В столовке жирный свет, прокисший, как бульон,
Раздатчица пьяна и весела.
Глаза ее глядят, как-будто видят сон,
В котором жизнь пушиста и бела.
На грязь и смрад вокруг нисколько не ропща,
Забыв про личной жизни карусель,
Она мне плюхает в судки подобия борща,
Рагу и сок, похожий на кисель.
Я, в безобидности сих яств «прекрасных» усомнясь,
Вопросик задаю: «А не загнусь?»
И тут она в ответ: «Не из графьёв ли, князь?
Подумаешь, загнешься… да и пусть!..»
А взгляд ее - что в дождь разбитое окно,
Осколков острия и тьма одна…
И я вдруг бормочу: «Постой, я - в гастроном,
Раздатчица, я принесу вина!
Поверь, я подожду, пока рабочий день
В столовой не закончится, и ты
Беретик алый свой наденешь набекрень
И на лице запудришь слез следы.
И мы пойдем с тобой туда, где даль видна,
Ты душу наболевшую излей.
Непьющий буду пить с тобою я до дна,
Лишь не трезвей, родная, не трезвей!
1980