глава, в которой рассказывается о строительстве стадиона для дошкольников, предприниматель Мирзоев знакомится с воспитательницей из детского садика, а старик Корнеев узнаёт свою внучку среди детворы, приходившей на экскурсию
Не технологический перерыв - запой. За простои не платят. Глаза прояснялись медленно, но все же похмельный синдром отступал, и однажды творчество наполнило вакуум опустошённого духа. Захрустели суставы, сошёл нездоровый пот, - ожила бригада, очухалась….
- Верёвку давай, - орал Абрам Моисеевич на объекте, выполняя разбивку периметра стадиона, который стоял на повестке дня у Мирзоева. Предприниматель строил его в подарок детям около дома, где проживала его семья.
Закрывали форточки все хозяйки в округе. Эхо производственной брани тревожило уши близких. На свет появлялся развеерившийся шнур с узелками вместо шкалы, отмерялись искомые дециметры, и уходила из тела последняя пьянь – художественная кладка росла, поднимаясь в небо.
Корнеев перемешивал лопатой раствор, сортировал кирпичи по цвету и выкладывал из них замысловатые пилястры. Но более ему понравилось охорашивать их расшивкой. Старик натирал замерзающие швы до черноты, чтобы они контрастировали со светлым кирпичом. Да и красный кирпич – пережжённый и хрупкий неплохо смотрелся в таком обрамлении, получая необходимый запас прочности от уплотнённого раствора. Издалека корнеевские художества казались торжественными и строгими. Моральное удовлетворение от творчества поднимало тонус у обездоленного человека.
Мирзоева мучил грипп. Однако он бывал на объекте не раз в течение дня. Как-то, к концу рабочей смены, когда у строителей окончился раствор, но они ещё делали вид, что заняты производством, к Мирзоеву подошла воспитательница из детского садика, который был рядом. Её любознательные питомцы облепили старый забор и галдели наперебой.
- Красиво!.. Дяденьки, это нам?!
Заштопанные рабочие напоминали им артистов, а инвентарные подмости - театральную сцену. По праздникам в садик наезжали факиры из доморощенного цирка и показывали фокусы. Вязали узлы на длинной верёвке, глотали её, а потом - доставали на свет из кармана у какого-нибудь пучеглазого папашки, делающего вид, что ничего не знает об этом. Дети любили такие праздники.
- Что вы строите, дяденьки? – кричали они рабочим, искренне веря в чудо. Самые непоседы из них сидели на заборе и хлопали в ладоши. Послушные улыбались сзади. Стоя на земле, они размахивали руками в надежде, что их не забудут при раздаче улыбок.
- Кыш отсюда малява, - сварливо сказал Абрам малышне, – а то сотрёте глаза от любопытства. И куда ваша мадам только смотрит?
Он лукаво покосился в сторону воспитательницы. Молодая женщина флиртовала с боссом. Она пытала у Мирзоева то же, что и дети, зная, что ей ответят по существу, а не криками.
- Что вы здесь строите, Анатолий Геннадьевич?
Тот оглядел её с головы до ног и оценил привлекательность молодицы: «Ох, и хороша, зараза!», - достал носовой платок, откашлялся, восстанавливая осипший от гриппа голос.
- Вы посмотрите, как зачарованно смотрят дети, - кокетничала женщина.
- Здесь будет спортивная площадка, – начал Мирзоев, - каток залью, а летом, - его голос окреп: - у меня будет футбольное поле и команда. Вот на этом месте я построю трибуну для почётных гостей!
Он ударил ногой по наледи, где стоял и прошептал, наклоняясь к лицу подруги. - Как мы будем с вами смотреться?
В прошлом Мирзоев был капитаном футбольной команды города. Многие из его товарищей, до старости плененные этой игрой, не нашли места в жизни - спились, гоняя мяч по задворкам до самых седин. При новой власти они остались не у дел, потому что прежняя – советская власть содержала их на производстве, не понуждая трудиться. Спортсмены приходили в цеха только за зарплатой. Во время смены общественно-политических формаций их прогнали по сокращению штатов, опозорив публично за кучерявую в жизнь. Но Мирзоев не бросил своих вчерашних коллег на произвол судьбы и привлёк их к работе «…на светлое будущее России». Сегодня герои вчерашних дней ковырялись в грязи под руководством у Абрама и Серёги, более горьких пьяниц, чем сами, ожидая щедрот от капитана команды, а тот умело пользовался авторитетом, выдавая зарплату как благо «…в тяжёлый финансовый год».
- Подрастающее поколение должно окрепнуть в честной борьбе и научиться ковать успех, - рисовался Мирзоев перед новой знакомой.
- Очень правильная парадигма! Значит, мои малыши вырастут чемпионами, и мы будем ими гордиться?..
- Да-а!.. – зарычал хозяин. - Детские турниры станут массовыми, - он разгорячился и, бия себя в грудь, заорал, не замечая того: - победителей жалую… Патефоны дарю, игрушки… Я родине помогаю подняться на ноги после семидесятилетнего коммунистического разбоя!
На этой торжественной ноте Мирзоев поправил на животе пальто.
- Вот он какой - настоящий капитализм! – сказала женщина. - Дожили мы, наконец, до его развития и увидели счастье... Вы - Савва Морозов!.. Вы - меценат!..
