В советские времена существовали такие специальные люди, которые решали, что советским людям полезно читать (смотреть в кино, слушать на пластинках etc), а от чего их следует оградить. Им за это зарплату платили. По каким критериям отбирали они «публикабельные» произведения, мы все смутно догадывались. Поэтому с одной стороны оказаться «публикабельным» было вроде бы не совсем прилично: ты что же, про родную Партию рифмуешь? Или безобидную серую жвачку гонишь?
Повторяли, как заклинание, Галичевские строки:
«Эрика» берет четыре копии.
Вот и все. И этого достаточно...
Популярны были не те книжки, что берут в библиотеке или покупают в магазине: рискуя испортить глаза, читали мы бледные ксерокопии Булгакова и Набокова, перепечатывали на машинках Бродского, «Лебединый стан» Цветаевой, «Реквием» Ахматовой...
Но собственная безвестность и «подпольность» все-таки не слишком радовала. И не только меня...
«Печально удачу искать за кордоном,
печально однажды проснуться на нарах.
Печально стихи в переплете картонном
печально издать в четырех экземплярах»
(В.А. Лейкин)
«Ох, как мне хочется, взрослому,
потрогать пальцами книжку
и прочесть на обложке фамилию
не чью-нибудь, а мою!»
(Александр Галич, «Песня про велосипед»)
Был и у меня такой стишок, грустный и неприхотливый, нерифмованный даже, вроде и не совсем стишок – ближе к прозе...
закрываю глаза - и уже представляю себе
эти строки - печатными буквами - в тоненькой книжке,
книжка стоит пятак,книжка так изумительно пахнет
типографией и неразрезанной белой бумагой,
книжка пахнет поэзией,имя мое на обложке,
некто книжку с прилавка берет и небрежно листает,
натыкается чисто случайно на эти вот строки -
закрываю глаза и уже представляю себе,
как слегка удивится в начале стиха этот некто,
удивится,что стих начинается с маленькой буквы,
опечатка, - подумает, - но,если он дочитает...
и хоть это - пустые мечты,просто вечный мираж -
закрываю глаза и уже представляю себе ... ( см. начало)
... Помню, как посылали мы свои рукописи на какую-то Северо-Западную Конференцию молодых литераторов. Механизм был вроде бы такой: «маститые» советские литераторы просматривали подборки и выбирали тех, кого хотели бы видеть в своем семинаре. Моя подборка никого из них не заинтересовала. Если честно, я тогда расстроилась. Во-первых, говорили, что потом всех участников Конференции напечатают (ни черта подобного!), а во-вторых, как-то обидно было: это что ж, так-таки ни одному из будущих руководителей семинаров ни один мой стих не приглянулся? Тогда, кстати, и написались у меня два довольно ехидных стишка. «Рабочее название» первого было очень длинным: Навстречу очередной Конференции Молодых Литераторов Северо-Западного региона, подзаголовок – Из старых шотландских песенок.
Купите лук, Амуров лук
И всех волхвов с дарами,
Публичных сук, веревку, сук
И гусли с гуслярами,
Купите рок и катерок,
Петрушку и морковку,
И котелок, и шерсти клок,
Подружку и Петровку,
Купите квас, купите класс,
Купите то и это...
Купите нас! Купите нас –
Талантливых поэтов!
Второй был вовсе без названия.
Одним - перо, другим - пари,
Один - пират, другой - парит,
Кому - хвала, кому - халва,
Вот этим - слава, тем - слова,
Тот - Гулливер, те "вери гуд",
Тот - старый гад, тех - стерегут,
Кому - рога, кому - "ура!"
тем - гонор, этим - гонорар... ( 26.10.81)
Таня Гаенко и Кира Румянцева решили не ждать милостей от советских издательств и основали журнал «Просвет». На папиросной бумаге (чтоб пишущая машинка брала больше копий), в картонных скоросшивателях в качестве обложки.
«Просвет» был прообразом сегодняшних свободных литературных сайтов (типа Стихи.ру): никакого «редакторского произвола» и «вкусовщины», всякий имеет право сказать свое слово, то есть поместить свои произведения на папиросной бумаге под общую картонную обложку. Получилось в итоге, естественно, то же, что и со всеми такими сайтами: пока долистаешься до чего-то достойного – вконец утомишься... Один из номеров «Просвета» я прочла от корки до корки – и не «запала» ни на одно стихотворение! Помню, тогда я спорила с девчонками, пыталась доказать, что не надо издавать в «самиздате» всякую ерунду - этого добра в любом магазине до черта, по 10 копеек за сборник... в общем, история появления на свет следующих стихов понятна. Осталось только сказать, что «на последней странице обложки» (то есть сзади на скоросшивателе), где обычно у книжек – выходные данные, было напечатано: «Общество Слепых Латв. ССР». И так это мне показалось символично и «знаково»!
Общество слепых.
Пускай общественным сознаньем
Разит от бытия толпы,
И общество поднимет знамя,
И общество - с дубьем - за нами,
Все это общество слепых.
" Ну, диссидентская паскуда,
Валяй,горбатого лепи!
А после мы покажем удаль..."
- А вы, товарищи, откуда?
И вы - из общества слепых?
А мы - как все, из тех сословий,
Лишь малость менее глупы,
Мы, правда, ищем смысла в слове,
Но - плоть от плоти, кровь от крови
Того же общества слепых.
Пускай нам попеняют: " Вы -де
Свернули с правильной тропы!"
А мы опишем все, как выйдет,
А мы покажем все, что ВИДИМ...
А мы из общества слепых!
( 24.03.82 )
Через год написался еще один:
Причитания.
Други мои, други, белые вороны,
Лиры золотые, терновые короны!
Ой,перо воронье - белее сметаны,
Мнят себя белы-вороны лебединым станом,
Ой,кругом черным-черно, и живем вчерне-то,
Мнят себя белы-вороны белым просветом...
Да хоровое карканье сотрясет ли троны?
Ой, други мои, други! Вороны, вороны...
(ночь на 10.02.83,Пикалево)