Тур - 170:"Почему, всем смертям вопреки" (конкурс завершен)

Глаза спокойны, лишь слегка
Припухли веки...
Мы расстаемся на века,
Но не навеки.

Есть и в небытии резон,
И в круговерти –
Мир так устроен: даже сон
Длиннее смерти.

И это время пролетит –
Мы не заметим.
Сойдутся снова все пути
В том новом свете!

И снова встретятся глаза,
Сомкнутся руки …
Ну что тебе еще сказать
В момент разлуки?

Что бесконечен этот круг?…
Ты знаешь, верно? …
Все в мире временно, мой друг,
И все - безмерно

Сон навязчив.
Ищет борт рука.
Я тону. Вот-вот покинут силы…
Захлестнули волны облака,
И стихия солнце погасила.

Тянет бездна,
Глубь её темна.
Вязкий страх заполнил до предела
Мозг и душу. Страха пелена
Как свинцом оковывает тело.

Привкус крови
Солон на губах,
А в воде горчащий привкус смерти.
Теплохода дымная труба
Буквы SOS на небе хмуром чертит.

Крен на борт.
Заклинило рули
И ревун разносит звук аврала.
Чудом жизнь матросскую спасли
Руки друга. Память обыграла

В сотый раз
За тридцать восемь лет
Этот шторм, что небо вниз обрушил:
Вверх тянул спасательный жилет,
Друг спасал - не просто жизнь, а душу…

Я на помойках грязных рос
И непородистый свой нос
Совать местами мне пришлось
В такую пакость,
Где сантиментов не нажить,
Не говоря уже про жир,
Зато я весь из крепких жил
Теперь, однако.

К тому ж на выдумки мастак,
Ведь тут не выживёт простак,
В местах, где мы живём, за так
И прыщ не вскочит,
И гонор мой не наносной,
Лишь кто на голову больной,
Вдруг встать захочет надо мной –
Моментом в клочья.

И, в этой мерзости живя,
Людей не уважаю я,
Моя хвостатая семья
Их в грош не ставит.
Играть им жизнью не с руки,
Позатупились их клыки,
Куда им, сытеньким таким,
Супротив стаи?!!

Эй, родные, ну кого ещё,
Зачеркнула жизнь карандашом?
Вы живые? Вот и хорошо!
Понедельник мы переживём.

За окном шептание осин
О наложенной на них епитимье;
Дождь по лужам слёзно голосит,
Обращаясь каплями к земле…

Мы последних выживших форпост.
Тост во имя мира и любви…
……
Впереди ждал ужас и погост
В пепле затерявшихся могил…
……
Позади был ужас – Холокост:..
Хорошо - тогда сын пригубил.

                 First, we take Manhattan.
                  Then we'll take Berlin

                         Leonard Cohen

Он из тех, у кого за войну искривилось сознанье.
Он запутался между реальностью злою и снами.
И, идя по Манхэттену, ищет пути к отступлению -
Где бы спрятаться, ночка-подруга пока не истлеет.

И мерещится, будто бы знамя со свастикой реет,
И немецкий сапог шаг чеканит вдоль бровки Бродвея.
Как овчарочий лай - повелительный тон, злобный выкрик.
Нет, не немец, не 'польский ублюдок' он, даже не выкрест.

Город трупов, восставших из всех небытийных окраин -
Кто сожжён был, замучен, расстрелян, смертельно изранен..
А за ними бредут их рассказы и их эпопеи -
Будто ангела смерти они обманули, злодея.

Деревенская пани ему что-то шепчет по-польски,
Отдирая от ямы по-бабьи забитые доски.
До сих пор в подсознании спит на её сеновале,
Пусть война, как чумная беда, уж давно миновала.
...
А погиб он три года назад под завалами где-то,
И не выбраться больше ему из варшавского гетто...
Ведь у каждого мёртвого с искрой предсмертной, подкожно –
Жизнь проносится та, что была бы когда-то возможна...

31 мая 2012 г.

