Герка маленький, а дорога большая. Если ее переходить с одного края до другого, то будет двадцать геркиных шагов, а если по ней идти … Ни один взрослый не знает, где дорога начинается и где заканчивается.
День и ночь идут по ней машины, едут в разные стороны: кто туда, а кто оттуда. Едут наши, серые да черные, едут импортные, белые да красные. Герка знает, что если машина грязная – значит, наша, если чистая и красивая – иностранская. А дорога, наверно, начинается в том городе, откуда в поселок всегда приезжают начальники. В тот город дважды ездила геркина мама, навещала в тюрьме Ваську, старшего брата.
От геркиного дома до дороги – два шага. Вышел на улицу, прошел колонку и за тощими липками – она. Хорошо, что колонка рядом. Другие с конца села с ведрами идут, а тут на тебе, пожалуйста, пей не хочу. Берет Герка два ведра и идет за водой. Если для супа да чая, то ничего, снесет, а вот для стирки уже хуже. Мамка много стирает, почти каждый день: семья большая, трое детей кроме Герки, да папка. Остальные в школу уйдут, учатся, а Герка носи. Его так в школу не берут, хоть 7 лет исполнилось: говорят, “отстает в развитии”. А какое тут развитие, когда то одно, то другое. Мамка на фабрике работает, папка пьет, братья учатся, а дома, на огороде кто работать будет?
Летом с утра-пораньше нанесешь в алюминиевую бочку на грядку литров сорок воды, дом уберешь, а к этому времени и поливать надо, вода нагрелась. Братовья с гулянок вернутся, уже не помощники, мамку вечером жди, а отца, бывает, по неделям не видишь – вот сам все и делай.
Одно спасение – дорога. Убежишь к ней, ляжешь за кустами и смотришь до вечера на нее, родимую. Однажды солдатиков везли в машинах на войну. Грустные едут, понурые, а один в последней машине веселый, песню орет. В город соберут всех из таких же поселков и в Чечню посылают. А сюда уже третья похоронка приходит. Вон недавно библиотекарше тетке Нюрке Никаноровой пришла, а у нее и сын-то один был. Как в библиотеке с книжками стояла, так и упала на пол. Еле откачали.
Дорога, дорога… Игрушек-то нет, чем еще в поселке заниматься? Хотя одна была, да и ту дорога подарила. Маленький рыжий клоун. Сидел однажды Герка в кустах, а рядышком машина остановилась, хорошая. Вышли из машины люди размяться, и только тут Герка догадался, что это одна семья. Мужичок к магазину пошел, а мама с дочкой здесь остались. Девочка маленькая, беленькая, в косах голубые банты. Села на траву и в игрушки играет. Ни к кому Герка не подходил, а к ней подошел. Сел и смотрит. Вот тут ему девчонка игрушку и протянула. Растерялся Герка от такого счастья, посмотрел на девчоночью маму, а та головой кивает: бери, мол. Поиграла девчонка с ним, имя спросила. “Гера”, повторила по непривычному давно ему знакомое. А потом отец пришел, сели все и уехали. А клоун остался в мокрой от невиданного счастья руке Герки. Никогда он не плакал, не девчонка ведь, а тут стоял на дороге и слезы лил на обочину. “Вот с ними бы уехать”, подумалось ему тогда.
Прятал, долго прятал Герка подарок маленькой девочки. Как уйдут все, достанет его из-за буфета и на полу играет. Федькой назвал. То город с Федькой строят из братниных учебников (все одно на полу валяются), то свою же кошку Мурку, как тигра, приручают, то в путешествие по дальним странам в другие комнаты отправляются.
Убили Федьку. Пошел однажды Герка с Федькой на пару на улицу, а тут мальчишки из школы возвращаются. Как ни прятал его Герка в рукаве куртки, а все увидели. Давай, говорят, а то отметелим. Ну попробуйте, отвечает Герка. Крепко Федьку держал, а все равно вырвали. Остался в геркиных руках только клочок рыжих федькиных волос.
Убежит Герка от домашней грязи да ругани, ляжет в траву и смотрит на дорогу, по которой день и ночь идут машины, едут в разные стороны: кто туда, а кто оттуда. Едут наши, серые да черные, едут импортные, белые да красные. Остановится машина, выйдут люди, и пахнет на Герку чужой жизнью: то грязной да вонючей, как своя, то чистой и доброй, но все равно чужой.