Коллектив переполошился. Все друг другу звонили, включая художественного руководителя. У каждого артиста дом напоминал Смольный времён первых дней Советской власти. То телефон разрывался от звонков, то сам артист звонил коллегам.
- Время, когда переводят?
- Так ровно в полночь, наверное.
- А поезд на час позже уйдёт, получается?
- Не знаю. Может он сначала уйдёт, а потом время переведут. У нас ведь всё возможно.
- Так когда же на вокзал приезжать?
- А чёрт его знает!
Вот примерно телефонный диалог того сумасшедшего вечера. И только Серёга-гитарист был абсолютно спокоен. Когда же ему позвонил художественный руководитель и напомнил о переводе времени, желая от чистого сердца включить в общую нервотрёпку, Сергей ответил следующее: - Я сам знаю, когда надо приезжать на вокзал. До свидания.
И вот мы все в вагоне, до отправления поезда пять минут, а Серёги ещё нет. Лёня уговорил меня приехать вместе с ним на вокзал за час до… В результате мы приехали за два. Наш солист-вокалист, он же художественный руководитель, глядя из окна вагона в ночь, проговорил: - Где он, этот умник? Ну, я ему сделаю.
Под полом вагона заскрипело, дёрнуло назад, потом вперёд - поезд тронулся. По узкому коридору вагона к нам, как ни в чём не бывало, пробирался Серёга. Ну вот, все в сборе, волнения улеглись: - пошли занимать места в купе.
* * *
Нас четверо. Ритм-секция ансамбля. Лёня – укротитель барабанов. Пульс группы. Ещё он прирождённый юморист. На правах друга я, бывало, говаривал ему: - Смотри, зароешь в землю свой талант сатирика.
Был, правда, у него один недостаток для разговорного жанра. Звук «Ш» у него иногда смахивал на звук «Ф». Час назад, когда ему приходилось отбиваться от моих упрёков, за приезд на вокзал в такую рань, он весомо сказал: - Вот увидиф, для Серёги этот поезд уже уфол.
«Человеку свойственно ошибаться» говорит древняя пословица. Ошибки барабанщика особенно чувствительны в группе. Маленький пример из прошлого. Наш ансамбль проходил тарификацию. Это такое мероприятие, когда мы исполняем специально подготовленную инструментальную пьесу. Комиссия слушает и оценивает. Потом выносится решение, какие концертные ставки присвоить соискателям. Понятно, что от этого решения зависит не только материальное благосостояние каждого музыканта, но и моральный климат всего коллектива. Всё шло хорошо до того момента, пока наш ударник не решил исполнить особо виртуозный переход от одной части к другой. Из-за оригинальности задумки «брейк» занял немного больше места, чем полагалось. Да, пустяк. Всего-то на одну четверть. От комиссии не ускользнуло, что в процессе исполнения произведения ансамбль как бы «споткнулся». «Разбор полётов» начался сразу, ещё на сцене. Вся группа накинулась на бедного барабанщика. Нехорошо, конечно, но понять можно. Перенервничали все, да и обидно. И тут произошло невероятное. Один из членов комиссии встал и уверенно заявил: - Вы напрасно предъявляете претензии ударнику. Он-то как раз единственный, кто сыграл верно.
Лёня, стоявший с поникшей головой, после этого заявления поднял голову, выпятил грудь и пошёл в атаку.
- Ну фто, поняли, поняли! Я сыграл верно, это вы все вывалились!
Затем он победоносно покинул сцену, оставив остальных членов ансамбля в столбняке.
Дима – синтезатор и прочие клавишно-кнопочные инструменты. В музыкальном училище он учился на народном отделении по классу баяна. Но, полюбив хард-рок всей душой, Дима уделял фортепиано внимания не меньше. Потом в студенческой рок-группе успешно освоил электроорган и запел. По моему мнению: вокал в хард-роке его призвание. Наш ансамбль только формально назывался инструментальным. В действительности мы играли и пели за милую душу. Однажды возвращаясь с концерта «приняли с устатку» в автобусе. Баян был с собой. Он тогда использовался в программе. Попробовали «по-приколу» под него спеть любимые хард-роковые композиции. Некоторые прозвучали на удивление здорово и оригинально. Вот какой он, этот инструмент – баян, в талантливых руках.
