На третий день Коля о работе думать перестал.
На второй до него бумерангом долетали какие-то смски из города, но возвращались обратно только сообщением «доставлено».
А вот на третий день, с утра, как подальше уехали и телефон ловить перестал – так и всё.
Как и не было никакой работы.
И города тоже не было.
Ну, Коля, конечно, знал, что на Алтае так и положено. Не в первый раз ездил.
Но все равно – проверил.
Пошел, раздвигая своим упитанным организмом темнеющий воздух, на белый шум реки.
Долго выбирал камень поудобнее, чтобы попу не колол.
Сел.
Начал думать о работе.
Но река шипела на него, заставляя быть потише.
Коля кивнул - мол, не боись, это я так, в порядке эксперимента.
Еще немного поерзал на своем камне и затих.
Река болтала без умолку. И так тараторила, что ни слова было не разобрать.
Но Коля не прислушивался Он просто слушал.
Двадцать лет в браке довели этот прием до совершенства.
Он согласно кивал реке головой, и она продолжала заливаться, попутно споря с камнями, и даже иногда переворачивая особо непокорных.
Она так увлеклась, что не обратила внимания, когда Коля с резким кряхтением поднялся, и пошел обратно к костру.
Она даже стала говорить немного тише – по крайне мере так казалось Коле по мере отдаления от реки…
… Так, несомненно, казалось бы Коле, будь он был романтиком.
На самом-то деле Колян просто отошел отлить, и решил посидеть у речки; а то целый день уже на Алтае, а кроме гор из окна машины и стакана в руке ничего не видел.
Про работу, действительно, не думалось; но выпивший Коля и в городе-то не особо пропускал работу в мозг.
Коля уже десять лет двигался по удобной и прямой дороге начальника отдела продаж; его трение на работе было таким малым, что все эти десять лет он катился по инерции, опровергая все законы физики.
Но ты молодец, Коля!
И все у тебя будет хорошо!…
…шептала ему вслед речка…
…Тьфу ты! Не будем опошлять Николая романтикой… К тому же сам он в это понятие вкладывал в лучшем случае «не рыгнуть после выпитой бутылки пива, пока жена в комнате, а дождаться, когда она выйдет…»
Может, речка, что и шептала, но все это было только досадной помехой Коле, чтобы услышать:
- …яаааан! …ляяяаааан!!!!
Коля сделал еще несколько шагов…
- Коооляяяяяаааан!
- Да тут я… Что так орать… На минуту отошел…
Серега сунул ему в руку белый хрустящий стаканчик. Коля с легкой брезгливостью посмотрел его на просвет.
Понюхал.
- Что тут нюхать! Пей, только тебя ждали!
С неприятным одноразовым хрустом сдвинули стаканы.
Брезгливо щелкнул костер.
Выпили.
Выдохнули.
- На природе сколько угодно можно выпить! – покосившись на жену, констатировал Вова.
Жена молчаливо согласилась с этой доктриной.
- Так давайте по второй!
Выпили по второй.
Костер, два подвинутых бревна, три семейных пары.
…В пять утра подъем, весь день гнать две машины, чтобы к вечеру сидеть там, где не ловит этот проклятый телефон, где звезды ночью размером с кулак маленького астронома, а о луну можно удариться головой, если резко встать.
В котелке булькает мясо марала, купленное на перевале у охотников. На клеенке небрежно разбросана зелень.
В реке, в пакете, придавленном большим камнем, лежит водка, и это лучший холодильник. Потому что ноги в этой реке сводит от холода, а в холодильник никто ноги не совал и не будет, и неизвестно, как они там себя будут вести; значит река – лучший холодильник!
И ни одного человека в пределах видимости.
Да, там, где-то за поворотом реки, стоит еще один лагерь, но мы их не видим, и значит их нет.
Такая система построения мира принята за основу.
И точка.
И верится, что фраза «хорошо сидим» придумана именно здесь!...
…Так, стоп, река! Опять началось!...
-…Как ты думаешь, Колян, какого размера эта гора?
- Какая?
- Да вон, за твоей спиной!
- Эта? – с хрипотцой, связанной с трудным перекручиванием своего тела назад уточнил Коля.
- Ага…
- Да кто ж ее знает… Ну, небольшая…
- Скажешь, небольшая! Большая нормальная гора! – обиделся за гору Вова, будто лично ее насыпал. – Метров пятьсот в высоту!
- Да какие пятьсот… - скривился Коля – Ты себе пятьсот метров представляешь? Это полкилометра, между прочим…
- А сколько, по-твоему?
- Ну, метров, семьдесят, сто от силы…
- Да ну брось…
- А что брось? Поставь рядом с ней мысленно три девятиэтажки друг на друга… Они как раз метров по тридцать… Вот, типа, девяносто и будет…
- Может, проще мысленно поставить рядом с горой километровую линейку, чтобы вообще без вопросов?
Коля еще раз оценивающе посмотрел на гору.
Развернулся обратно к костру.
- Не больше ста метров, я тебе говорю…
- Да это же природа! Простор! Тут другие ощущения!
- Ну, за ощущения! – вклинился в разговор Серега, явно не предрасположенный измерять горы, и протянул спорщикам по полстакана.
Мужики выпили, по привычке чуть скривились, и захрустели редиской.
Вова выдвинул вперед руку, поднял большой палец, закрыл один глаз и снова стал смотреть на гору.
