Рассказ
* * * * *
Как-то раз деревенский мальчишка двенадцати лет отроду по имени Р*** сидел на траве напротив башни с часами, и внимательно смотрел на них, будто пытаясь увидеть там что-то тайное, то, что до него никто никогда не видел. Секундная стрелка с каждым мгновением передвигалась на одно деление вперёд, неумолимо двигаясь к своему итогу. К минутному перевалу, чтобы потом вновь начать отсчёт новой минуте. Потом ещё одной, потом ещё, и ещё…. И, в конце концов, отсчитать ещё один час, который затем канет в лету, и никогда уже не вернётся.
Солнечные блики весело играли на гладкой и блестящей поверхности стрелок, устраивая маленькое световое представление.
Р*** посмотрел на свои наручные часики, что подарил ему отец на день рождение месяц назад, и, улыбнувшись, снова бросил взгляд на башню; оказалось, что башенные часы отставали на тридцать секунд.
Мальчик поднялся с зелёной травы, слегка обмоченной утренней росой, и увидел вдалеке механика, который торопился по направлению к башне.
- Дяденька, а часики-то отстают, - произнёс Р*** с улыбкой.
- Отстают, говоришь, - невысокого роста мужичок сорока с лишним лет нёс в руках какой-то коричневый чемоданчик. Вскоре механик приблизился к мальчику. – Это не беда. Сейчас всё исправим, - и он пошёл к дверям.
- А можно мне с вами? – устремившись вслед за ним, спросил пацанёнок.
- Можно, отчего же нельзя.
Механик и Р*** вошли в башню, и стали подниматься по винтовой лестнице, которая вела прямо наверх. В святая святых, сердце часового механизма. Мужичок ступал медленно, не куда не торопясь, а позади него шёл Р*** , который вынужден был идти также медленно, держась за перила.
- Ну, вот мы и пришли, - выдохнув, произнёс механик, когда они взобрались на самый верх. – Никак не могу привыкнуть подниматься на такую высоту.
Р*** не упустил момента и взглянул в маленькое окошечко. Вид был потрясающим. Вся его деревня была как на ладони. Здесь тебе и школа, и родной дом, и что хошь.
- Нравится? – спросил мужичок у залюбовавшегося мальчика, открывая свой чемоданчик.
- Красиво, - только и вымолвил тот.
- Я сколько здесь не бывал, и в детстве, и потом, а всё налюбоваться не могу. Ради этого стоит сюда подниматься. Снизу-то, дальше своего носа ничего не увидишь, а тут – весь обзор, - механик занялся непосредственно часами, - так, на сколько, говоришь, часики отстают?
- На мало. Всего на тридцать секунд.
- А разве, это мало?
- Конечно! – Р*** отвернулся от окна
- Ну, не скажи. Это, брат, немало. Тридцать секунд. За полминуты иногда человеческая жизнь может решиться.
- Разве?
- А ты как же думал? Вот, к примеру, младенец рождается, если не дышит с десяток секунд или чуть больше, то может погибнуть. Или, например, у человека на том берегу мать умирает, а он опоздал на паром всего на тридцать секунд. Полминуты, это, ой, как много.
- А я всегда думал, что, к примеру, десять или даже пять минут, вот это действительно много, а что такое тридцать секунд? Вот мы с вами уже пять минут разговариваем, а, сколько этих тридцатисекундок прошло? Целых пять!
- А с математикой у тебя всё в порядке, - улыбнулся механик, поднимая какую-то гирю на верёвочке.
- Отец учил, - гордо ответил мальчик.
- Молодец. И ты, и твой отец.
- А у вас есть папа?
- Нет, вот ужо два года.
- Простите, я не знал, - потупил взор Р***.
- Да ничего.
- А кем был ваш папа?
- Механиком. Пятнадцать лет ходил он за этими часами, а до него полвека дед мой. Так что, как видишь, я потомственный механик. Когда был таким же маленьким как ты, вместе с отцом здесь бывал. Смотрел за ним, и учился. Ну, а потом, отец постарел. Тяжело было ему подниматься на такую высоту, и часы, с тех пор, чиню я, - мужичок поднял гирю. Закрепил её чем-то, и, снова выдохнув, произнёс, - ну, вот и всё. Теперь будут идти правильно, а через пять дней, я сюда вновь поднимусь.
- А почему через пять?
