Тур - 211: "Hа фоне пышных форм супруги" (конкурс завершен)

Мы с тобой заблудились однажды
В лабиринте поступков и слов:
В тупиковом молчании каждый
Ищет выход из этих углов.

Осязаем, и слышим, и видим,
Только каждый в своём мирочке,
И теряемся мы в лабиринте,
Погибая поодиночке.

Неприступны они и незримы
Эти стены непониманья.
Неужели подавленны ими
Наши чувства и наше сознанье?

...И вставая пред новой стеною,
Плачу я и не в силах идти.
Повернувшись друг к другу спиною,
Как мы сможем друг друга найти?..

"Мы решили с тобой дружить..."
(Эдуард Асадов)

Мы решили с тобой дружить,
Мы отбросили все условности.
Будет ветер листву кружить
С паутиною в невесомости.

Очень жаль, что любовь ушла,
Поменяла и вкус, и качество.
Ипостаси добра и зла
Под листву золотую прячутся.

Мы не вздорим - так легче жить.
Что случилось - капризы возраста.
Мы решили с тобой дружить -
Затухает костёр без хвороста.

В нём как прежде нам не гореть -
Так отравлена кровь усталостью.
Будет дружба надёжно греть
Уголёчками нас до старости.

Осень жизни сыпнёт листвой,
А зима уже стала в очередь...
Мы решили, но выбор твой,
Что бы звёзды нам ни пророчили...

     Ангел в белом халате
            или
          12 мая*
         " - Скажи тогда, что значат крест, якорь и сердце?
           - Вера, надежда и любовь, - чуть помедлив,
              ответил раненый.
           - Сердце с крыльями?
           - Дух любви.
           - Голубица, держащая в клюве ветвь?
           - Дух милосердия.
           - Катящиеся огненные колёса?
           - Дух жизни"
                           Георгий и Марина Фёдоровы "Игнач крест"
Разбито небо в кровь до горизонта…
Стояло в перевязках облаков
Затишье просыпавшегося фронта,
Готовясь бросить утренний окоп.

Почти успело. Первым же разрывом
Буквально в клочья тело разнесло.
И грохотало днём без перерыва.
Мы поднялись…
               -  Какое, Бог, число?

Пускай не Бог, но белый ангел точно!
С одра сестричка душу подняла.
Сыграл нам свадьбу вальс дальневосточный,
С маньчжурских сопок – сердцу два крыла.

* 12 мая - Международный день медицинских сестёр

Дыханьем осени, скупой слезой тумана
Исходят чувства из души остывшей…
Стать для тебя, однажды, «просто бывшей»,
Жить без измен, предательств и обмана…

Кружить над городом опавшею листвой,
Взлететь свободно в небо птицей Синей,
Растаять поутру как серебристый иней…
И никогда.... не встретиться.... с тобой…

Прощанье и прощенье… без потерь…
На лучшее надейся, Богу верь!
Так, благодатью, ты очистишь душу…

Вознаградит тебя Любовь за это!
Как крылья бабочки - цветное лето…
Ты - не спугни, я - не нарушу...

-Сколько же можно меня виноватить, Юлька?
Скоро полста годков насчитает память.
Лучше пойди почтальона покарауль-ка,
Вишь, на дворе-то какая случилась заметь.

-Эх, дурачок, дурачок ты, мой старый Ромка.
Кто же тебе напишет? Шекспиров нету.
Деток мы не нажили - ни одного потомка,
Ни одного, представь-ка, на всю планету.

-Юлька, ну хватит уж придуряться! В твои-то годы!
Или уже окончательно позабыла?
Пусть у природы и нету плохой погоды -
Но ведь у почтаря полегла кобыла.

Кликнем его и с мороза напоим чаем
С липовым медом и целой вязанкой сушек.
Часто ль с тобою гостей-то мы привечаем?
Поговорим. И глядишь, отогреем душу.

-Ладно, пойду посмотрю. У родной калитки
Я, почитай, с войны-то и не стояла.
А ты не забудь, что чайник стоит на плитке.
И на постели поправил бы одеяло.