- Что такое?
- Теоретически, если измерить расстояние до горы, то можно, исходя из пропорций, вычислить ее высоту…
- Да далась тебе эта гора! – вмешалась в разговор Вовина жена.
- Нет, ну интересно же!
- А мне кажется, Коля прав… - с одной стороны заступаясь за мужа, с другой – явно раздувая спор, сказала жена Николая. – Не очень большая гора.
- Да как же не очень! – как сухая березка вспыхнул Вова. – Вон, смотрите, за ней гора торчит – так на ней даже снег наверху лежит!
- Так это обман зрения! Эта гора знаешь, насколько дальше?
- На сколько? Тоже на сто метров?! Теперь девятиэтажки будем горизонтально укладывать? – съязвил Вова.
- Парни, да хрен с ней, с горой!
- Нет, погоди! Давай так! – Колян поднялся с бревна. – Мы гору один фиг не измерим. Поэтому предлагаю вариант – если я за полчаса на нее заберусь и тебе оттуда помашу – то я выиграл. Ты же не будешь спорить, что за полчаса на полукилометровую гору я не залезу?
- Коля, ну что ты придумал… - вяло обозначая беспокойство сказала его жена.
- Да ладно, Лена, что такого… Не скала же… Нормальная пологая гора… Мелкой травой поросла. Небольшие физические упражнения мне не повредят…
- Ну куда ты пойдешь, уже темнеет…
Апатичные противоречия жены, как водится, еще больше раззадорили хмельного Колю. Он чувствовал себя Сизифом без камня; то есть вполне способным покорить эту вершину без лишних хлопот.
- Я согласен. – кивнул головой Вова. – За полчаса поднимешься – бутылка коньяка с меня…
- Ну, мужики! – засуетился Сергей. – По маленькой – и приступим?
Выпили.
- Засекай! – небрежно бросил Коля, и бодрым шагом пошел к горе…
- …Ага… Полкилометра… Измеритель хренов… - бормотал Колян, идя по желтому, выжженному дневным солнцем, лугу. – Да я за десять минут на нее зайду…
Становилось темнее.
А гора все не начиналась.
Ну, это он так думал.
Идти становилось все труднее и труднее. Сердечко возмущенно побухивало, не привыкшее подниматься куда-либо без лифта.
Оглянувшись, Коля понял, что на самом-то деле подъем уже вовсю идет. И где-то внизу, у маленького, размером со светлячка, костра, сидели пять человек. Но отсюда трудно было разобрать, что именно они делают.
Да и ладно!
Снова посмотрев вверх Коля понял, что идти еще, мягко говоря, до хрена. Но часы оставляли ему целых двадцать минут на подъем. Значит все пока хорошо…
…Трава, издалека казавшаяся мелкой и подстриженной, на самом деле была Коле по пояс. Перемезаясь, он хрустел как медведь в сухих кустах. Одни насекомые отпрыгивали от него в панике в стороны, другие, напротив, слетались к нему со всех окрестностей.
Грохот его сердца заглушал мат его рта.
Уже три раза он падал, наступив в высокой, неприветливой траве, на камень.
Все было против него.
Желание пожрать на ночь, пиво под футбол и привычка курить натощак.
Он понимал, что оттуда, снизу, он смотрится вполне прилично. Ведь с такого расстояния не слышно этой дикой одышки и бессмысленной ругани.
Хотя как – прилично? Настолько, насколько приличным может выглядеть сорокалетний мужик, карабкающийся в какую-то идиотскую гору за бутылку коньяка…
…Дурак…
Трава неожиданно стала меньше, а гора круче. Коля иногда начинал ползти на четвереньках. Стало уже почти совсем темно, хотя солнце угадывалось где-то за горами. Резко стало прохладно. Пот заливал глаза. Вокруг гудели насекомые. Коля испугался суслика. Суслик испугался Колю. Вот уже. Немного. Бросить все, к чертовой матери. Порвал штаны. Кашель, аж легкие к горлу. Сколько пульс? На хрена мне всё. Сдаться стыдно. Надо лезть. Совсем темно. А как обратно? Фу… Ух… Ччерт. Надо. Пусть дольше. Зато залез. Залез.
Залез!!!
Коля рухнул на траву.
На часы он смотреть не стал. Это было неважно. Ясно, что больше получаса. Намного больше. Но залез!
Залез!
С трудом он сел.
Организм ругался пульсом и кашлем.
Коля посмотрел вокруг.
Вокруг была такая красота, что хотелось материться.
Коля так и сделал, потому что не был Паустовским и по-другому природу описывать не умел.
Он помахал куда-то вниз, как и договаривались.
Видели его или нет – было совершенно неважно.
Его окружали горы куда большие, чем та, на которой он сидел.
И это было не описать.
В расщелине двух скал неожиданно показался малюсенький кусочек заходящего солнца и мгновенно ослепил Колю.
Он сидел в лучах своей славы. Своей собственной, потому что этот кусочек солнца светил только ему. Внизу было уже совершенно темно. И вправо было темно. И влево…
И вообще.
И это был самый лучший момент в его жизни…
…Только Коля об этом не знал.
- Долбанный я дебил!... Завтра, ссука, ноги будут болеть, как у лошади… Еще и коньяк просрал… Създил, бля, на Алтай!... Ну я дурраак!
И с матами, иногда падая, Николай полез вниз.