- Потому что за пять дней, вот эта гирька, - механик показал на висящий груз, - опуститься вниз. Ладно, пойдём отсюда.
Они спустились вниз по той же лестнице, и вышли на улицу. Как раз в это мгновение часы пробили полдень.
* * *
Шло время. Постепенно Р*** забывал и, в конце концов, забыл о том случае у башенных часов, и о механике. Когда нашему герою исполнилось осьмнадцать лет, собрав все свои скромные пожитки, он переехал жить в город, где снял квартиру и поступил в институт.
Дальнейшие мытарства его не представляют для читателя никакого интересу, по причине своей обычности, и банальности, поэтому разрешите мне сразу же перейти к основным событиям моего маленького рассказа.
В двадцать два года Р*** познакомился с девушкой, которая училась на соседнем с ним факультете, и, как не трудно догадаться, влюбился, а потом, получив однокомнатную квартиру, и женился. А через два года жена родила ему сынишку.
Но наступил сорок первый год. Год, когда, без объявления войны, фашистская Германия вторглась на советскую территорию, взяв курс на Москву. Наш герой отправился на фронт, а жена его вместе с ребёнком уехала в глубину России. Туда, куда ещё не могла дотянуться рука нацистов.
Два с половиной месяца Р*** успешно воевал за Родину, сражаясь в пехоте. Уничтожил несколько танков, и в ближнем бою убил одного из немецких солдат, чем заслужил уважение со стороны своих однополчан. В один из сентябрьских дней 41-ого года группа, которую он возглавлял, получила задание: подобраться, как можно ближе к располагавшемуся неподалёку вражескому стану, и уничтожить противника, не дав ему опомниться.
На задание пошли ночью.
- Когда доберёмся до места, - объяснял он группе, - рассредоточимся. Один из вас, это будешь ты К***, проберётся к дому, в котором, по информации из штаба, находятся, по меньшей мере, 20 немцев, и ещё три снаружи. У тебя будет двадцать секунд, чтобы незаметно успеть добежать до дома. После этого, если возникнут какие-то препятствия к выполнению задания, ты подашь нам световой сигнал, что будет означать отмену операции, и также незаметно вернёшься к нам. Если же всё будет в порядке, мы отсчитываем тридцать секунд после твоего ухода и открываем огонь на поражение. Таким образом, на всё про всё у тебя будет полминуты. Задание всем ясно?
- Ясно.
- Ясно.
- Ясно.
- Тогда идём в бой.
Когда добрались до места, рассредоточились. К***, еле заметным силуэтом, юркнул к дому, из которого слышалась немецкая речь и дружный гогот. Остальные остались на своих позициях в мучительном ожидании.
Р*** лежал на животе, и глаз не сводил с дома, ожидая, будет ли сигнал или нет. Сердце его бешено колотилось, как колотится сердечко ребёнка, который выкрал из кошелька монеты, и попался на месте преступления. Кругом стояла тишина. Лишь в кромешной мгле подавали голос сверчки, да в небе слышался отдалённый гул военных истребителей. Р*** приложил ухо к мягкой земле, и услышал, как она буквально сотрясается от взрывов, это означало, что в нескольких километрах отсюда идут ожесточённые бои. Ему показалось, что прошла целая вечность, а команды всё не было. Тем временем прошло всего лишь тридцать секунд.
И когда уже Р*** хотел отдать команду к открытию огня на поражение, послышалась русская речь с ужасным немецким акцентом. «Сдавайтесь! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!». Проклятый фашист кричал во всю глотку, как кричит в марте кот, ищущий самку.
«Засада», - мелькнула мысль в голове у Р***. Он велел открыть огонь, но после непродолжительного боя, когда был убит последний однополчанин, немецкие солдаты схватили его, и связали. Сомнений не осталось. Немцы знали о готовящейся операции. Их кто-то предупредил. Но кто?
Впрочем, с вашего позволения, я оставлю эти подробности в стороне моего рассказ, так как цель его совсем иная.
Р***, со связанными руками, разместили в сыром, мрачном подвале того самого дома, уничтожение коего планировалось ночью. Туда, куда, абсолютно без какого-либо стеснения перед человеком, иногда наведывались большие, мерзкие крысы. Впервые за всё это время наш герой подумал о том, чтобы лишить себя жизни, не дав фашистам порадоваться ценному пленнику. Через несколько дней (вот, где была настоящая вечность!) Р*** вызвали куда-то, как позже выяснилось на допрос. Солдат в немецком кителе со свастикой на рукавах и груди, скомандовал ему знакомое «шнеллер!», и зачем-то перезарядил свой автомат, направив его дуло в спину нашему герою. Видимо, сделано это было для ещё большего устрашения, а может, фашист просто боялся, что пленный сбежит или, по крайней мере, попытается совершить что-то подобное.