…
В день дождливый (то было осенью)
Мы расстались , о горе молча.
Небо серое с редкой просинью
Провожало нас, в голос крича.
И тяжёлые грома раскаты
Повторялись в моей душе.
Ты уехал навек куда-то,
Чтоб ко мне не вернуться уже.
И на гордой своей дороге,
Спотыкаясь, жалея, любя
Всех других, утомился до срока.
Ну а я всё ждала тебя
Так бывает в известных романах:
Ждёт влюблённых красивый конец –
Зарастают  ушибы и раны,
И счастливцы идут под венец.
Так бывает в романах, а в жизни?
В ожиданиях проходит срок.
В голове только горькие мысли.
Впереди =твой последний порог.

            
Этот белый сервиз был подарен друзьями на свадьбу.  
... белый снег —  белым вальсом, парением белой фаты...
Белый свет, пробуждённый за шторами к вящей досаде,
На двоих сервированный стол. За столом — я и ты.
И тарелки, и чашки мы не оставляли «на случай».
Были рядом они день за днём, от зари до темна,
видя радости наши и беды.  
                                              То – хуже, то – лучше                                                                                            
разделив, как могли, всё, что выпало в жизни, сполна.

Полыхая борщом хлопотал над тарелкой половник,
Дружно цокали ложки не в силах добраться до дна
неизбывного чувства, которое зва’лось любовью
и которое нас постоянно сводило с ума.
Чай вдвоём кареглазо-интимно заглядывал в лица,
соблазнял поцелуем, дурманя душистым парком,
помогая губам и сердцам, и желаниям слиться...
Оседали чаинки, о счастье толкуя тайком.
А пото’м из младенческих ручек, что так неумело
постигали азы этикета за общим столом,
разлетались (да, к счастью!) по кухне осколки тарелок;
Пузырилась смешливая чашка, давясь молоком.

Поседели причёски, и мы отмечали с обидой –
Уцелевший фарфор неизменно слепил белизной.
Но... накренился пол... и тарелка (к несчастью!) разбита.
Расплескавшейся жизнью означен полёт внеземной.
Промелькнувшее счастье в отсчёте последних  мгновений,
замерев ощутила,
                               и сердце упало, звеня
разбиваясь на части...
                              Осколки вонзились в колени.
И остались – салатник,  щербатая чашка и я.

                    

Ты со свежим букетом стоишь у меня на пороге,
Из расстёгнутой куртки видна упаковка конфет.
Я, конечно, впущу, потому что ты прямо с дороги.
И накрою на стол, и полезу за стопкой в буфет.
После тёплого душа возникнешь в махровом  халате,
И прижмёшь бесшабашно, и снова солжёшь, что ты – мой.
А пригубив коньяк, с наслажденьем закусишь салатом.
И почудится мне, что и впрямь ты навеки со мной.

В наши чувства вплетётся душистость ночного букета.
Он сегодня из роз, я поставлю его у окна.
А свеча на трюмо нас укроет от яркого света.
И я буду опять безрассудна и очень нежна.
А когда чуть забрезжит и ночь уберёт покрывало,
Ты на кухне со мной перекинешься парочкой фраз.
Выпьешь кофе и в путь, и обронишь, что времени мало.
И что любишь меня, ты солжёшь не моргнув, в сотый раз.

.
Послесловие...

Он уехал домой, где уже его ждут домочадцы.
Из далёкого рейса повёз им гостинцев пакет.
Им он скажет – устал и хочу лишь одно – отоспаться.
И упрячет, как в сейф, нашей ночи спонтанный сюжет.
Я же буду стоять, как всегда, у окна одиноко.
Будет утро к полудню сегодня идти не спеша.
С грустью буду смотреть, как уходит куда-то дорога.
И почувствую вновь, как томится в разлуке душа.

21.05.2014г.

Он писал ей сонеты, поскольку был даровит
В этом томном искусстве расставлять не в порядке слова.
Математик по жизни, подбирал, что плохо лежит,
Но однажды влюбился, и – пропала его голова.

Ну, так это понятно - пришло ему время взрослеть,
И вошедшее в комнату солнце её золотистых волос
Обожгло его так, что было больно смотреть,
Но зато навсегда был решен жизни главный вопрос.

Так тянуло друг к другу их совсем молодые тела,
Что, наверное, они давно согрешили бы, но
С ней ему повезло, ведь она совершенно была
Летняя, словно французское дорогое вино.