Навеяно 'Историей любви' Ицхака Башевиса Зингера

*Я умер вчера под бомбёжкой
на мирной багдадской земле.
Лежали свинцовые крошки
на низком восточном столе,
дрожали вдали минареты,
и плакал без слёз муэдзин -
я думал, что умер. А где-то
смеялся и пел Алладин,
вздыхала натёртая лампа,
светился волшебный халат...
А здесь, за не сказочной рампой
готовили новый джихад.*

И будет ночь, и будет тьма,
И будет ноша тяжела.
И будет шах, и будет мат
Всему тому, чем ты жила.
И будет рваться темнота
И разрастаться за пределы…
А ты совсем-совсем не так
На мир глядела.

Казалось, день, казалось, свет,
Казалось, полночи не будет.
И две души – одна, не две,
Но не знакома вечность людям.
И затрещав, порвались швы,
Освобождая лёд земной.
А твой единственный –
Увы! –
Очередной.

Пройдут часы, недели, год,
Потом другой. И километры
Твоей души на жизнь вперёд
Разгладят солнечные ветры.
И, научившись выживать,
Ты вдруг поймёшь, что между делом
Ты повзрослела.
Даже слишком повзрослела.

И станешь полночи шаги
С каким-то сладким чувством слушать,
И каждый жизненный изгиб
Ты будешь верить: так, мол, лучше.
И будет проще, если знать,
Что всё на свете не напрасно,
А жизнь по-своему смешна…
Но и прекрасна.

Экс на:
http://grafomanam.net/works/345334
Я был с тобой, на вдохе глубь познавшей...
Мне через стену в руки умиравшей.
Я был с тобой. Я был тобой. Я был…
© silencio
.
я исчезаю в шёпоте свечей
.
вбирал бездонным омутом рассвет
и хоронил внутри себя печали -
те, что болезнь с тобою повенчали,
забрав гамак уюта нежных лет.
в тиши ночей звенящей тишиной
вибрировал в сплетеньях чутких нервов.
я знал, что никогда не стану первым,
но искренней была ты лишь со мной.

я тысячами ярких светлячков
мерцал в стране твоих гнетущих мыслей,
глушил суицидальность онкогризли
в горячке лба, пульсации висков.
крушил в zero безумие следов
рентгеново-химических союзов,
звучал надежды лысой тихим блюзом
в кудрях грядущих тонких проводов.

я возносил тебя на свет из тьмы
в мгновения токсической атаки,
стремленьем одиссеевым к Итаке
здоровья вёл. теперь свободны мы
от смертных уз взаимности ночей.
живи. люби. дыши. надежда - рядом.
ты победила канцеровость ада.
ищи меня в мерцании свечей.
...
твой ангел...
09.11.2013 в 04:45

      
Склонилось небо надо мной,
в морскую гладь перетекая,
И лучик – ключик золотой –
Простёрся солнечной рукой
И отворил ворота Рая.

Меня захлёстывал покой,
готовя к взлёту и паре’нью
души и грешной, и святой...
Но Голос мне сказал: «Постой,
не торопись – ещё не время.»

Шла жизнь, плодящая грехи,
то – улыбаясь мне, то – хмуро.
Вдруг Голос мне сказал: «Не спи!
Вокруг – зыбучие пески.
Тебя в воронку затянуло!»

Застыла я, оторопев,
песчинкой медленно сползая.
Казалось: муравьиный лев
отсёк обратный путь наверх,
свою добычу поджидая.

Огонь творил кровавый свет,
И жарко тлела безысходность.
Как от ожога взгляд ослеп.
Я, оставляя зыбкий след,
сдалась... безвольно и охотно.

Но Голос вновь сказал: «Постой,
Тебе спешить туда не надо!»
И в тот же миг возник простор,
Я взмыла ввысь... И с лязгом створ
Захлопнулись ворота Ада.

        

Голос совести спать не даёт,
Я напьюсь
                   и вина,
                                и  вины,
Метрономом
                      всю ночь
                                      напролёт:
"Почему ты вернулась с войны?"

И над сонной Фонтанкой опять
Я безмолвный  веду  разговор:
"Мы прорвёмся...
                       Попробуй же встать..."
"Уходи!.." -
                Как приказ!..
                                         И укор.

