Мы сдохли не на той эпохе, тут перегиб там недолив,
Мы, засучивши рукава, целуем тех, с кем и не пили,
А деды наши так любили, что нам привидится едва.
Мы деньги ткём из ничего и грамотно разносим масти,
Мы карму лечим и напасти и тут же с именем Его
Кладем в рукав большие страсти, и гоном гоним одного.
Азарта запах нам знаком – колонки цифр в экранах тусклых,
И в залах рвем последний мускул, жор, заедая шашлыком.
До тридцати сожгли мосты, а после годы, как обрубки
Кидаем в жерло мясорубки без оборотов холостых
И крутим, вертим всё живьём, отдергивая пальцы в красном,
А вся страна кровавым мясом нам в чашку лезет из неё.
И от таких лихих потех мы сатанеем от азарта
Не отличая фарш от фарта, кладём кресты за свой успех.
И наши лучшие умы страдают слабостью в постели
А деды наши песни пели, покуда не возникли мы…
Но вдруг просели и осели на кладбищах и на погостах
И стали даже ниже ростом от нашей жуткой карусели,
Хоть сами из кровавых рек лишь на секунды вылезали
И в реках бродов не искали… Красив и страшен человек
Прошедший два тысячелетья цивилизации чумной.
Его не тянет на покой, он ждет, когда наступит третье.
А в нас пульсирует бензин, и в жилах смешиваясь с водкой,
Палит из них прямой наводкой на наши странные мозги.
А в нас пульсирует бензин, и кровь из нас уже не льётся
И то, что в лёт не продаётся, для нас скучнее скучных зим.
До тридцати клыки красны, до сорока счета в Майами,
А в пятьдесят без седины. Но с поседевшими глазами
Хотим любви как крови зверь, душа черства и зубы стёрты,
Но в дёсны ставим фосфор мёртвый, и в рог не гнёмся от потерь.
До тридцати язык сожгли, до сорока, поджарив кожу
Так осторожны и безбожны, что в пятьдесят хотим любви.
Полвека – так, не срок, а рок, мы рвём мосты и лупим сваи
В ту мерзлоту, где успеваем лечь, пятки свесив на восток.
Из цифр не составляем дат, и лица наших женщин кротки,
Но кровь чужая нам не водка. И человек себе не брат.
