19. Импрессионизм (Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))

Луноликий Петрушин, по своему физиологическому устройству, был ярко выраженной совой. Это означало, что для Луноликого Петрушина не существовало наказания горше, чем раннее, или вообще утреннее, пробуждение. В такие моменты реальность исчезала, мир искривлялся, и он ощущал себя маленьким, слабым, несчастным ребенком, затерявшимся в злом и страшном жизненном лесу. В этом лесу таится омерзительное существо по имени Беспощадная Необходимость, оно крадется по следу, настигает, так что надо со всех ног бежать, прятаться, искать помощи…
У-ааа!.. У-ааа!..
Так плакал Луноликий Петрушин, проснувшись от душераздирающего звонка будильника.
И помощь пришла! В лице Безграмотного Фригидного Зайчугана.
Безграмотный Фригидный Зайчуган, вообще, была существом неопределенной внутрисуточной ориентации, и понежиться в постели – тоже не дура. Но, в силу своего женского начала, а следовательно, большей выносливости, вставала, как правило, раньше Луноликого Петрушина.
Безграмотный Фригидный Зайчуган пришла на помощь. Она сварила Луноликому Петрушину кофе, наполнила ванну и сладко его почесала везде. К своему удивлению, Луноликий Петрушин почувствовал прилив сил, бодрость, сдержанный оптимизм – словом, как Степа Лиходеев после второй стопки от Воланда.
И Луноликий Петрушин повадился так просыпаться всегда. А Безграмотный Фригидный Зайчуган исправно возвращала Луноликого Петрушина в реализм.
Но со временем… С мельчащим течением дней… О, женщины! Вам имя – вероломство! – сказал Шекспир, и я удивляюсь – откуда он все знал?
Короче говоря, Безграмотный Фригидный Зайчуган стала полениваться. Отлынивать. Халявить. То кофе у нее убежит, то вода в ванне горячеватая… А то напустит на себя задумчиво-усталый вид – не до тебя, мол – и почешет небрежно и не везде…
Ну и, по всем законам нашего ирреального мира, случилось, наконец, и страшное.
– Отстань! Надоел ты мне со своим у-а! – безжалостно сказала Безграмотный Фригидный Зайчуган однажды и продолжила тщательно перекладывать в шкафу с места на место свои многочисленные брючки.
Луноликий Петрушин окаменел. Заледенел. Сплющился. Во весь рост поднялся перед ним ужасный жизненный лес, без просвета и тропинки, бесконечный и грозный, с отвратительной Беспощадной Необходимостью. А где-то на опушке сознания копошилась в шкафу чья-то сгорбленная неприглядная фигура.
– Кто здесь? – в испуге вскрикнул Луноликий Петрушин.
Безграмотный Фригидный Зайчуган распрямилась, подошла к кровати и с иронией уставилась на Луноликого Петрушина.
– Ф-фу… – выдохнул Луноликий Петрушин, промакивая подушкой чело. – Какая ты некрасивая… И как это меня, героя и Аполлона, угораздило с тобой…
– Петрушин, – улыбнулась Безграмотный Фригидный Зайчуган. – Я-то может и некрасивая, а вот ты, вообще – всего лишь плод моего воображения!
…Луноликий Петрушин сварил себе кофе, принял ванну, почесался и решил: «А ну ее!.. Надо соглашаться. Вдруг меня без Зайчугана на самом деле не существует?»