Тур - 392: "О, Света, ты - Любовь!" (конкурс завершен)

Был обычный денёк, городок в Подмосковье,
и обычный НИИ (что-то там «…среднемаш»);
рядом – свалка со всем, что уже не продашь.
В общем – «плавали, знаем!»: картинка знакома.

С этой свалки – дерябнув для прыти по первой –
мой сосед притаранил на дачу трубу…
Хоронили умельца в свинцовом гробу:
старый хрен аж светился!
От счастья, наверно.

(Сваяно на конкурс "Светиться от счастья", но - не подошло :) )
И - молодёжь, возможно, не знает, что такое "среднемаш"; см. в Википедии )))

В том, что я – истинный поэт,
Нисколечко сомнений  нет,
Поскольку бледен я на вид
И, по-богемному, не брит,
Ношу поношенный пиджак,
В квартире форменный бардак
(Ведь лирик я, не пылесос),
Да и курю, как паровоз
И, хоть добрался до седин,
Но инфантилен и один
На цельном нашем этажу
Я на работу не хожу,
Зато с утра приму грамм сто
И моментально же за стол,
И зарифмую, как всегда –
Вода, беда…, а иногда
Ещё проклятую любовь
Вновь, вновь и вновь со словом кровь…,

Но вдруг внезапно, как острог,
В меня вопьётся свежий слог,
И воспылает горяча
Большой поэзии свеча…
Вздохнёт Украйна,
Смолкнет Русь…
И я…
Немного удивлюсь.

                    Уходя от погони лет
                    за края, где лавины звёзд,
                    где ни зла, ни добра – лишь свет,
                    юный свет и щебечет дрозд,
.
                    не гадаю, когда вернусь,
                    да и будет ли там «когда»? –
                    только свет… Не вернусь – и пусть:
                    как орда, по следам – года.
.
                    Забывает язык слова,
                    а былое во снах видней,
                    и вот-вот прорастёт трава
                    сквозь бетонные шпалы дней,
.
                    и не станет ни гроз, ни роз –
                    только в памяти точка – ты,
                    только майский поющий дрозд
                    и ушедшие в свет следы.
.

(2015.06.13)

Редеет облаков летучая гряда;
Звезда печальная, вечерняя звезда,
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и черных скал вершины;
Люблю твой слабый свет в небесной вышине:
Он думы разбудил, уснувшие во мне.
А.С. Пушкин
                
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        
Кипарисовая свечка,
Пирамида пышной туи.
В южном солнечном местечке
Звёзды образы рисуют.

Ходят тени по аллеям,
Здесь поэт встречает Музу.
Стонет скрипка, лепет флейты…
Ночи трепетны союзы.

Не спешит её кибитка,
Кони времени бессонны.
Их стезя тонка и зыбка
В сини вечности бездонной.

Свет луны в ладонях моря –
Жемчуг, низанный на нитку.
Волны нежатся в фаворе
У луны. Её в избытке.

Шаг несмелый Музы дивной
Рядом слышен. И поэту
Дева кажется наивной,
Он в неё влюблён за это.

Хвойный дух горчит смолисто
И лаванда дышит пряно.
Как хрусталь звенит монисто
Струй гурзуфского фонтана.

Под музыку Вивальди, под вьюгу за окном,
печалиться давайте об этом и о том*

У Светы в доме не хватает света:
окошко низкое и вьюга за окном.
Светлана терпит мужа-импотента,
нелёгкий быт и аварийный дом.
Пропала молодость: ни мужа нет, ни друга,
муж на бумаге есть, на деле - нет.
Со Светой в унисон рыдает вьюга,
фонарь седлает, выключая свет.

Когда стихают вьюгины атаки
(фонарь включается, становится светлей),-
скулят о «девичьем» бродячие собаки,
печалятся по части кобелей.
В конце тоннеля не забрезжит света,
к тому же монитора глаз погас,
и позитива нет ни в том, ни в этом,
и нет Любви... Один собачий вальс!

