Визит (Рассказ)

Баба Люба во вторник, после обеда, пришла на кладбище – мужнину могилку проведать. День получился очень прекрасный – теплынь, солнце прям по глазам бьет, вокруг цветы – и астры, и георгины пучками, и еще желтые такие шары на высокой ножке вокруг оградок – всегда в сентябре цветут. Вообще хорошее кладбище, приятное – обычно думалось бабе Любе. Любила она сюда ходить: тихо, радостно.
Сегодня, правда, не тихо и не радостно было бабе Любе, и заскочила она на кладбище скорее по привычке, хотя и еще немного надеясь на то, что здесь ей от души отляжет, как она мужу своему выговорится. Горький день был у бабы Любы.
- Ну, Петенька, вот я и пришла. Как ты тут? День, смотри, какой хороший, как ты любил… - начала она свой обычный монолог, смутно чувствуя, однако, что фальшивит – и поэтому решила новости свои плохие от мужа не скрывать, а поделиться печалью. Но, зная мужнин характер, придумала действовать осторожно.
- А я, Петенька, тоже ничего. Помидоров вчера двадцать банок закрутила, а завтра лЕчу, кашу такую болгарскую будем по рецепту Зинки варить. Люди говорят, хорошее… Картошку уже выкопали. Какие еще новости?... – баба Люба сделала вид, что задумалась, а потом как бы только что вспомнила, - А, три сотки те, что за вишней, соседу отдали. Суд прошел, ага. Судья сказал, не хватает документов. Оформить надо было документы раньше, сказал. Чтобы муж ваш, говорит, оформил документы на ту межу, а потом на вас, бабушка, завещание – тогда да, был бы тот кусок законно ваш, а так – нет. И соседу отдал.
Баба Люба сделала равнодушный вид и отвела глаза от овальной фотографии мужа на памятнике. Помолчала, всматриваясь вдаль, потом вытерла в уголках рта хвостиком головного платка и сменила тему беседы.
- А позавчера Сашку повестка пришла. Позавчера, ага. Скоро будем проводы делать. Теперь-то, конечно, не погуляешь. Почему? А так огорода же половину оттяпали у нас, Петя. Сосед оттяпал. Документов-то у меня не было – ни даже завещания. Так теперь не погуляешь. Скромные проводы будем делать. Не так как тебя провожали. Ты не видел, а вот красивые у тебя похороны были. Мы грузовик коврами нарядили. Потом: оркестр. Одному оркестру сколько денег отвалили, не пожалели. И еще обед и выпить им поставили, конечно. На поминки вся улица пришла – мы поднавес поставили. Думали, дед про нас всю жизнь думал – и мы его проводим как надо. А теперь видим твою заботу. Пологорода как не было. И вишня!.. С нее только вишневки в год десять литров выходило, не считая вареньев. Ну ты и сам помнишь…Вот я и принесла тебе как раз.
Она поковыряла сморщенной рукой в когда-то ситцевой красной, но застиранной до светло-розового цвета сумке и вытащила граненый стаканчик-сотку, мутноватый от старости, а с ним – бутылочку давней формы, как сейчас не делают, а наверное – из-под водки.
- Вот, вишневка тебе, Петя, выпей, - злым голосом предложила баба Люба мужу и вылила полный стакан под памятник, потом налила еще раз, выпила сама и сразу запьянела. – Больше не будет. Почему не будет? Так говорю же тебе, пень ты старый: забрали у нас межу! И вишню забрали! Пологорода оттяпали! А все почему? Потом что ты, пень старый, никогда про меня не думал! Только в домино целыми днями – чик-чик! А он мне: нету, бабушка, документов. Дедушка ваш – он мне говорит, судья этот, - про документы не подумал и завещания у вас, опять говорю, нету. Поэтому сосед ваш вправе, а вы нет, - баба Люба гневно хряснула кулачишкой по шаткому столику, за которым сидела, и выпила залпом еще раз.
- Вот так – ты в домино, а теперь лежишь тут, и сердце тебе не болит. За жену твою! Не болит у тебя сердце! Вот сволочь ты, так я тебе и скажу. Совести у тебя не было и нету. Пень старый! – крикнула она, брызнув слюной, вскочила, потрясла кулаком на фотографию и быстрым, но нетвердым шагом направилась к выходу с кладбища.
Возле ворот она еще раз повернулась, объявила злым громким голосом: «Чтоб ты сдох!» – потрясла опять кулаком и зашагала по пыльной дороге домой, звеня пустой тарой в потертой торбе.