вот представь: нема уже никаких вопросов,
ты – земля под подошвой молчаний и полюсов
инвалидов, слегка затупивших бабулям косы,
и маньяков, объевшихся кровью, как шмель – пыльцой.
вот вокзал богов, вот подземка к чертям на дачу,
вот таможня, где одиночки пылятся, вот
заводской дефектный сине-мечто-укладчик,
самокатный гробик и суицидный спорт,
вот квартира, в которой сдох даже призрак джека,
вот кофейник, в котором мышь родила котят,
вот ползут из танков ранние слишком чеки,
вот четыре буквы учит ничейный брат… –
это не тюрьма меж двух чёрных дыр, не бездна,
не башка в лапищах звёздного палача!
вот представь – тебе же капельку интересно,
кто тебе в плечо впечатал сию печать?
чей топорик нежный твои удобряет розы
тёплой кровью, кто там толкается меж песков,
и зачем петух выбирает помягче просо
с недозревших изюминок тёмных твоих сосков?
… что, представила?
что, придумала?
что, серьёзно?
одиноких в космосе бурей не удивить?
ну и плачь себе втихую, как плачут росы,
не допущенные в покои большой воды…
***
на меже земли представляешь себя землёй,
на краю иглы кащеевой – сном кащея…
открываешь, как двери, сухой атмосферный слой
и дрожишь от пота, впившего зубы в шею.
на краю молчания обувь оставишь, как
таракан – у входа японского ресторана…
и всё тише вдох, и всё толще твоя кишка,
всё острее солнце – всё солнечней, многогранней,
всё отчётливей (только это не описать),
всё последнее – выпадают слова, как кисти
из песочных пальцев.
и только гудит оса,
и, как горсть земли, приседают в поклоне листья…
***
… у воды в стакане пульс угасает. Звонко
трётся день о небо, слипшееся – пиявкой –
с бледной кожей. Так солнце кладёт тебя на пелёнку,
и остатки мыслей мелочью тихо звякнут
о шершавость туч с хвостами пробитых белок,
о ладошку почвы, седой ненасытной дуры…
Так худеют тени, так контур, зажатый мелом,
отпускает в пампасы взгляд и температуру,
так влетает в рамку стоп-кадра последний голубь,
так берёт гроздь хвороста парнокопытный банщик…
… засыпай, тоска, без экстази алькогольной,
засыпай, мой пальчик,
тшшш, не нужно хныкать, тихо, не нужно думать…
У воды в стакане высохли капилляры.
Тело солнца скорчилось – в тысячный ломтик дюйма.
Захрустело облачко в серно-солёном кляре.
Занавеска – в обморок. Шкафчик зажмурил полки.
Полк детей сквозняка пробежался. Всё стихло в спальне.
Тшшш-шевелишь губами, маленькая иголка,
пустотой себя, как сенушком, засыпаешь…