В семнадцать сорок Света накатила
не под Вивальди, под печаль собак,
от мук телесных – за мужскую силу,
от мук душевных за….
Да просто так!

* стихи А. Величанского

Кто с этой парой не знаком?
Уже давно родными стали
Она с серпом, он с молотком –
Скульптура Мухиной из стали.

Им аплодировал весь свет
На выставках в Москве, в Париже.
Они прекрасны, спору нет,
Но не хватает им престижа.

Из глубины советских лет
Они несут свою заботу:
Мы – неучи. Ученье – свет,
А мы – чуть свет – и на работу.

Спокойный ангел не беспокоит
Небес покои – Анадырь крыши;
Меандру суши (штормами скроен)
Речь скромных женщин в устах затишья.

У скромных женщин (у волн вечерних)
Увалы вечности рукоплещут:
Античный ангел на тверди чертит
Частицей моря в узоре трещин.

Часы восхода (Крестовоздвижье)
Кристально вижу – до донца днища…
Анналы жизни блаженно ближе
Для нищих духом. Неужто нищий?

Залив Креста́ — часть Анадырского залива Берингова моря у южного берега Чукотского полуострова.

Я  летел,как стрела,
Направляясь к шоссе.
Там спасенье моё и отрада,
И звучала в душе увертюра Бизе*,
Утверждая:"идёт всё как надо".
Посылали пернатые "bye" мне вослед.
Средь ветвей слышал я птичьи трели.
Ненавязчиво зрел ханаанский рассвет,
И холмы вдалеке розовели.

*К опере "Кармен" Ж.Бизе.

В далёкую сказку войти ли, как прежде,
Туда, где камин – и окно в серебре?
Но вздрогнули строки – и снова забрезжил
Блуждающий свет стариков-фонарей
На улочке узкой, где долгие зимы,
Где крыши остры и снега до колен…
В узорах замёрзших ростками озимых
Взойдёт силуэт на оконном стекле.

И, может, не Герда – другая девчонка -
Сквозь снежную муть не увидит саней?
Но давняя память очерчена чётко,
И где-то у самого сердца, на дне,
Опять разгорится под пляску метели
Надежда кого-то согреть, приласкать,
Когда Королева безмолвие стелет,
И кружит колючей позёмкой тоска.

Прости меня, Сказочник, может, не стоит
Ступать босиком в обжигающий снег?
И хрупкая, пробы морозной love story
Оттает, окрепнет ли к дальней весне?
Но ты ль виноват, если снова и снова
Какая-то женщина выйдет в метель –
И сложится «вечность», заветное слово,
И розы засветятся – прежние, те…

В бирюзовое небо уходят макушки берёз,
Бирюзовое небо и радостный, солнечный свет...
Это время надежды скворец мне на крыльях принёс
Из далёкой страны, где не знают печалей и бед.
Там на склонах предгорий цветами хохочет весна,
Там призывно катает блестящую гальку прибой,
Там ночами своё что-то шепчет влюблённым луна,
Только мне не хотелось бы жить в этом мире с тобой.
Вечный праздник души!  
                Утомил бы меня карнавал,
Ни падений, ни взлётов в стране бесконечной весны!
Что бы делал я там?
                Я бы Родину вечно искал,
Кто родился в России - далёкой стране не нужны.
Половодье сойдёт, и подснежник раскроет бутон,
Грозы первые мне отдадут свой роскошный салют...
Полный колос пшеницы отвесит заветный поклон...
Вот и первый морозец, и снег, но весну всё же ждут.
В бирюзовое небо уходят макушки берёз,
Бирюзовое небо и радостный солнечный свет!
Это время надежды скворец мне на крыльях принёс
Из далёкой страны, где не знают печалей и бед...

        

Был молод я и все вопросы
Решал с разбегу, сгоряча,
Хоть часто оставался с носом,
Горел и таял, как свеча.