Свел их случай, надежда, или жизни суровый закон?
Интересный вопрос, но в минуты, которые были легки,
Да не все ли равно – наконец для себя решил он,
И по жизни поплыл, как по водам великой реки.

Им вдвоем еще только предстояло узнать
Мир простой и усталый, в котором есть муки и смерть.
Был готов он лет шестьдесят поскучать,
А она тоже хотела его целую вечность терпеть.

Им приятна была обволакивающая душу лень,
Дальних стран и народов чужих миражи,
Они жили долго и умерли в один день
От неизлечимой болезни по имени жизнь.

Ну, что, мой милый старичок,
Опять хандришь, опять ты болен
И снова чем-то недоволен,
И куришь нервно табачок.

В сердцах ругаешь молодёжь,
Что, дескать, деда позабыли,
Почти неделю не звонили.
Видать, в умах один кутёж.

Зачем же хаять наугад?
Глядишь - звонить начнут под вечер.
Ты сам не менее беспечен
Был много-много лет назад.

Свои поступки и дела
Ты не держал в порядке строгом.
Но мне таким ты послан богом,
И я такого приняла.

Отдавшись брачным парусам,
По жизни плыли. Путь был ярок,
Хотя в семье ты не подарок.
Ты это, впрочем, знаешь сам.

Тебе я верила без слов.
Храня семейный наш фарватер,
Терпела твой дурной характер.
Ну, что поделаешь - любовь!

И если б нам вернуть года,
И скинуть парочку недугов,
Мы б снова выбрали друг друга,
Чтоб не расстаться никогда.

Вершая жизни марафон,
Змеёй ползёт подлюка-старость.
Но нам с тобой любовь осталась.
Да, кстати, слышишь? - Телефон!

2015

Степан был тощ и без натуги на фоне пышных форм супруги
терялся. В выходной Мария, взяв книгу по кулинарии,
чтоб как-то откормить дрища, решила наварить борща…

В воде проточной, но без мыла, кусок говядины помыла
и поклалА его в кастрюлю. Степан сидел в углу на стуле,
жены рассматривая виды. И ощутя свое либидо,
на попу положил ей длань. Жена сказала: "Степ, отстань!"

Пока бульон в кастрюле булькал, нож прыгал по дощечке гулко,
в эмалированные плошки порезала лук и картошку,
свеклу, капусту и морковь. Степана ж мучала любовь
и утренняя страсть до кучи. Встав за спиной жены могучей,
он в отклик женский свято веря, примерно талию отмерив,
супругу обнял за нее… со вздохом: "Маша ж, е-мое!"
Повадки пресекая лисьи, Мария гаркнула: "Уймися!"
И с видом знатока и профи в бульон засыпала картофель,
капусту, со скворчащим звуком поджарила морковку с луком,
затем свеклу с томатной пастой, чтоб цвет борща был ярко красным,
и рук показывая мощь, заправила всем этим борщ …

Степан, обидевшись на это, ушел в сортир читать газету…

Без дивана - не нирвана,
Если только лягу спьяну.
Ну а спьяну, где я встану,
Зуб последний чистить стану
В-общем, как-то всё равно.

Только чтоб не вытрезвитель,
Да их нет? Тогда простите,
Лейтенант, друг, отпустите,
Что попортил спьяну китель?
Дело уж заведено?

Забирайте, что осталось,
Понимаю, это - малость,
Ну простите деду шалость.
Матерился? Это ж фаллос!
Я ж не гопник, не таджик.

Главное в законе – строгость!
Понимаю! Что, припёрлась?
Бабка? Ох, сегодня «Голос»!
Пропадай последний волос,
Как я к вам, ребят, привык!

Зай, ну ты прям молодая!
Что тут делаю? Не знаю.
Понятым, похоже, Зая,
А что хочешь? Жизнь такая:
Шёл по улице  домой.

Полицейский вдруг подходит,
В отделение отводит,
Вот сюда на стульчик сОдит,
Я чуток уставши. Вроде…
Выпивал? Ни боже мой!

Что? Дыхнуть? Не чистил зубы,
Зай, зачем вот так вот грубо?
А вот если дам тут дуба?
Ты зачем надела шубу?
Что уж в курточке нельзя?

