12 марта 1921 года Василий Капнист - офицер Красной армии - вошёл в первого класса купе и с удовольствием там расположился. В купе было два места, и Капнисту захотелось, чтобы второе занимала полная красивая женщина. Едва он так подумал, в купе вошла молодая красивая женщина с красным саквояжем, весело поздоровалась и стала снимать перчатки. Весёлая женщина, подумал Капнист. Тут же ему захотелось вина, хороших закусок, музыки, под которую неплохо было бы станцевать с женщиной. Он только что прибыл с передовой. Всё, что там с ним происходило не имело к нему отношения. Там он убивал, унижал, насиловал, поэтому это не мог быть он. Вернувшись с фронта, он обнаружил в себе прежние черты русского дворянина и к собственному удовольствию признал, что с той поры ничуть не переменился.
Но прежде чем отправиться на поиски вина, ему необходимо было знать, не собирается ли женщина после знакомства с ним испариться как привидение? Дело в том, что с Капнистом всегда происходило подобное. Он был некрасив, небогат, необразован, и хоть носил звание дворянина, с женщинами вёл себя как сапожник. Он им не нравился. С первого взгляда они распознавали в нём дурака и грубияна. И теперь, когда он видел перед собой женщину красивую, гордую, умную он больше обычного был уверен, что она не останется с ним наедине, а найдёт способ исчезнуть из его жизни безвозвратно. Не зная как заполучить знаки её расположения, Капнист просто расшаркался , пробормотал извинения и вышел.
Ступив в коридор, он двинулся вперёд по ходу поезда, раскачиваясь, стараясь попадать шагами в ритм, страстно желая найти вина и обречённо зная, что женщина в купе уже переменила место. Он шёл с намерением купить вино у оборванного мальчишки, того что час назад на вокзале предлагал ему чудесную фарфоровую куклу, а ещё стеклянный шар и носовой платок на удивление новый и чистый. Правда, побывав на войне, Капнист перестал доверять мальчишкам. Это были отъявленные негодяи, они убивали, насиловали, унижали не хуже чем он. Однако он всё равно купил куклу, и теперь она лежала у него в чемодане с закрытыми глазами, как мёртвая, и он с нежностью про неё думал. Почему мальчишка должен быть в поезде и почему у него есть дорогое французское вино, Капнист не задумывался, как не задумывался, почему идёт по ходу поезда, а не наоборот. Через вагон он обнаружил мальчишку спящим на ящике с углём, и ничуть не удивившись, потребовал у него вина, конфет, куропаток, о которых так много мечтал в окопах. Мальчишка же, взяв под козырёк, крикнул: «Айн момент!» свалился с ящика и исчез.
Капнисту оставалось сесть и ждать, как ждал он всю жизнь чего-нибудь. Он сел на ящик, твёрдо решив ждать пять часов. Рассуждал он так: "У мальчишки, конечно, вина и рябчиков нет, и он думает теперь, где их достать? А для этого нужно поехать назад в Москву. Следовательно теперь он доедет до Москвы, там всё купит, потом вернётся. На это и уйдёт пять часов..." Неясно, сколько просидел он в таком положении, но вдруг загорелись масляные фитили и Капнист увидел возле себя множество плоских круглых предметов, в которые были вставлены другие круглые предметы - маленькие стеклянные и мокрые. "Я знаю, как это называется, - подумал он, - только не помню." У некоторых плоских предметов время от времени внизу под стекляшками появлялась дырка и из неё шёл густой гул, из других - пронзительный писк, но вместе звучало красиво, и он с удовольствием смотрел и слушал, пока фитили не потухли и предметы не утонули в темноте. В тишине он обнаружил, что раскачивается, и услышал, как под ним стучит. "Это поезд,- вспомнил Капнист. - Но почему он едет в темноте, не разбирая дороги? Следует проверить!…»
Утром начальник поезда Максимов, озадаченный тем, что кадровый военный Красной армии спит вповалку с мешочниками, дотронулся до плеча Капниста, и тот вскочил как ни в чём не бывало, поправил обмундирование и стал внимательно слушать Максимова, кивая и поддакивая. "Где тут можно поесть?" - спросил он, когда Максимов закончил, и удивлённому Максимову снова пришлось рассказывать Капнисту, что в поезде есть специальное кафе, специально для красных офицеров, где можно не только покушать, но хорошо и разнообразно отдохнуть. "Отлично служишь!" – сказал в ответ Капнист и хлопнул Максимова по плечу.