Сергей – гитара. Главной путеводной звездой в электро-гитарном исполнительском искусстве для Серёги был, есть и, наверное, будет Джордж Бенсон. Диму, Лёню и меня Серёга ухитрился увлечь современным джазом. Вся остальная неклассическая музыка, как то: эстрада, поп и даже рок, назывались словом «популяр». Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. «Популяр» - это музыкальный фон, пусть, мол, будет, но особого внимания не заслуживает. Исключение было сделано только для гитариста Ричи Блэкмора, и певца-композитора, а также мульти-инструменталиста Стиви Вандера. С подачи Серёги я до исступления возился с разбором игры известного басиста - Стенли Кларка. И что?.. Когда стали доступны видеокассеты с мастер-классами этих западных виртуозов я, увидев одну такую, тут же её купил. Мне попался Луис Джонсон. Каково же было моё удивление, когда этот милый чернокожий парень спокойно рассказывал и показывал, как они вдвоём со Стенли Кларком записывали партию бас-гитары. – Вот это играл я, а вот это он, - наяривал с очаровательной улыбкой Луис. Я сразу же узнал это произведение. Сколько было послано проклятий в адрес Стенли, когда я бился над ним, чувствуя, что в моём варианте чего-то не хватает.
Пожалуй, хватит. Характеристики музыкантов ритм-секции на этом закончены.
* * *
- Ну что, кроссворд начнём разгадывать, или в города играть? – спросил Серёга. Выжидающее молчание. Сергей полез в свою сумку, - там звякнуло. Это было, как сигнал. Все стали доставать продукты и с загадочным видом показывать друг другу этикетки на бутылках. Если бы мы выставили на стол все свои запасы, а наш руководитель вошёл и всё это увидел, то боюсь, он упал бы в обморок. Поэтому на стол ставилась одна бутылочка лёгкого вина, а остальное употреблялось в соответствии с законами конспирации.
Однажды я сделал предложение: - Чуваки, давайте в порядке бреда, или эксперимента что ли, проедемся в поезде без спиртного. Реакция была какая-то неопределённая. Лёня доверчиво смотрел на лица товарищей, ждал мнений; Дима морщил нос и пожимал плечами, а у Серёги на губах играла циничная улыбка Мефистофеля. Я ошибочно принял молчание за знак согласия и в очередную поездку отправился «чистым» как пионер. Когда в купе всё открылось, я оказался в неприятном одиночестве. Но в нашей компании, как-то само собой установился такой порядок: никого не могли обделить вином, независимо от того, выставишь ты «ответку» или нет. В тоже время, если кто-то не хотел пить, его не уговаривали. Никаких тривиальных «ты меня уважаешь?» В таких случаях Серёга обычно восклицал с плохо скрываемой радостью: - Не будешь?!!!
* * *
Гастроли начались с городков и местечек. Но для нас не имело значения большая концертная площадка или маленькая, много в зале мест или мало. Концертная ставка одна и та же. Поэтому могу поручиться за себя и своих товарищей: любой концерт мы старались отыграть на отлично.
По Советскому Союзу гастролировать было одно удовольствие. Переезжая из одной братской республики в другую, никому даже с высокой температурой и в бреду не могло прийти в голову, что пересекаются границы. Так мы оказались в местечке Балта. Хотя простите, правильнее было бы сказать в небольшом городе. Когда автобус привёз наш коллектив к гостинице, большинство осталось сидеть на местах. Они наивно думали, что водитель автобуса просто сделал остановку по каким-то своим надобностям. Но только не мы четверо. К тому времени мы были уже стреляными воробьями.
С какого боку не посмотри на здание, которое называлось гостиницей, никак нельзя было взять в толк, как там могут располагаться номера. Больше всего оно было похоже на дом быта. Этажей не густо, кажется, два с половиной.
В то время как наши коллеги продолжали сидеть в автобусе, мы четверо вошли в гостиницу и приступили к оформлению. Естественно, что нам достался самый лучший номер. Он находился наверху, был просторен, можно сказать создан для четверых постояльцев. Но самое замечательное в нём было окно, больше похожее на витрину. От пола до потолка, и ширина почти во всю стену. Выходило оно на ту самую оживлённую улицу, по которой мы и приехали. Любой прохожий мог наблюдать за нашим досугом в любое время дня и ночи. К сожалению, мы не знали, что являемся зачинателями реалити-шоу «За стеклом». Поэтому занавесили окно подручными тканями, как сумели. Чем, однако, вызвали неудовольствие администрации гостиницы.