Лейтенант, так я свободен?
Я не понял, как так «вроде»?
Зай, без рук, сейчас уходим.
Зай, по шее! При народе!
Все на выборы, друзья!

У озера Симко с тобою в обнимку,
По парковым тропам, по жухлой листве,
Шагаем 'по Грину', как два пилигрима,
Пока над водою закат не истлел.

На озере Симко протяжнее зимы,
И ночи длиннее, навязчивей снег.
И озеро Симко - замёрзшая льдинка,
На ней мы кочуем, как будто во сне.

На озере Симко меня ты спроси-ка:
- А можно я буду последней из Герд?
- Ох, сколько же силы! И как ты красива!,
Ей пряди поправил в ответ на виске.

Я справа налево пишу Королеве
О Вечности Симко, стареющий Кай.
- Здесь Вечность другая? И есть ли у края
Значение родин, уставов и карт?

На озере Симко так мало России,
Хоть есть и церквушка, и купол большой.
И улицы 'Волга', 'Берёзка', а толку?
Без них или с ними - мне так хорошо!

На озере Симко сверкают росинки,
И чайки, и ветер, и стаи гусей.
На озере Симко в улыбке - морщинки.
Чем осени больше, тем мысли грустней.

9 июня 2016

Я был тобою застрахован от всех житейских неурядиц:
не обделен, не избалован, оправдан словом "домочадец".
Искал себя во многих сферах и, в каждой находя изъяны,
еще храня остатки веры, корнями прорастал в диваны.
Все ждал, не мудрствуя лукаво, что мне подскажет мой рассудок:
гитару мучил для забавы, но стимул выбрал мой желудок.
Не манну с неба ожидая, а вдохновенья понемножку,
я, как Сенека, рассуждая, крошил огурчик на окрошку.
Как виртуозный Паганини терзал смычком в экстазе струны -
изобразил на буженине ножом рисунки, словно руны.
И, как Дали, салат украсил яйцом, отваренным вкрутую,
добавив ароматных масел, петрушкой блюдо окультурил.
Себя Петраркой я увидел и в честь тебя слагая оду,
полив лимоном горстку мидий, порезал хлеб на бутерброды.
Найдя свой философский камень, я привязал его на шею
твоей любовью и стихами, как повар наших отношений.

С гор намоленных светел
По-над Муромом вид.
В колокольчики ветер
На крылечке звонит.

Без прислуги и стражи
В отлученья Петра
Здесь Феврония пряжу
Под лучиной пряла.

Друг девичества – заяц –
Прыгал около ног.
И, лучины касаясь,
Прилетал ветерок.

Вспоминать ее песни
Дал он твердый обет
В колокольчиках местных,
Звонких тысячу лет.

И сквозь длинные годы
Слышен сладостный звон:
"Петр скучает в походах,
Шлет супруге поклон."

*Святые благоверные князь Петр и княгиня Феврония - супруги, Муромские чудотворцы

  
    Чем дольше знаю я тебя,
    тем больше я тебя жалею,
    перед жестокою судьбой
    все чаще и сильней робею.

    Сидишь печально у окна
    от одиночества устала.
    Сегодня праздник ты одна
    и со щеки слеза упала.
                                            
   Но подними свои глаза
   там за окном увидишь розы.
   И ты поймешь,
  что я с тобой ты не одна
    и будем вместе мы молиться
   чтоб пожалела нас судьба.

                                      

Приятель муз, настройщик лир,
Берейтор резвого Пегаса,
Взирающий на бренный мир
С вершин сверкающих Парнаса, –
Ему ли до земных забот
О суетном и быстротечном:
Зарплата, дом, сад-огород?..
Все помыслы его о вечном.
Но жизнь его обречена
На роковую перемену:
Его практичная жена
Уйдёт к простому бизнесмену.
Поэт до ранних петухов
Не будет спать, и со слезами
Он сто божественных стихов
Напишет о Прекрасной Даме.
История как мир стара,
Но повторенье – мать ученья.
Что наша жизнь? Нет, не игра,

А черновик стихотворенья.

Они простились у причала -
Он говорил ей: «Я вернусь!»
Она потерянно молчала,
И в сердце поселилась грусть.

Корабль исчез из виду вскоре -
Кровь капитана горяча.
Но в домике с окном на море
И день, и ночь горит свеча.

