Я подошёл к одной ограде, похожей цветом на газон.
Моё внимание привлёк имён знакомых длинный список.
Из них к кому-то был я близок, от большинства же был далёк.
В том списке не было меня. Я огорчился, но не сильно.
В раздумьях о поездке в Вильно и Дерпт, уныние гоня,
Собрался дальше я брести, однако вдруг увидел рядом
С собой мужчину с мрачным взглядом. Могло ли мне так повезти?!
Не находя уместных слов, глядел я молча на поэта.
Да, я узнал его, ведь это не кто иной, как Гумилёв!
Он тоже не нашёл себя в довольно длинном этом списке.
«Мой друг, пойдёмте, выпьем виски», - сказал он, галстук теребя.
И мы отправились в кабак. В нём оказались, большей частью,
Собратья наши по несчастью. Лакали водку и табак
Курили все, кто были там, кого подобно нам, мы знали,
Не будет в том полуфинале: Есенин, Брюсов, Мандельштам,
Волошин, Северянин, Блок, Введенский, Хлебников, Иванов,
Цветаева, другой Иванов… Пуская кольца в потолок,
Утратив всякий пиетет, они последними словами,
И посылая к чьей-то маме, ругали весь оргкомитет.
Я выпил рюмку или две, а после, вместе с другом Колей
И восклицанием: «Доколе?!», пешком отправился к Неве.
Бредя по набережной, мы глядели в окна ресторана.
Хотели внутрь, но охрана нас не пустила. Мы из тьмы
Смотрели, как из-за кулис, туда, где не было печали,
Где графоманы отмечали своё включение в лонг-лист.
Блуждали мысли в голове о продолжении попойки.
Вернулся я в свой дом на Мойке и пил неделю. Или две.
Когда закончилось бухло, я снова выбрался наружу
И в магазин побрёл сквозь стужу. Весь Питер за ночь замело.
И тут внезапно за спиной услышал я трамвайный грохот,
А также чей-то злобный хохот. Я обернулся. Предо мной
Был он... Читатель, не зевай! Нет, это был не медный всадник
С копьём, а, что ещё досадней, пустой взбесившийся трамвай!
Я сразу бросился бежать. А что ещё мне было делать?!
Я был напуган до предела, а потому прошу не ржать.
Примчался я в какой-то двор и спрятался в сыром подвале.
Найти, я думаю, едва ли меня смогли бы до сих пор,
Когда бы сам не вышел я на свет, как говорится, божий
Дня через два (возможно, позже), смущённый качеством жилья.
Подозреваю, что во сне лицо свирепой, кровожадной
Вагоно-свят!свят!свят!-вожатой ещё не раз приснится мне.
На вас рассказанное мной тоску, быть может, навевает,
А я с тех пор боюсь трамваи и обхожу их стороной.
(апрель 2008)
