когда в глазах стареющей, напротив,
читаю изможденности следы,
где требованья к жизненности квоте
осели в вертикале борозды,
то приникая, собственно, к бессилью
перед могучим времени броском
в который раз взываю я к Мессии:
а что ж за той завесою, потом?!
скажи мне, сын Иосифа, - какого!?
мы маемся в острогах бренных дней,
храним в себе постылую совковость,
идя от бесприютности к беде;
владея миром всем, дрожим в приходах,
потея сокрушено тет-а-тет
и завершаем дальние походы
как водится, - к любимому, себе.
скажи Христос, хотел ли ты такого,
идя к доверившимся душам, по воде,
и сотрясая ветхие основы
любить, распятым всеми на кресте.
без обрамлений нынче, по вагонам
метро, между двоих или троих,
по лицам изможденным, серотонным,
по замкнутой пульсации в крови
я чувствую Господь твои поклоны, -
прими ж и мой...с вопросом во плоти.
манжетного драже размеченный расчет
по вызженной степи,
где гари нет приюта
несут, несут ветра
на тыщи верст вокруг,
и хочется запеть
верхами абсолюта,
чтоб древко вновь в руке,
над головой хоругвь,
чтоб вглядываясь в дни
бунтующего "мало"
на выездной сюжет
картины "что есть что"
узнать о чем саднит
дыханье сеновала
в манжетного драже
размеченный расчет.