С годами приобрёл степенность,
Смиряя норов, свой предел
Узнал и, веруя в полезность,
Я ровным пламенем горел.

И, хоть свечи свет не был ярок,
Узлы я не рубил сплеча,
Судьбу, стараясь без помарок
Писать, пока горит свеча.

Настал финал – коптит огарок,
Хоть не угас, не в этом речь,
Раз я, простите, не подарок, -
Игра, увы, не стоит свеч.

Мне снится неизменный городок, где домики из пестрого картона наклеены ребенком вкривь и вкось на синеву. Течет блестящий клей по окнам. На бутылочном стекле, как этикетки, радужные лодки. Застыл на  крыше тощий рыжий  кот как ржавый флюгер. Зеленью камней купальщицы испачкали подошвы. И сад расцвел на крепостной стене – ведь здесь сражаться можно только с ленью. Но лучше ей платить. И день за днем купальщицы безропотную дань кладут в ребячьи липкие ладони. И лодки поднимают паруса, расшевелить пытаясь спящий ветер. И, как ни щурься, в слишком резком свете не разглядеть деталей и примет. Здесь все блестит. И тает только время - мороженым на ране языка, прохладным подорожником на сердце. Здесь дряхлыми рождаются коты и мудрыми бессмысленные чайки. А люди появляются на миг, чтоб раствориться в слишком резком свете, забыв на дне оплавленную медь.  И в мире, где положено стареть, морщинкою у потускневших глаз прорежется строка воспоминаний о вырезанном детскою рукой из вечности, из блесток, из картона ...

«Так! Сиди и не мяукай! Ты наказан! Под арест!»

Развивается наука, ускоряется прогресс,
Много новых модных штучек появляются… При том
С ними я быстрей и лучше оснащаю новый дом:

Мой дружок, электрик Женя, поработав два часа,
Сделал датчики движенья, чтобы свет включался сам:
В туалете, и в прихожей, на мансарде, и внизу…
Руки заняты, а входишь, - свет горит, хоть вырви… зуб,

Только, кажется, при этом приключился камуфлет:
Кот всю ночь играет светом, кот всю ночь включает свет.
Он активный и игривый, любознательный при том,
Он и прямо, он и криво, он и телом, и хвостом
Резко двигает где надо от заката до зари…
Не скрывает, сука, радость, если лампочка горит.

Может, лишку одарЁнный – Ломоносов наших дней?
Изучает, гад, законы электрических цепей
И на кухне, и в мансарде, и вокруг подобных зон…

Может, Вольта Алессандро иль Томас Эдисон
в нём живут и умирают - мудрецы научных сфер…
Наша хата хоть и с краю…, сам Андре Мари Ампер
Так упорен не был явно ни в науке, ни в делах,
Как Пушок, скользящий плавно на «с иголочки» полах.

Я, устав сегодня жутко, изловил в ночИ его
И отправил на дежурство, строго выставив во двор.
Пусть мышиные законы изучает по следам…

Возомнил себя учёным… Тоже мне - "Хатуль мадан"

"Хатуль мадан"- Кот на иврите — «хатуль». «Ученый» — мад’ан, с русским акцентом — «мадан»  – из выступления М. Задоронова

Ой, что тут было... просто – свет туши!
«Судью на мыло!» (хором, для души),
«Вперёд, мазила!..» (это – муженёк),
«Ну... ну же, милый!» (бабье сердце – «ёк!»).

Фонтан эмоций – больше, чем фонтан.
Диван раскоцан? – Плюнь! на кой он дан?
Мы смотрим телек. Счёт четыре-два.
Пас! Еле-еле... «Кыш грузить дрова!..»  

Я дую в дудку, бью в сковороду;
Волнуюсь жутко (пицце – кергуду!) –
Как самка йети... Блин! вдруг свет погас.
Стучат соседи. Ночь.
Который час?