"Уходи!
           А не то -
                     пропадёшь...
Скоро враг возвратится сюда..."
Входит  память
                      мне в сердце -
                                           как нож,
Я вернулась…
                           Уже в никуда…  

Сержант полиции Маккой
Летел с моста вниз головой.
Молчали звёзды в небесах.
Маккой летел в одних трусах.
Туман стелился над рекой.
-На кой мне вниз? - молчал Маккой.
И мост молчал, туман молчал,
Молчал загадочно причал.
Смешная выпь издалека
Маккою крикнула:"Пока!" -
И эхом отозвался мост.
"Лети-лети!" - добавил клёст.
"Сейчас проснусь,"- решил Маккой
И дёрнул левою ногой.
"Давай-давай!" - прощелкал дрозд,
А ёж сказал: "Маккой не прост!"
Бобёр бубнил:"А он не плох.
Смущает, что трусы в горох..."
Сомы молчали из реки.
Сомы совсем не простаки:
Тут надо думать головой,
Когда к тебе летит Маккой.
Сержант, как коршун, падал вниз.
В лицо хлестал прохладой бриз.
Внизу узором хохломы
Застыли хитрые сомы.
"Сейчас сома схвачу за хвост.
Прощай жена, карьерный рост!
Ещё совсем чуть-чуть..." Но тут
Трусы раскрылись в парашют.
Подплыл буксир.Спустили трап.
Подали водку, "севен ап".
- Ты удивителен, Маккой!
Холоднокровный весь такой!
В тебе есть грёбаный талант.
Суши горошек...лейтенант!

В подвале у чадящей маслом лампы
потусторонний свет и совершенство.
листки исписанные на полу - ковром,
вода в стакане отливает серебром.
фигура в белом распевает мантры,
фигура в черном надевает перстень.

Стена украдкой каплет, плесневелая до гнили,
а в ней - окно в какой-нибудь содом.
идет к тому, что это все не кончится добром,
но не добра здесь ищут, если честно.
ведь если вы когда-нибудь любили,
то разглядите райские сады, смотря в проём.
садам благоухать не суждено. и поделом.

На шахматной доске фигуры вместе,
как на кровати, в клетке развалясь,
блаженно цепенеют. входит Князь.
Князь мудр и велик.

В промозглой тьме венчает он двоих.
пускай к чертям смывает полымя
и Князя, и подвал, и нищую обитель,
хоть надвое расколется земля,
пусть в гневе в День Суда сойдет к ним небожитель:
плевать. покуда ты огонь в лампаде сторожишь,
а я ношу кольцо, мне данное при браке,
я задержу их всех. не дам войти. пиши,
дороже жизни мне твои священные бумаги.

Зови меня как хочешь. дай мне тысячу имен.
я понесу их с гордостью, как боевые шрамы.
покуда Тьма и Свет тихонько шепчутся о правде,
я знаю: Истиной владеет тот, кто верен и влюблен.

Вот наш защитный круг. наш слабый оберег.
и в этой немощи он невредим, как многолетний старец,
ничто не помешает заключенной в вечность паре,
чья оборона - несмываемый и клятвенный обет.
ведь я давно уже не человек.
я - победивший смерть.

я хотел бы увидеть во сне поля
заплутать в белостволье твоих берез
по проселочной где грузовик пыля
тащит облако
звонко натянут трос
где ломается синтаксис под ногой
словно ветка сухая и прежний мир
оттого ли что я стал совсем другой
над грехами своими не командир
мне так нравится место где нет прямых
нет углов и паучьих сетей метро
оттого ли что там кулаки иных
не мешают поверить опять в добро
мне бы надо признать не о том живу
все печали свои поделить на два
там комбайном написаны по жнивью
про судьбу очень правильные слова

…переменья без толку глядеть в окно
доверяться просодии также снам
солнце там вообще не заходит но
солнце здесь никогда не заходит (к нам)
жив остался похоже что повезло
все оттенки различья сотрет зима
если серо печально вокруг и зло
может лучше когда все покроет тьма

Идёт какая-то игра.
Игрок ужален был инсультом.
Дистанционным кто-то пультом
На паузу нажал вчера.

Но не заглох его мотор
И наш игрок совсем не помер.
Печальной надписью «Game over»
Не загорелся монитор.

       Соль - добрая вещь!

Знает каждый, кто учится в школе,
Где любое паденье - урок,
Что порезы при помощи соли
Заживают за мизерный срок.