И потянулись дни печали -
Полгода, а вестей всё нет.
Она глядит с причала в дали,
А на окне не гаснет свет.

Рекой текли века и годы -
Пришли иные времена,
Но бороздит Голландец воды,
А капитана ждёт жена.

-Ох, дед, тебе не стыдно, старый?
Пока гостила у сестры,
Матрёну развлекал гитарой,
Орал котом... Какая прыть!
Видать, нашёл в амбаре нычку?..

-А шо ж, табе сидеть и ждать?
Ты ж улетела, как на смычку.
К сестре припёрла ей нужда!

-Окстись, Ягор, сестрица вдОва.
К моей родне ты больно строг.
А сам – пинджак, скорее, новый
Надел, едва я за порог,
Да Мотрю развлекать под вечер.
Про энту говорят не зря:
Ни впереди, ни сзади неча,
А, как мужик чужой, то - фря!..

- Да, Мотря не того калибра,
Что у тебя: кругом кругла,
Не зря ж, такую в жёны выбрал,
Хучь цельный день лежи да гладь…

- Ох, бес в ребро! Молчи, охальник.
Ну, не мужик, а чисто – лис!

Замолкли оба, повздыхали
И, вспомнив юность, обнялись…

И эта родинка на теле так знакома —
Квадрат Малевича — без тени и излома.
Я восхищаюсь каждый раз её волненью,
Вот, странно — ведь не склонна вовсе к поклоненью,
Но каждой чёрточке твоей я присягаю.
Часы рисую как потомки первых майя
И замираю в долгом солнечном потоке —
Гипноз? Да, этот взгляд не просто тает — в морок.
Так тихо, что привидится под самый вечер,
Что каждый житель, с невидимкою  повенчан,
Во времени провал и свет свечей не точен,
Как хорошо с тобой от самой первой ночи…
С тех дней дороже, а теперь ещё роднее —
Квадрат Малевича  — где грудь, и чуть левее…
И на щеке, целуя ямочку-улыбку —
Твой шрам из детства, так похожего на дымку,
Стократно признаю теряя-принимая:
Ты — длинная история моя земная.

Я с ложечки утром кормлю тишину.
Ты рядом, но нерв ослаб.
Ты видишь, я переросла весну
и лето переросла.

И радуга стерлась, и гром затих -
цветет наша трын-трава.
Я больше тебе не пишу стихи -
я переросла слова.

Так странно - так просто катиться нам
не в пропaсть, а в тишь да гладь,
по плоскости ровной, ко всем чертям
и медленно пропадать,

седеть, oбнуляться, теряя суть
и телом прикрыв пустоту.
Но, может, и этo когда-нибудь
я тоже перерасту.

С аккордом попадая в резонанс,
Чуть дребезжит оконное стекло.
Я слушаю любимый мой романс,
И на душе становится светло.

Романс я этот знаю наизусть,
Звучат давно знакомые слова,
Они, как прежде, навевают грусть,
Как и тогда кружится голова.

Слова совсем просты, совсем просты,
Всё, вроде, на поверхности лежит.
Но, вслушаюсь, – и возникаешь ты,
А время, время будто вспять бежит…

Мы слушаем любимый наш романс,
С тех давних пор он дорог нам двоим.
В счастливый час он познакомил нас,
Для всех – романс, для нас с тобою – гимн!

Разыгралась трёх пьяных стрекоз
над бассейном разгульная пляска.
Солнце словно желток растеклось
по напольно-стеклянному глянцу.

По террасе до боли в ступнях
я кругами хожу подбоченясь.
Помирился с любимой на днях
и уютно теперь в этих стенах.

Нет томящей тревоги в груди,
безысходность растаяла в неге.
Мы как будто открыли рудник
там где демоны прятались в недрах.

Как же больно теперь вспоминать
горький привкус жестоких упрёков.
Как же сладок сейчас променад
помогающий вить эти строки.

Не забуду твой выжженный взгляд
и в опавших плечах скрытый возглас.
До сих пор наши руки горят
от объятий, хлестнувших как розги.

Над бассейном вновь вечер замрел,
солнце пало в земную утробу.
Не осталось у нас больше стрел
и твой взгляд ожил вновь, слава Богу.