- Сейчас же снимите эти ужасные тряпки, - с порога поприветствовала нас довольно решительная женщина. – Это в городе центральная улица, вы что, в самом деле? Мы не можем допустить такой безобразный вид.
- А то, что нами будет любоваться вся улица, можете допустить? Потом мы, наверное, будем ходить по-домашнему… - в неглиже! – добавил задорно Лёнчик к Серёгиному спичу.
- Это похоже на террариум; или ещё хуже на вольер для орангутангов в зоопарке, - сказал я. В общем, решили отложить решение вопроса на завтра. Утро вечера мудренее. Но в последующие несколько дней, что мы находились в Балте, этот вопрос больше не поднимался. Нас же с нетерпением ждал город Кисловодск.
* * *
И что это Кисловодск так любят всякие сомнительные личности. По фильмам и книгам у меня такие наблюдения. Наспекулируют, приберут к рукам, что плохо лежало и в Кисловодск. Мы же приехали дарить людям радость.
День приезда оказался «днём артиста». Так у нас называется любой день в поездке, когда нет концерта. Бывает, что-то не сложилось, или накладка произошла, кто-то кого-то не понял; приходит администратор и говорит: - Отдохните сегодня дорогие товарищи.
- День артиста! – констатируем мы, а далее со всеми вытекающими.
Утро того дня я помню отчётливо. Мы заполняли карточки в холле гостиницы. Подходит наш художественный руководитель и говорит: - Дима, Лёня, Сергей, Прохор подойдите, пожалуйста. Ребят, у меня тут день рождения на днях был, а сегодня небольшое застолье. Так что давайте, приходите к шести вечера. Сейчас ключи получим, выберем номер побольше, там и организуем.
Мы, конечно, извинились – как же так, мы даже не поздравили, ну и так далее. Хотя никогда раньше мы его день рождения не отмечали; даже не знали даты. Наш «тенор» был ярым противником употребления спиртных напитков, а потому в этом аспекте наши пути не пересекались.
У нашего солиста интересное ФИО. Анатолий Митрофанович Штайн. Вообще-то для певца лучше не придумаешь.
– Для вас поёт Анатолий Штайн! Что, звучит? Вот только отчество Митрофанович не очень подходит. Так и не надо. Эстрадным певцам хочешь – не хочешь надо держать имидж: «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым». Поэтому и повелось в коллективах аналогичных нашему звать своих солистов – художественных руководителей без отчеств: Толя, Саша, Муля…
Глядя в след, удаляющемуся Штайну, я сказал: - Ну что, приглашение получено - надо думать о подарке.
- Все планы спутал, хотел сегодня отдохнуть, расслабиться, - поддержал разговор Серёга. Лёня, как всегда, проявил быстроту сообразительности: - Давайте каждый по бутылке принесёт, типа как подарок. Сергей всплеснул руками: - Ну, совсем что ли! Какие бутылки! Он же не пьёт! Помните, буквально пробку от коньяка понюхал, так такое начал рассказывать…
- А мне тогда понравилось, - сказал Дима. – Он так вдохновенно рассказывал.
- Это когда он в Испании пел в каких-то привилегированных залах, для титулованных особ? – спросил я.
- Ага, как потом король пошёл с ним гулять по Мадриду, завёл в магазин и говорит: - Бери, что хочешь. Не удержался, чтобы не съязвить Лёнька.
Но проблема подарка отпала сама собой. Подошёл Игорь – наш самый разносторонне одарённый музыкант – и сказал, что есть предложение «сброситься» всему коллективу, пойти в магазин и купить Штайну сервиз. Мы были в восторге от этого предложения. К тому времени коллектив наш сильно увеличился, (кстати, благодаря художественному руководителю), за счёт балета. Нас даже стали именовать шоу-группой. Сумма должна была получиться достойная.
- А кто покупать пойдёт, Игорёк? – спросил Дима.
- Девчонки из балета. Я ещё с ними пойду, помогу принести и так, вообще. А вы идите, отдыхайте, - успокоил нас Игорь. Мы взяли свои инструменты, вещи и пошли в номера.
