http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/60679/
Наступила осень. А с ней пришла и хандра. И никуда мне не хотелось идти, ни на какую работу, потому что поссорился с Лизой, и она уехала жить к родителям. И вот уже вторую неделю не брала трубку, когда я звонил, и не звонила сама. А ещё было плохо оттого, что целыми днями, не переставая, шёл холодный противный дождь. Он заливался за шиворот и путался под ногами, так что они у меня были вечно мокрыми, нос закладывало, в горле хрипело, и болела голова. В конце концов мне всё надоело, и я решил заболеть. Взял больничный у врача на три дня и пришел домой. А там никого нет – Лиза-то ушла. И такая хандра накатила…
Вдруг я услышал стук в окно. В окно?! Разве может кто-то стучать в окно на восьмом этаже?
- Кто там? - спросил я.
- Это я – Дождь! Пусти меня, я замерз и простудился!
Я подошёл к одному из окон и увидел его: серого, мокрого, холодного и - мне показалось - такого же одинокого, как и я.
- Подожди, сейчас открою.
Я распахнул окно, и он шагнул с улицы на подоконник, спрыгнул на пол, и, видимо, оттого, что попал в тепло, захлюпал носом:
- Все, – пробормотал расстроенно. – Насморк подхватил.
- Садись на диван, - предложил я. – а я согрею чай с малиной! - И пошёл на кухню налить в чайник воду и поставить его на огонь.
Когда я вернулся, Дождь сидел на диване, серый и мрачный:
- И вообще – со мной никто дружить не хочет, - продолжил он жаловаться на свою жизнь: - Все только ругаются, что я есть. А разве я виноват в этом?
- Нет, конечно, - начал я его успокаивать, - иногда дождь очень даже нужная вещь. Особенно – летом, когда жарко.
- Вот именно! Без меня ни грибок, ни травинка не вырастет!
- Вот-вот! - подхватил я.
- Почему же со мной никто дружить не хочет?
Тут он шмыгнул раза два или три носом, и вдруг я увидел в его глазах слёзы.
- Ну, что ты?! - бросился я его утешать. - Я вот тоже один: неделю назад поссорился с девушкой, и она ушла от меня. А хочешь, я стану твоим другом? Я буду открывать окно, и ты сможешь заходить ко мне в гости на чай.
Дождь вытащил большой серый клетчатый платок в крупную клетку, промокнул слёзы с покрасневших опухших глаз и высморкался:
- Не обращай внимания, это просто осень на меня так действует. Жизнь в это время года скверная. Вот и до депрессии дело дошло. Ничего, скора зима, зимой веселее – можно снегом падать на землю, тогда из меня снежки будут лепить и бросаться ими, а это весело!
Потом мы пили чай, изредка перебрасываясь воспоминаниями.
- Когда мы с Лизой поссорились, как раз лил Дождь.
- Не помню, - смутился Дождь, - может, это был не я, а кто-нибудь из моих братьев?
- А сколько их у тебя?
- Не помню... Должно быть много - на все случаи жизни. То есть. на все капризы погоды. Но если всё-таки это был я, то - прости: честное слово, я не хочу, чтобы люди ссорились. Но почему-то так случается.
- Понимаешь, когда ты идёшь, у людей портится настроение, а они такого не любят.
- Но почему?
- Наверное потому, что ты мало того, что мочишь ноги, но ещё и сверху под одежду затекаешь.
- Так ведь Дождь я! А потому должен обязательно осенью всем за шиворот холодные капельки засовывать. Я всегда исправно свою работу делаю. Разве это плохо?
Я задумался: как сказать ему так, чтоб не обидеть?
- Наверное, это правильно, потому что иначе нельзя...
- Вот видишь! Почему же меня не любят?
- Вероятно, потому, - начал я глубокомысленно, - что люди об этом забывают, а помнят только, что ты серый, мокрый и холодный. А это наводит на людей тоску.
Дождь долго молчал, потом спросил:
- Что же мне делать?
- Но теперь у тебя есть я!
- Правда? Ты станешь дружить с Дождём? – недоверчиво посмотрел гость на меня.
- Почему нет? А ты со мной? – мне очень хотелось, чтобы он ответил утвердительно.
- Никогда не думал, что Дождь может подружиться с человеком. Но почему бы и нет? Давай попробуем!
Мы ещё попили чаю. Молча. Но уже не было той гнетущей тишины, когда ты один, и не с кем поговорить. Нас было двое, и нам было хорошо.
После чаепития Дождь начал прощаться:
- Мне уже лучше – сказал он – и насморк прошёл, и горло не болит. Может, даже радугу получится сделать. Я пойду! Спасибо тебе! – и он прыгнул на подоконник. Оглянулся, как бы ища у меня подтверждения, что на меня можно положиться, - не выдам, и я сказал:
- Приходи ещё!
И он исчез. Растворился в воздухе. Я ещё постоял немного у раскрытого окна, вдыхая посвежевший влажный воздух. Потом подошёл к дивану: там, где он сидел, осталось темное пятно. И под подоконником растеклась маленькая лужица. Её я вытер салфеткой, а про пятно решил, что само высохнет.
Через минуту в комнату заглянул луч солнца, скользнул по хрустальной вазе, и она заиграла разноцветьем. А я посмотрел в другое окно: там, над площадью, раскинулась радуга: яркая, нежная, и прекрасная. Как и раздавшаяся вслед за этим телефонная трель. И как родной голос Лизы после неё: "Я соскучилась! Еду! Встречай!”