Через несколько мгновений Р*** оказался в помещении с одним окном, и деревянным столом, который стоял как раз под единственным окошком. Солдат велел Р*** сесть на стул, стоявший посередине комнаты, после этого вышел, оставив пленного наедине с немецким офицером, который, как выяснилось, неплохо разговаривал на русском языке.
Немец молчал, будто чего-то ожидая. Пару мгновений он смотрел на пленного своим холодным взглядом, как бы пытаясь запугать его ещё до начала допроса. Р*** отвернулся. Фашист улыбнулся, отчего выражение лица его стало ещё более мерзким и противным. Расхаживая по комнате, с ужасным акцентом, он начал задавать вопросы.
Р*** молчал, следя за маячащей перед глазами фигурой офицера.
- Что молчишь? – поинтересовался немец.
Но наш герой по-прежнему хранил молчание.
Офицер подошёл к столу, и извлёк из верхнего ящика револьвер.
«Всё», - мелькнуло в сознании у Р***. Холод прошёлся по его спине.
Немец приблизился к пленному и приставил револьвер к его виску, с таким же ужасным акцентом спросив: «Будешь говорить?». Но Р*** только молчал.
Немец взвёл курок и стал чего-то ждать. «Ну, стреляй же сволочь! – воскликнул в душе Р***, - Всё равно не сдамся. Мы родину не продаём».
Ему показалось, что прошла целая вечность, хотя минуло всего лишь десять секунд. От ощущения приближающейся смерти в памяти стали возникать картинки из детства. И он вспомнил тот летний день, когда повстречал механика, и разговор о тридцати секундах. На его лице появилась вымученная улыбка. И в этот самый момент Р*** услышал выстрелы, доносившиеся снаружи, и, до боли знакомое: «Дави гадов! Дави!».
Немец отвлёкся на мгновение, а пленный перехватил его пистолет и выстрелил ему в горло. Офицер упал замертво. Из его раны фонтанчиком полилась кровь.
Вот так закончилось недолгое пребывание нашего героя в плену. До войны он думал, что чудес не бывает. Теперь Р*** начинал в этом сомневаться. После этого он поклялся, что, если выживет, вернётся в деревню, и постарается найти того механика. Зачем, Р*** и сам не понимал, но просто хотел узнать, как сложилась его судьба, да и о своей рассказать.
Как задумал, так и сделал. Благо из войны вышел он живым и здоровым. И в один из июльских дней сорок пятого Р*** отправился на свою историческую родину. Он даже хотел не столько встретить старого знакомого, сколько посмотреть, что вообще представлял из себя его родной край после четырёх лет войны. Ещё на фронте он слышал, что после немецких бомбардировок от деревни почти ничего не осталось.
Вот наш герой добрался до места, где когда-то вырос, и застал руины вместо домов, и огромные воронки в садах. Если бы ему кто-нибудь сказал, что здесь была жизнь, он бы не поверил. Всё было разрушено почти до основания. Всё, что так долго строили его деды и прадеды. Только руины кругом.
Действительно, бывают же в жизни чудеса: лишь та самая башня с часами покосилась немного, да покрылась саженью со всех сторон. Стрелки уже не двигались, (что было естественным). И ничего уже не напоминало об их прежнем блеске.
Из рассказов жителей, выживших в периоды бомбежек, Р*** узнал, что тот механик (которого, кстати, звали Фёдор), как только началась война, тоже ушёл на фронт. Где, спустя два года, в июле 42-ого, героически погиб, бросившись, как Александр Матросов, на амбразуру.
Пожалел Р*** об этом, выпил рюмочки водочки за упокой отца, который положил жизнь ради общей победы, за механика, да и за всех убиенных товарищей. И лёг на ещё пахнущую порохом землю напротив башни, и задремал.
Во сне он увидел себя двенадцатилетнего, и мужичка; произнёс: «Дяденька, а вы были правы: тридцать секунд – это действительно очень много».
Механик улыбнулся и растворился в полуденный час.
Июль 2005 г.
«Конец»