* * *
В каждом эстрадном коллективе есть свой Казанова. Это не значит, что остальные схимники или примерные мужья. Каждый мужчина в командировке немного холостяк. Но получить этот титул, наклеить на себя ярлык с именем, ставшим нарицательным, может только тот, кто фанатично предан делу «Большого секса». В нашем ансамбле Казановой, как вы уже догадались, был Игорь.
У всех «ходоков» (да простят меня за это слово) есть принципы. Большинство категорически против романов внутри коллектива. Уже какое-то ограничение по шансам. Часто встречается строгий критерий внешних данных - от роста до цвета глаз. Как-то один индивидуум поразил меня таким откровением: - Если женщина не соответствует определённому интеллектуальному уровню, я не получу удовлетворения от близости с ней. Как это вам? В нашей среде редко, но всё же извращенцы встречаются. Вот со всем этим «хламом», принципами и критериями они не могут подняться на верхнюю ступень пьедестала, где награждают званием Казанова.
Наш «Казанова» начинал «клеить» дам с первым шагом в вагон поезда или с запуском двигателей самолёта. Главной его «методой» была настойчивость. Трепетному ухаживанию подвергались все: стюардессы, администраторши, работницы торговли и просто любые девушки оказавшиеся в пределах досягаемости. И при этом ни одна женщина коллектива не была обойдена вниманием. Заканчивался процесс на перроне или в аэропорту, когда его встречала жена. Ну, кто ещё мог пойти с балетными девчонками искать сервиз для подарка?
Игорь саксофонист. Но сказать, что он здорово играет на саксе – это почти ничего не сказать. Обладая приятным баритоном, он готов петь в любой тональности, если песня ему нравится. Иногда приходилось с боем отбирать у него песню, которую должен исполнять более высокий голос. Быть на сцене в центре внимания, для Игоря также естественно, как для птицы летать. Однажды понадобилось танцевать – он справился и с этой задачей. Неудивительно, что после посещения концерта дамы часто сдавались на милость победителю.
* * *
В дверь номера постучали условным сигналом. По почерку было ясно – Лёня. В этот раз мы расселились по двое: я с Димой, Серёга с Лёней.
- Чуваки, пора идти на день рождения, - сказал Леонид, входя в номер. – А вы лучфе устроились, - осматривая апартаменты, говорит Лёнчик, - Опа, и телефон у вас есть! Давай «удаву» позвоним, заодно и поторопим его. Лёнька набирает, ждёт. Длинные гудки. По его лицу видно, что приготовил какую-то пакость для Серёги. Мы с Димкой заинтригованы: - Ну, вот что он сейчас ляпнет?
- Похоже, к нам идёт,- говорит Лёня, вешая трубку. Ждём ещё несколько минут.
- Надо за ним зайти, - предлагаю я, и мы идём к номеру Серёги и Лёньки. Войдя, сразу поняли, Сергей закопался.
- Мы тебе по телефону звонили, чего трубку не брал? – с претензией спросил Лёня.
- Да не успел, наверно, - ответил Серёга, пряча кипятильник и задвигая кружки в тумбочку.
- А звонки-то были? – не унимается Лёнька. Понятно, ему хотелось знать: работает ли у них в номере телефон.
- Ну да, звонки, кажись, были, - ответил Сергей.
- А где телефон-то? – воскликнул наблюдательный Дима. Он показал нам на сиротливо торчащие над тумбочкой проводки. Самого аппарата не было.
* * *
В самом большом номере царили предзастольные хлопоты. Женская часть коллектива нарезала салатики, колбаску, словом всё то, что можно приготовить в походных условиях. Мужская, - сдвигала столы, расставляла стулья, сортировала напитки. Основу составляли соки и минеральные воды. Мы ж находились как никак в Кисловодске. Спиртного было немного.
- Посмотрел я на ассортимент напитков и скажу тебе так Проша, беседа не завяжется, - сообщил мне умудренный опытом Серёга.
- Да ладно, мы своё вино позднее можем принести, - утешил Дима.
Приготовления закончились, и коллектив начал рассаживаться. Зазвенели бокалы, а точнее стаканы всех мастей (условия, как уже говорилось походные), поднялся шум и гам приподнятого настроения. Первым делом поздравили нашего руководителя и преподнесли ему сервиз. В последующих тостах отмечалась его выдающаяся роль во многих достижениях: программа стала намного интереснее за счёт появившихся современных танцев, вследствие чего коллектив стал более востребован. Была отмечена великолепная физическая форма Анатолия Штайна. Это была чистая правда. В свои пятьдесят он мог дать фору любому тридцатилетнему. Наконец Анатолий Митрофанович встал, чтобы произнести аллаверды.
