Разговорник ей принес я. Взяв книжицу, Липа расхохоталась. Причину истерики я понял, войдя в банкетную залу – на столике возвышалась стопка русско-испанских разговорников, подаренных другими гостями.
Я поприветствовал собравшихся… И вздрогнул! На меня смотрела она, звезда бесславной юности моей – Онегина. Я был когда-то в нее влюблен… Безмолвно, безнадежно… То ревностью, то робостью томим…
В начале 90-х мы с ней были артистами в одном из «авангардных» театров. Веселое было время! Люди хотели делать прогрессивное искусство, но представление о «прогрессивном» имели весьма смутное. Вот типичный «авангардный театр» тех лет: по сцене, среди странных декораций, беспорядочно бродят странные дяди и тети, одетые в странные костюмы, издают странные звуки и совершают странные телодвижения… Недавно видеозапись одного из спектаклей смотрел – обхохочешься! Впрочем, детишкам нравилось…
Я работал на стройке, учился ремеслу и уже неплохо зарабатывал. Но чего-то мне не хватало в жизни, если однажды я притащился в старый подвал, прочитав объявление: «ищем актеров». Люди в театре собрались разные... Была среди нас даже хозяйка интим-клуба, Ленка. Ей этот бизнес любовник-бандос подарил, в качестве отступного, когда к другой уходил... Вы знаете, какого типа женщины нравятся криминалам? Вот именно: правильные пацаны предпочитают правильных блондинок! Перед этой Ленкой даже Памела Андерсон померкла бы! И у Ленки все было свое – ни грамма силикона. И вот эта шикарная Ленка вдруг в меня втюрилась! На благосклонность подобных девушек я никогда особо не рассчитывал. Кто я такой для них? Не престижный, небогатый, хуй безлошадный. А Ленка всячески заигрывала со мной, попой вертела, грудью колыхала перед самым моим носом. То на машине до дому подбросит, то на «кофе с последствиями» намекнет… А я ей взаимностью ответить не мог. Потому что пылал страстью к Онегиной! Которая рядом с Ленкой – серая мышь. Но я уже тогда любил женщин не столько за внешность, сколько за неординарность, за внутренний огонь… Ленка однажды не выдержала и обиженно выпалила в сердцах: «Мужчина ты или нет?!» У нее просто в голове не укладывалось, что кто-то ее может не хотеть! Ее, ради обладания которой самые крутые мачо современности предпринимали поистине титанические усилия – строили финансовые пирамиды, торговали контрабандной селедкой, взрывали друг друга… И все ради того, чтобы такие, как Ленка, им давали! А тут нате – она сама себя предлагает, а я не беру… (Сейчас бы я поступил просто: спал бы ради удовольствия с Ленкой, и это ничуть не мешало бы мне вздыхать по Онегиной. Но тогда во мне романтизма было больше, чем цинизма!)
Мой артистический дар проявлялся весьма странным образом: я способен был стоять на сцене совершенно неподвижно, даже не моргая, застыв в какой-нибудь позе, как манекен, до самого конца представления. Мой рекорд – 65 (!) минут. Авангардные режиссеры эту мою способность ценили высоко… Я деревенел, уставившись в одну точку, впадая в некое медитативное состояние, а вокруг меня кружились полуголые актрисы. Скромные, по сравнению с Ленкиными, формы Онегиной вызывали во мне, однако, сильный трепет. А сексуальное влечение способствует пробуждению творческой энергии, это не новость. Как учил своих студентов советский поэт Михаил Светлов: «Пишите, пока хуй в стенку упирается!» И вот, стоял я, оцепенелый, а в моей голове рождались лирические строки. Некоторые я потом записывал. Эти рукописи, к счастью, потерялись, но одно четверостишие всплывает в памяти: «Выйду на улицу,// Гляну окрест, // Сяду на лавку, // Лапти сплету…» Какие, к черту, лапти? Не плел я их никогда! Даже в руках ни разу не держал! Я показал «пробу пера» авторитетному Андрею Левкину, который захаживал в наш подвал. Мэтр пробурчал нечто невнятное… Я так и не понял, благословил он меня или послал?..
И, увы, я не заманил тогда Онегину ни на одно свидание! Приглашал, наверное, слишком жалобным тоном, а ведь женщины любят властных… А потом она уехала в Нью-Йорк… И вот, спустя годы, сидит рядом со мной и вопросительно смотрит мне в глаза. Все так же соблазнительна, как и раньше, каждой клеточкой источает она сексуальные флюиды. Уже не девочка, но зрелая женщина, во всем своем великолепии! Знает ли она, что я когда-то вожделел ее? Конечно! А я подливаю ей шампанское в бокал и думаю: «Я вас любил! Любовь еще, быть может, в моей душе угасла не совсем?»