И тут появилась Дина. Нас познакомила дама полусвета N. Мы схлестнулись с Диной взглядами. И я понял в секунду, что уйду вместе с ней, сейчас же. Туда, где светят ночные фонари и капли осеннего дождя стучат по карнизам. И мы с Диной совершим романтическую прогулку по ночному городу, держась за руки и лишь иногда, случайно, прижимаясь плечами.
Сговорившись, мы очутились у выхода. Помню, что один из меценатов, обнаглевший от спиртного, сказал нам что-то вдогонку. Высказался о Дине не очень лестно. Кажется, он назвал ее “профурсеткой”. Я повернулся, чтоов подойти к меценату и двинуть ему хорошенько в глаз. Может, ничего он и не говорил, а мне лишь почудилось, но в глаз я ему все равно бы двинул! Дина остановила меня, развернула, и, помогая сохранить равновесие, вывела под дождь.
Позже, лежа со мной в постели, она призналась:
— Я сразу тебя выцепила. Вот, думаю, кто мне нужен!
— И тебя не смутило, что я здорово выпил?
— Нет. Пьяный, это ж не навсегда. Да, ты и не противный был вовсе. Смешной такой, насиловать меня пытался.
— Где?
— Здесь, у тебя дома...
— Я тебя не насиловать хотел, а только нежно обнять!
— Ничего себе, нежно... Чуть шею мне не свернул!
— А потом?
— Потом ты устал мне шею ломать и спать лег.
— На пол?
— Зачем на пол? Я тебя к кровати вырулила.
— Спасибо! За что люблю русских девушек, так это за их бесконечное терпение, граничащее с героизмом!
На четвертый день романтических отношений захотелось разнообразия.
— Мне так надоело! — говорю ей.
— А как ты хочешь?
— Перевернись! На живот. И попу кверху.
— Раком, что ли?
— Ну… можно и так сказать.
— Нет, — ответила, — я туда не хочу!
— А я туда и не собираюсь. Я туда — куда обычно.
— Все равно не хочу.
Ну, нет так нет...
— У тебя есть какие-нибудь сексуальные фантазии? — спрашиваю.
Она смеется:
— А что?
— А то, что могу осуществить. В пределах своих возможностей…
Она смеется еще громче:
— А у тебя?
— Да так… Одно мое весьма скромное желание ты уже отказалась исполнить... А еще мне нравится, когда девушки во время любовной страсти грязно матерятся!
Она опять хохочет:
— Ладно, я попробую! А что еще тебе нравится?
— Вообще-то я человек консервативный. Не склонный к извращениям и особым изыскам. Ну, нельзя же считать таковым изыском… заурядный минет?
Она просто заливается. Ну, как дитя!
А на шестой день, скользнув ко мне под одеяло и раздвинув ноги, она вдруг сообщила:
— Забыла тебя предупредить… Я – не совсем здорова...
Я замер и напрягся. Заметив это, она хихикнула:
— Это не то, о чем ты подумал! Извини.... Дело в том, что у меня может быть… эпилептический припадок!
— Тьфу ты! — вздохнул я с облегчением. И вытянулся рядом с ней на кровати. Женилка, естественно, обмякла. — Нашла, то же мне, время!
— Просто хотела предупредить. Чтобы ты не испугался, если что...
— Да уж не испугался бы!.. А часто у тебя эти… припадки?
— Нет… Пока что вообще ни одного не было... Но доктор сказал, что могут быть!
— Тьфу ты! — выругался я вторично. — А если этот доктор скажет, что у тебя перья на заднице могут вырасти?
А на седьмой день выяснилось, что у нее есть постоянный парень. От которого она не прочь бы уйти. Было бы, к кому.
— Он скучный. Молчит все время. Уработается — и лежит потом весь вечер на диване, телевизор смотрит. Давай, я с тобой буду жить?
— Нет уж! Я к совместному бытованию, увы, не приспособлен. Давай, лучше, ты будешь ко мне приходить...
— Мне ведь надо где-то жить! Я с родителями больше жить не могу. А у Лехи есть квартира!
— Ну и живи тогда у Лёхи… а ко мне приходи иногда.
— Нет, так я не могу… Или насовсем — или никак!
— Насовсем нельзя. Я бирюком живу: мне необходимо Одиночество!
Так мы и не договорились. Она и сейчас, кажется, живет с этим Лёхой. Заглянули они как-то ко мне в гости – вдвоем. Выпили со мной. У меня тогда ночевал фотограф Андрей Б. Мы с ним делали репортаж, и я оставил его на ночь у себя, чтобы парень до утра не шлялся, где попало. Дина подмигнула мне, показывая на спящего фотокорреспондента:
— Переключился на юношей?
— Глупая ты… — сказал я ей ласково.
А об этом ее молодом человеке – Лёхе, я так и не смог составить никакого впечатления: он за все время, что мы выпивали, не произнес ни слова... Ну, даже не промычал!