Что такое сорокалетний отец. (Рассказ)

Так, что такое сорокалетний отец? Вроде бы уже не папа – дети вон как вымахали, стали самостоятельными – и пока еще не дедушка. Вздыхаешь, глядя на молодых накаченных мужчин, гордо ведущих под ручку длинноногую подругу. С ужасом посматриваешь на стариков с палочкой, что играют в домино у подъезда. Станцию «Молодость» проехали. Мчимся до станции «Старость». Перегон называется: « Кризис среднего возраста». Возможные остановки в пути: «Инфаркт», «Камни в почках», « Сахарный диабет» и прочая дрянь, что нахватал в разгульной юности.
Вечером на променад, надевая потертые кроссовки, еще бодришься. Пыхтишь как старинный теплоход, совершая пробежку. Пот течет ручьями. Но пацан лет пятнадцати легко обходит тебя, как новый Мерседес старый Москвич. Потом размышляешь: залезать на турник или нет. А пацан уже крутит подъем-переворот с легкостью гимнаста.
Выйдя из душа, бросаешь сыну привычную фразу:
-Как в школе?
Он криво усмехается:
- Повестка из военкомата пришла.
- Мне? Опять на сборы?
- Куда тебе на сборы с твоим пивным животиком? Меня забирают служить. А школу я в прошлом году закончил.
- Как так? – удивляюсь я.
- Да не беспокойся ты, - вновь смеется он. – Старческий склероз – болезнь не смертельная.
Дочка заглянула в кухню.
- Завтра у меня днюха, - напоминает она. – Я подруг пригласила.
- Я на праздник вам купил вина сухого, - хочу видеть восхищение в ее глазах. – Родители девочек не будут против.
Она лишь кривится и, как можно мягче, чтобы не обидеть, говорит:
- Па, ну кто его пить будет? Купил бы хорошей водки или коньяку.
ВОДКИ!!!
Дочка вздыхает, глядя в мои выпученные глаза и устало кидает свою торбу с портретом Цоя на табурет. Торба опрокидывается. На пол сыпется всякая мелочь: футляр с «позорными» очками, зеркальце в чехле, губная помада, тетрадки, пачка презервативов…
- Что это?! – Я поднимаю, словно змею, красочную ленту.
- Что? А, это, - беззаботно махает она рукой. – Точно! Вам же, в советской школе про это не рассказывали.
- Не груби! – кричу я, брызгая слюной. – Вот это – что?
- Не ори! – на кухню протискивается жена, выхватывает у меня цветастую змею. – Очнись! Дочери уже восемнадцать завтра исполнится.
- Но, это…
- Себя вспомни в ее годы! - Фраза давит, как бетонная плита. Ну, было дело. Так я же – мужчина. А впрочем…
Вечером за письменным столом, уставившись бессмысленно в монитор, листаешь новости. Кризис.., выступление президента.., в автокатастрофе погибли…
А тебя это касается? Как будто жизнь пробегает мимо, как поселки и города за окном поезда. Ты уже не принадлежишь ей. Накатывает мысль о вечности. А не уйти ли в монастырь? Ох, как тяжко!!!
Бездумно шаря в интернете, натыкаюсь на чью-то страничку. Молоденькая, безумно красивая девушка с обворожительной улыбкой. Вот кто радуется жизни! Для кого соткан этот мир! Она счастлива. Вот она на фото с подругами где-то на морском побережье. Стройный юноша обнимает ее. Он в форме молодого офицера. А рядом… Моя Сашка.
- Гляди, что я нашел! – кричу дочке.
- Ну? – нехотя выходит она из своей комнаты. В зубах шариковая ручка. Глаза красные от чтения. Быстро вытаскивает ручку изо рта. – Ой! Машенька.
- Твоя одноклассница?
- Ага. Была, - кивает грустно дочка.
- А где она сейчас учится?
- Она? – возникает какая-то неуютная пауза. – Покончила с собой.
- Чего? – не понял я. Ослышался?
- Сбросилась с девятого этажа.
- Почему? – глупо спросил я.
- Не знаю. Жизнь паскудной показалась.
Произнесла так просто, как будто, в порядке вещей - взять и спрыгнуть с девятого этажа.
- А юноша рядом с ней?
- Брат. Владимиром звали. Погиб в Чечне.
- Так не бывает! – возмутился я.
- Еще как бывает, - вздохнула дочка. – Вот ты охаешь, что у тебя животик растет. Все стонешь: старость накатывает. Поликлиника – мой второй дом. Все твои переживания – ерунда. Люди гибнут молодыми. Гибнут глупо. А кого в этом обвинишь?