И он снова двинулся вперёд по направлению поезда и когда вдруг очутился за белоснежным столом, то заказал окрошку, потом французских котлет, быстро их съел и запил всё брусничным киселём, вкус которого воскресил в его памяти несколько сцен из детства, в сущности, безрадостного, как пейзаж за окном ( поезд переезжал степь). Женщина, которая подавала ему завтрак, отвела его за ширму, где его встретили ещё три женщины, и Капнист из вежливости спросил у них, понравился ли им кисель? Больше он не знал, о чём можно разговаривать с женщинами. "Вы сегодня один в нашем поезде, - сказала официантка, - так что девушки отдыхали всю ночь. А где были Вы?" - "Я возился с бронетанкетками, - сказал Капнист. - Знаете что такое бронетанкетки? Это такие железные ящики на каучуковых колёсах, в них сидят солдаты и если бронетанкетка движется, они стреляют." Кажется, он всё объяснил этим женщинам, теперь можно было идти дальше.
Дальше был только паровоз, и женщины даже открыли окно, чтобы Капнист мог увидеть его. Высунувшись в окно, он увидел большую чёрную трубу, лежащую на красных колёсах, которые бешено вращались и, казалось, хотели выбежать из-под трубы наружу. Наверху в центре большой трубы торчала маленькая, из неё валил чёрный дым, будто горела деревня, и на всё на это из приделанной к трубе будки взирал грязный человек, который вдруг обернулся и весело подмигнул Капнисту, как если бы тот его знал. Но Капнист не знал его, поэтому погрозил кулаком и человек отвернулся.
Дальше идти было некуда. "Мне нужно сойти,"- сказал Капнист, обращаясь к официантке, которая, наверное, была главная в поезде, следовательно могла приказать поезду остановиться. "Куда же Вы хотите сойти, - спросила официантка, - в степь?" "Нет, в Петрозаводск," - сказал он пришедшее на ум слово. "Вам, скорее всего, нужно в Армавир, в санаторий. Все товарищи офицеры едут на этом поезде в Армавир." - "Я не все," - строго заметил Капнист, и женщины, как по команде, присели у противоположного окна, отвернулись и стали задумчиво смотреть на безлюдную степь, на высокое ясное небо. Он тоже подошёл и стал смотреть.
За окном, кроме голой степи, не было ничего, и т.к. идти было некуда и незачем, Капнист повернул голову и стал смотреть сверху вниз на женщин, - благо, все четыре сидели слева от него на фисташкового цвета канапе, как на ладони, и он прекрасно видел профиль каждой из них.
Ближе всех сидела стриженная с чёрными волосами женщина, похожая на птицу. "Этой палец в рот не клади," - подумал Капнист, - настолько гордо она держалась. Несмотря на впалую грудь, и узкую спину, она производила впечатление сильной женщины, довольной собой и своим положением. Она курила одну за другой тонкие сигареты и было понятно, что ей нравится, собственно, не курить, а эффектно щёлкать зажигалкой, пускать из ноздрей тонкий дым и стряхивать пепел в роскошную пепельницу. Капнист собрался сказать ей, что женщина не должна курить, что курение вредит будущим детям, делает женщину некрасивой, но, увидев её резкие уверенные движения, передумал.
Следом, - подперев кулаком щёку, так что щека наплывала на глаз, - облокотилась на прислон толстая баба, накрашенная и разодетая, как городская модница. Эта порода хорошо была известна ему, ибо и до войны и на фронте простые средних лет бабы из прислуги всего охотнее сходились с ним, и он знал их как пять пальцев. Вялые, тупые, необщительные большую часть жизни, они преображались, едва им выпадал случай побезобразничать. В такие часы они начинали радоваться как дети, всё неприличное выходило у них необыкновенно легко и задорно, и они выпивали столько вина и ликёров, сколько выпивает русский на Пасху.
Над головой бабы высилась неподвижная голова официантки, и Капнист только сейчас разглядел, что это за красавица. Её холодная, как снег, красота не внушала ему ничего кроме отчаяния. Эту гордую красивую женщину хотелось задеть и обидеть, или, на худой конец, растрогать до слёз - лишь бы она не глядела каменным истуканом, не говорила всем видом миру и ему: пошли вон! Ах, если бы сейчас она встала, подошла к нему, провела рукой по его щеке и велела прыгнуть с поезда, Капнист, не раздумывая, прыгнул, а потом дорожил и гордился этим поступком целую жизнь.
Наконец, с краю на канапе притулилась девочка лет пятнадцати, не старше. Держа в руке иглу, занимаясь рукодельем, она то и дело поднимала и опускала задумчивое лицо. При этом губы её шевелились и было видно, что это не молитва, а песенка, а вот грустная, нежная или весёлая, Капнист не мог угадать, потому что дети всегда поют серьёзно.
«Краснодар!» - сказал кто-то из девушек и Капнист приободрился - стало понятно куда и зачем он ехал: в Краснодаре ему была назначена встреча с Короленко – командиром дивизии, куда он получил предписание в штабе в Москве. Едва поезд остановился и выпустил пар - так, что заволокло окна - Капнист наклонился к женщинам и сказал:" Приятно было познакомиться!" Затем он выпрямился, пригладил волосы, надел фуражку и вышел.