А когда злые натиски рока
С тылу рвут так, что худо втройне,
То тогда, в состоянии шока,
Соль даётся по высшей цене.

Так однажды пришёл я в больницу,
Всё излил про разрывы и боль,
И тогда умудрённые лица
Предложили за плату мне соль.

Я купил и попробовал сразу,
Но сладит - риск огромный загнить:
-Вы зачем продаёте заразу?
Потрудитесь сейчас объяснить!

Мне в ответ:
                    -Сумасшедший ты, что-ли?
Мы - врачи, и спасать - наша роль!
А в разрывах при помощи соли
Ты усилишь до судорог боль!

-Нет, рвачи, объясните в чём дело,
Изострённых ножей не тая!
У вас что, ничего не болело?
Где присыпка из соли моя?

Но один, показав мне скрижали,
Что-то, выпучив зенки, догрыз,
А потом все они убежали,
Как пугливое скопище крыс.

Я поник, словно птица в неволе,
Но на миг, и, продолжив свой путь,
Закричал:
               -Люди, дайте мне соли,
Очень сильно болит просто жуть!..

Слышу сзади:
                       -Беги рысью в поле
И проветри себя до костей:
Мы сумятицей лечим от боли
Нами проданных в рабство детей!

-Суррогатные мамы и папы,
Не умчаться от дырок в спине,
Уберите пожалуйста лапы
И постойте молчком в стороне!

Люди! Кто-нибудь может услышит?
Силы нет от болезненных мук!..
Слышу - кто-то с волнением дышит:
-Что случилось с тобой, милый друг?

-Ну спасибо, ты просто находка!
Спину я не могу разогнуть.
Мне бы соли хотя бы щепотку,
Я поправлюсь - и вновь в дальний путь.

Он омыл и присыпал все раны,
И повеяло сразу весной,
А потом вдруг сказал как-то странно:
-Полегчало? Пойдем, друг, со мной.

С человеком всё может случиться:
Мир жесток и порою нелеп.
Соль возьми и храни - пригодится.
-Перекусим?
                    -Разламывай хлеб!

              

Смерть не мешает мне
видеть и слышать во сне.
Это слепое пятно.
Только коснись, и оно
втянет тебя самого.

Выдох и снова вдох,
а между ними - Бог,
долгий как время звук,
круг бесконечный рук,
духа звенящий лук.

Небо. Земля. И ты -
сад в глубине пустоты.
В нём смерть - тот редкий цветок,
чёрный, пустой зрачок,
что раскрывается в срок.

Начинается утро совсем не с рассвета –
А со скулы сводящей протяжной сирены…
Заполошно срываются птицы – и с веток
Осыпаются вниз, затаившись мгновенно

В чуть оживших под первыми ливнями травах…
И уже остановлена жизнь – полминуты,
Чтоб на взвившийся «град» отыскалась управа…
А паденье аукнется горем кому-то…

И опять… и опять этот режущий душу
Ненавидимый вой, обрывающий сердце…
Тихо взвизгнет мой пёс… Чутко подняты уши -
И прижмётся плотнее – спасти ли, согреться ль…

Как назвать это время? Какою войною?
Близкий гул канонады ложится на плечи…
…А в минуты,
одаренные
тишиною,
Так светло, так бесхитростно птицы щебечут…

Ах, было, было и прошло,
Меня не мучила изжога,
Буянил я, но не во зло –
Был сыт и весел, пьян немного.
Я не считал чужих обид,
Рождён на свет я толстокожим
Прощаю всех, кто мной побит,
И кто обруган мною – тоже.
Сейчас условия не те,
Наверно, фарт меня покинул,
Урчит всё чаще в животе,
Бескормица и холодина.
За что же ты, природа-мать,
Меня наказываешь строго?..
Ну что ж, придётся выживать,  

Решил медведь и лёг в берлогу.  