Историческая параллель сделала флирт неотразимым. Сердце у героя растаяло.
- Ну, что вы, что вы…
Он покраснел. Комплименты достигли цели. Мирзоеву захотелось взять эту женщину в охапку и унести её в бар, чтобы продолжить знакомство наедине, в интимной обстановке. Он начал пересчитывать доходы от водки, которую выдал недавно рабочим на праздники вместо аванса.
- На двадцать рублей накину на каждую бутылку должникам. Оштрафую их за прогулы и высчитаю за жилье в дни запоя в полуторном, а то и в двойном размере, скажу, что поднялась квартплата, откуда им знать на сколько. И на горнолыжную базу - заниматься любовью… Жене объясню, что искать подряды…
Супруга Мирзоева подъехала внезапно и резко затормозила перед увлечёнными беседой людьми. Заледеневшая лужица лопнула, и брызги из под колёс автомобиля серым дождём легли на детские лица. Воспитательница отпрыгнула в сторону, «меценат» оступился и упал.
- В рот тебе кириешки! – сказал он супруге, поднимаясь с колен.
Между тем Светлана Михайловна захватила инициативу.
- Нигде не знают про твою дерьмовую спортплощадку. Им только налоги давай!.. И еще одна напасть – пенсионная реформа, весь город знает, что ты пригрел нелегалов, которым не платишь на старость.
- Сволочи! – обратилась она к рабочим. - Помойте машину!
Озадаченные супруги покинули стройку. Ушли решать уставные вопросы о пенсиях, а гастробайтеры начали вытирать капот автомобиля.
Воспитательница осталась в тени. Приятная беседа окончилась, и торчать на стройке не было смысла.
- Дети!.. Пора на ужин, - голос у неё стал металлическим. - Отряхнулись, построились и пошли.
Вожатая наводила порядок: дергала малышей за капюшоны, подталкивала рассеянных в строй, вытирала чумазых от грязи, которой их обрызгала машина.
«Какие они разные, - задумался Корнеев, - без вины виноватые дети должны выживать, поедая друг друга в общественных формированиях».
Передние были лучше одеты. Было заметно, что родители у них имеют достаток. Малыши резвились в парадной одежде. Дорогие, аккуратно подогнанные пуховички даже в пасмурную погоду смотрелись весело. Пёстрые, важные - они стояли в первых рядах колонны, получая больше внимания от взрослых, нежели другие Их окликали по имени и хвалили. В России величие отцов почитается в наследниках – патриархальный уклад.
Однако борьба за лидерство имела место. Более скромные в нарядах, но крепкие мальчишки держались сзади. Обгоняя передних, они ликовали. Но божественная рука педагога восстанавливала иерархию. Народные вожди водворялись на место, где были ранее.
Третьи были творцами. Им доставались и охи, и ахи, и подзатыльники. Они носили штопанные штаны и стиранные старые куртки. Тумаки переносили как должное, но продолжали осваивать мир, а не бороться за первенство. Не то, чтобы их родители были невнимательны к ним, наоборот, зная повышенную активность любимого чада и его тягу к естествознанию, дорогие наряды берегли для праздников. Большинство населения и доныне живет от зарплаты к зарплате, от заплаты к заплате…
Последние были слабыми. Они пугливо вжимали голову в плечи при каждом окрике воспитательницы, зажмуривались, когда кто-нибудь из более сильных замахивался на них, давали робкий отпор и плакали. Их цигейковые старые шубы топорщились на морозе, как иголки у дикобраза. Малыши их скребли, приглаживали ручонками, охорашивали торчащий мех, очищая его ото льда и грязи… А родители?.. Все равно укоряли этих детей в неряшестве, отказывая в покупке игрушек.
Воспитательница дважды пересчитала по головам питомцев, раздала оплеухи зевакам, и по команде:
- Вперед! – детский парад двинулся в сторону двухэтажного особняка, обходя стороной большие лужи.
- До свидания, дяденьки, - кричали малыши.
Одна небольшая девчушка долее других рассматривала арку, которую доделывал Корнеев. Уходила неохотно, оглядывалась и спотыкалась, когда её целеустремлённый напарник спешил на окрики старших, боясь получить нагоняй за отставание.
- Тоскует, девчонка, - решил Корнеев. - Вот и я так же задыхался и рвал цепями руки в ожидании приговора. Носился из угла в угол по тесным камерам тюрем. И далее - по клеткам лагерей. А ночью… глядел из-за колючей проволоки в окна городских домов - их свет был холоден, как звёзды на небе. И далёк…
- До свидания, дети! – крикнул старик. - Радости вам и сказок!
Строй растянулся. Ближе к двери усадьбы дети уже забыли о недавней экскурсии. Другие интересы волновали умы дошкольников: как быстрее раздеться и завладеть любимой игрушкой. Толкая друг друга, шебутная армия штурмовала крыльцо усадьбы под суровые окрики нянек. Только девочка всё ещё грустно поглядывала на стройку, и последней протиснулась в тяжёлую, окованную металлом, дверь… Корнеев узнал её и вздрогнул... И почувствовал себя виноватым… Смахнул рукавицей слезу и отвернулся: от людей, от бригады, скрывая слабость. Это была Танюша.
- По домам, – закричал Абрам Моисеевич на всю Ивановскую улицу
Рабочий день подошёл к концу – старики очищали кельмы.
