с мороза лицом красен, губами, конечно, колок,
обойдя стороною пабы и всяких неважных телок,
таща себя словно чей-то ненужный войлок,
не водя с псами в квартале запретной дружбы,
спешил, стало быть, к ней, весь уже завьюжен,
со всеми своими закатами, большими пакетами,
в которых столько слов, что, кажется, не дотянуть,
и не бросить. по дороге думал, кто б указал путь,
вынул его сердцевину, всю ту постылую нудь,
путеводители дал, расписал горизонт рассветами,
создал пункт приема всех его грубых дерзостей,
бутылок с ночной пустотой и его бессонницей,
хоть бы – надеялся – сии небеса разверзлись бы,
и перст togo, chto ткнул его просто в грудь,
сказал при этом - dude, уймись же,
тебя ведь любезно снабдили звонницей,
потому потрудись с этим справится как-нибудь.
(впрочем, все затихает, когда он касается ее дверей –
видимо, тем, кто выше, действительно всех видней).
она к нему с порога всегда утыкается носом
в небритую щеку, снимает его пальто, целует веки,
он купается, как в средиземном, в ее опеке,
но когда он упоминает случайно о странной некой
за завтраком, она поджимает губы и смотрит косо.
с ней шумно – констатирует он – и праздно,
ее руки пахнут ванилью, кудри – вечерним ливнем,
в ее лицо окунешься, словно в прохладу марта,
при поцелуе; он, правда, не знает, как ее все зовут –
Ольга, Психея, а, может быть, властно – Марта –
но не суть, у нее на руках все козырные карты,
она обыгрывает его в покер, марьяж и нарды,
и в постели – тот еще багауд.
одно беспокоит его: все уик-энды, ужины, отпуска,
куда б не свернул, направил стопы на ост ли, на вест ли,
не случается так, чтоб ей не хватило билета, места
подле него, он всегда остается ею бесправно blessed,
словно ее любовь – дуло жадное у виска.
ночь с 9 на 10.01.2009