Наша жизнь – ну, сплошь терпенье,
Беспредел и униженье,
Доктора нас плохо лечат,
И, случается, калечат.
Ну, а мы не унываем, выживаем, выживаем.
Пресса врёт нам без умолку,
От ток-шоу мало толку,
Зомбо-ящик охмуряет,
Эпидемией пугает.
Ну, а мы не унываем, выживаем, выживаем.
Олигархи нами правят,
Нас, как тараканов травят,
И к кормушкам не пускают,
Нас повсюду обижают.
Ну, а мы не унываем, выживаем, выживаем.
Пенсии, увы, снижают,
А налоги подымают,
Все услуги дорожают,
На всё цены повышают.
Ну, а мы не унываем, выживаем, выживаем.
Депутаты в ус не дуют,
Байки травят и воруют,
Вешают лапшу на уши,
Покупают наши души.
Ну, а мы не унываем, выживаем, выживаем.
Президент, как вор в законе,
В позументах и короне,
Лично всем он управляет
Да карманы набивает.
Ну, а мы не унываем, выживаем, выживаем.
Судьи нас с пристрастьем судят,
А чиновники не любят,
Нам хамят, не отвечают,
С важным видом поучают.
Ну, а мы не унываем, выживаем, выживаем.
Нас полиция штрафует,
За наш счёт она жирует,
Быстро дело фабрикует,
Сразу в камеру пакует.
Ну, а мы не унываем, выживаем, выживаем.
Если выживем, за это
        Всех притянем мы к ответу,
К справедливости взываем
И на это уповаем.
А пока не унываем, выживаем, выживаем

Он ей говорил о прошлом. В словах не скрывал азарт.
Казалось, что жизнь итожит, от света прикрыл глаза.
Про море и свод лазурный без грани небес и вод,
Про летнюю свежесть утра и в горы весной поход.
Как Крым исходили вместе, у каждого – свой рюкзак.
И было вдвоём не тесно в палатке одной, с пятак.
Он прошлое помнил свято, где было дышать легко.
Восходы, потом – закаты… Как пили «Вдову Клико».

А ей нестерпимо грустно, что всё позади у них.
В палате больничной пусто и двор неуютный тих.
И знает, что шаг до смерти… И видит, как лгут врачи.
Ему говорит, что верит. Солжёт, а потом молчит.
Всю правду сказать не может ему, прямо здесь, в глаза.
Лишь мысленно шепчет – Боже, и Бог говорит – нельзя.
Сидит у него подолгу, молчит и глядит в окно,
Где небо в лазурном шёлке, и солнца блестит пятно.

Мой сын с экзамена пришёл:
Опять не сдал! С шестого раза!
А оправдался хорошо:
"У нас таких почти полкласса".

Я знать не знал оценки "Два",
Мы все тянули на медали...
А если кто-то не сдавал,
Его лентяем все считали.

Шесть пересдач?! Ну и дела?!
Не будь, сынок, "в семье уродом",
Старайся...
Если бы была
Твоим учителем природа.
Прошла бы сразу вся ленца,
Когда б такое было с нами:

Скворцы назначили птенцам
Полёта первого экзамен...
Ведь для скворчат у жизни нет
Оценки "два"! На самом деле!
И не возьмёшь другой билет!
Не сдал... - не выжил... - кошки съели!

Подснежники фениксами - статус «выжить»
Белые крылья на черной земле
Млечный путь жизни вышит
Стежкой следов в вышине

Жизнь и смерть в черном квадрате бытия
И фонари звездистых откровений
Проклятие погибели в метели февраля
И вера атеистов в мгновения апрелей

Живой водой и мертвой освящены
Капли клепсидр и солнечных часов
И моментами жизни связаны мы
Как смертью всех Сизифовых трудов

На колючей проволоке грачи весны
Сквозь тернии бледные лики ангелов
А как выжить прыгая выше небес вышины
Мне глупой в  стране дорог и дураков

И все- таки статус –«выжить»
И видно стало в прошлом все - и не видать
И выбрать статус – «жизнь»
И феврале весну встречать.

Деревенскую площадь обступили  дома.
Жмется к саду церквушка смиренно.
Здесь готовят костер. Люди тащат сюда
Кто вязанку, кто стул, кто полено.

Для костра собирают  всем миром  дрова -
Труд совместный спасет от сомнений,
В общий гомон сливаются фразы, слова.
Я в толпе. Я смотрю в исступленьи.

