящиков» чувство защищенности от многих опасностей и нечистот внешнего мира. Даже старожилы, первые обитатели спецкварталов с позднесталинских времен, не могли припомнить случаев пьяного дебоша внутри двора или, боже упаси, ограбления квартир и гоп-стопа пешеходов на его территории. Единственная квартирная кража, вошедшая среди жильцов в легенду, была подстроена, как выяснилось в ходе следствия, сыном ограбленных, считавшем, что предки держат его «на сухом пайке».
Но, как известно, нет ничего вечного под солнцем. И вступивший в период отрочества Роман уже мог наблюдать необратимый развал сорокалетней инфраструктуры дворового хозяйства некогда элитных жилищ. Впрочем, жильём для избранных «ящики», как их по привычке называли, оставались и сегодня, но кроме высоких потолков, повышенного метража квартир и широких лестниц, они манили к себе новоявленных «хозяев жизни» отблеском былого престижа, своего рода, генетической ностальгичностью ретро - хором.
За счет этого и цена на квадратные метры в некогда «управленческих» домах в несколько раз превышала таковую по сравнению с близлежащими улучшенной планировки новостроями. Да и раритетные жильцы, в основном, одинокие дамы преклонного возраста, не спешили снижать цены на обжитые крупногабаритки, надеясь если не продать полученные некогда их отцами и мужьями по спецспискам квартиры, то, во всяком случае, оставить их в качестве ликвидного наследства своим, как это зачастую в интеллигентных семьях случается, не слишком обласканным природой потомкам.
В итоге, к описываемому периоду сложилась стандартная для большинства постсоветских городов ситуация, когда в некогда элитных, преимущественно центральных кварталах, в одном доме и даже подъезде проживали граждане, разительно отличающиеся друг от друга финансовыми возможностями, занимаемым социальным положением и,- что особенно печалило и вызывало наибольшие неудобства,- абсолютно несовместимым мировоззрением. Последнее сводилось в основном к наличию практически в каждом подъезде пары-тройки квартир, которые занимали так называемые «асоциальные элементы», ведущие свое происхождение от управленческой элиты и получившие жильё по наследству. Но богемой, хотя бы и андеграундной, они, в большинстве своем, так и не стали. Зато быстро заработали среди социально адаптированных соседей репутацию «быдла».
Подобное имущественное и интеллектуальное неравенство среди жильцов и было основной причиной упадка коммунальной службы. Детские площадки посреди дворов стояли неухоженными. Аллеи некогда подстриженных кустов и деревьев зачахли. На месте открытого бассейна, в зимнее время служившего катком, разрослись гаражи. Арочные ворота уже много лет как были сняты и везены неизвестными в неизвестном направлении, а дворы стали проходными, что способствовало их быстрой захламляемости и вытаптыванию. Даже мусорные контейнеры, некогда вынесенные в глухой угол дворового прямоугольника, и опорожнявшиеся заезжавшей по графику через маленькие технические ворота мусороуборочной машиной, ныне красовались в самом его центре, у гаражных стен, среди немногочисленных выживших деревьев. Это, впрочем, вполне устраивало прагматичный электорат, которому не приходилось тащить пакеты с мусором в дальний конец двора. А на робкие упреки единичных «динозавров» по поводу упадка дворовой культуры, никто особого внимания не обращал. «Старики, дескать… Пусть поплачутся…»
Таким образом, низы попросту не могли за себя заплатить, а верхи не желали платить и за себя, и за низы. «Вот тебе и разруха!»- Роман, в который раз поймал себя на горькой констатации злободневного факта. «А выход?»- для себя, как для не мажорного обывателя, он уже давно нашел ответ. Ждать и делать. Ждать окончательного выкупа квартир в «ящике» новыми «хозяевами жизни», а в том, что в ближайшее десятилетие этот процесс завершится, он не сомневался. А делать, в меру своих скромных возможностей, все для очистки двора. В первую очередь, физической. Эмоционально-интеллектуальная отнимала слишком много сил. Эту сферу он старался хотя бы не загрязнять, опять-таки, возлагая надежды на грядущих хозяев, культурный уровень которых будет выше, чем у их предшественников. Роман улыбнулся, вспомнив данное себе обещание подбирать весь хлам, попадавшийся ему по дороге к мусорнику и выбрасывать его вместе со «своим» мусором. Зачастую для этих целей он даже брал небольшой пакет. Впрочем, не всегда, а по настроению. Но, всё же лучше, чем ничего… А лампочки на лестничной площадке!? В его подъезде две квартиры до сих пор занимали «асоциальные элементы». Им денег на хлеб не хватало. Одной сивухой и перебивались. Ясное дело, замены перегоревших в холле первого этажа и над входом в подъезд ламп, когда подходила их очередь, ждать не приходилось. И это постоянно делал кто-нибудь из жильцов. В том числе и Роман. Может быть, даже чаще других обитателей подъезда. И это при том, что жил то он один, а практически все соседи были людьми семейными. Следовательно, с них и спрос больше. «Всё чем могу!»- с грустной иронией оправдывал он свою посильную лепту.