Там средь дров приковали цепями к столбу -
На саднящих плечах лишь сорочка.
Страх в глазах.  Пряди рыжие липнут ко лбу.
Люд скандирует: Ведьма!  Порочна!

Я стою и смотрю. Мне бы надо уйти.
Только ноги как ватные стали.
Мою душу казнят.  Мне ее не спасти.
Всходит злая луна над домами.

Все темнее и гуще толпа у костра.
Рядом спор разгорелся до драки.
Мол, давно уж поджечь эту ведьму пора…
Кто же первый в костер бросит факел?!

Дайте факел – я первая брошу в костер!
Эта казнь так на праздник похожа!
Скроет пламя от глаз обнаженный позор. –
Опалит. Обожжет. – Ну и что же!!

Поцелуем палящим огонь по плечам
Под сорочку горячей ладонью
Умирая, дрова то ль поют,  то ль трещат.
Наслаждаются зрители болью.

Белый дым как вуалью окутал, укрыл.
Заслонил от назойливых взглядов
Неожиданно голубь взлетел белокрыл
И метнулся к церковному саду.

Сквозь  глазницы  и руки, и хриплые рты
Продираюсь, от горя слепая,
По дороге домой, от беды до беды
Мне  б всплакнуть, только как? - я не знаю!

Опустевшее тело швырну на диван.
Что с ним делать?  Как с ним управляться?
Пусть поспит. Сон подарит не отдых – обман.
Я проснусь, а вокруг домочадцы.

Все бегут, все едят, все куда-то спешат.
Только я как иссохшая губка
Я не помню, не помню дороги в тот сад,
Где средь яблонь летает голубка…

Ни уйти, ни сбежать - дверь закрыта  на ключ –
Даже окна в решетке  ажурной.
Но в открытую форточку вдруг из-за туч
Залетит белый голубь бесшумно.

Страх и счастье… Не думая, брошусь к окну,
Вырывась из ватного плена.
Белой птице ладони свои протяну –
И раздвинутся  серые стены.

Белизну нежных перьев лаская рукой,
Я замечу два перышка рыжих
След огня? – Но не важно... Ты снова со мной!
Белый голубь ты выжил… Ты выжил!
+++

В начале девяностых, в самый пик
Объявленного нормой дефицита,
Когда страна, сменив гуманный лик,
На горло наступила нам открыто –
Я с крошками-детьми пошла б ко дну,
Хватаясь за последнюю копейку,
Когда бы в параллельную страну
Арнольд не показал свою лазейку.

Красивый парень, бодрый австрияк
Вошел в мои отравленные будни;
Зажегся, как спасительный маяк,
Во мраке нашей жизни непробудном.
И я весь день ходила по пятам
Трудяги, олимпийца и кумира;
Чтоб пошлые нужда и нищета
Не заняли мирка моей квартиры.

Мы с мужем подписались на журнал
Где в рубрике Арнольд давал советы;
Купили тренажеры и металл,
И бегали по восемь километров.
Нас больше не душил могучий быт,
Где были соль и сахар по талонам:
Арнольд нас оградил, как верный щит,
И стал недостающим миллионом.

Как я тогда смотрела на экран,
Все ноги отстояв в сельпо за рыбкой,
Когда обворожительный тиран
Одаривал избыточной улыбкой.
Она слепила мощью киловатт,
Не видеть нищету дарила смелость.
Я тратила на жизнь его азарт,
Жила – не как пришлось, а как хотелось!

26 октября 2003

Снег постарел и чуть пожух.
Февральский день. Светло и тихо.
Глазастой глупой оленихой
По городу пронёсся слух

О том, что вновь сгустится мрак,
О том, что будет только хуже...
Да, бросьте вы - замерзли лужи,
Замрут и беды кое-как!

Краснеет Кремль, парит река,
Как будто только, что из бани.
Компанией набились в сани,
Вот-вот в пылу намнут бока.

Лошадка бодрая бежит
И тянет нас на мост горбатый,
Смеются весело ребята,
Их радость оживляет вид.

Кругом немыслимый простор,
Над куполами и крестами
Начерчен тайными перстами
Непостижимый нам узор.

Спокоен я, бреду по льду,
Ведь где-то ждут меня наверно,
И я, как ученик примерный,
И сам в ответ чего-то жду.