- Дорогие мои, спасибо вам за то, что вы пришли меня поздравить и подарили мне сервиз. Я бываю строг иногда, но вы не сомневайтесь, я всех вас люблю… - Вообще наш «тенор» мастером произносить речи никогда не был. Однако он продолжил уже более конструктивно: - Хочу сообщить вам очень приятную новость. В скором времени наш коллектив поедет за границу.
Вот это да! По тем временам выехать на гастроли за рубеж, это как сейчас в казино выиграть. Мы же не ансамбль «Берёзка», понимать надо. Тем временем Штайн продолжал: - Возможно, это будет Германия. ГДР, конечно, добавил он, упредив наивные вопросы. И дальше была произнесена фраза, ставшая впоследствии афоризмом на долгие годы.
Забегая вперёд, я должен заметить что, работая со Штайном пять лет, я ни разу не видел, чтобы он читал что-нибудь кроме ведомости о зарплате. Естественно, что всякие там фразеологизмы могли быть им запомнены только в устной форме. Так в выражении «не ударить в грязь лицом» одно слово случайно заменилось другим, и наш руководитель выдал: - Ну, я надеюсь, что вы там лицом в грязь не промахнётесь! Ой! - Он хотел исправить фразу, но было поздно. Взрыв дружного хохота перекрыл его оправдания. Нашему «тенору» не часто удавалось рассмешить кого-либо остротой, поэтому физиономия его постепенно приняла довольное выражение.
После двух с половиной часов застолья для нас вечер становился томным. Дима с удовольствием слушал Штайна. Мы с Серёгой были не в той кондиции, чтобы начинать философский спор. Лёня пока ещё воздерживался от сатирических выпадов в чей-нибудь адрес. Вдруг к нам подсел недавно пришедший в коллектив танцор Юра.
- Ребят, пошли ко мне в номер, - неожиданно предложил он.
- Зачем? – спросил Лёня, выразив общее удивление.
- Потом скажу. Ну давайте, пошли, пошли. Вы чего боитесь что ли? – продолжал настаивать Юра. Этот провокационный вопрос обычно не даёт осечки.
- Да нет, ничего мы не боимся, пойдём, - сказал Серёга. – Дим, пойдёшь с нами?
- Нет, погодите тут разговор, вы идите, - ответил через стол Дима.
- Сейчас Игоря ещё позову, - сказал Юра. Игорь присоединился к нам, и мы впятером пошли к Юрке в номер.
* * *
Войдя первым, Юра сразу подошёл к шкафу и распахнул его. Там стояли на полочке несколько бутылок вина. Юрий извлёк бутылки и начал их быстро и сноровисто открывать. Потом поставил рядом два стакана, наполнив один, сказал: - Серёжа, пей. Мы молча смотрели на все эти манипуляции, не зная, что сказать. Серёга ещё ни разу в жизни не отказался от предложенного стакана вина, а потому просто механически взял и выпил. Юрий тем временем наполнил второй стакан, молча протянул Лёне. Пока Лёнчик пил, Юра наполнял освободившийся… и так далее. Вся процедура заняла не больше десяти минут.
- Ты можешь объяснить, за что мы пили, - отдышавшись после своеобразного конвейера, спросил я Юру.
- Да разве я не сказал? Это же моя прописка. Ну что, пошли?
Мы слегка ошеломлённые вышли в коридор. Потом очень медленно, похожие на процессию награждения Нобелевской премией, с поднятыми вверх подбородками, пошли по коридору, опасаясь расплескать выпитое. По пути зашли в номер к Серёге с Лёнькой, чтобы немного отдохнуть. Ведь всё это мероприятие с пропиской - стоя, впопыхах. Юра нас покинул, вероятно, вернулся на празднование дня рождения Штайна.
- Ну фто, куда пойдём, - обратился ко всем Лёня.
- Вернёмся, посидим там ещё немного, - как-то без энтузиазма предложил Серёга.
- У меня мужики, предложение получше, - сказал Игорь. – Пошли на дискотеку.
- На какую ещё дискотеку? – спросил Лёнька и уставился на Игоря.
А вот здесь мне хочется сделать небольшое отступление. Дело в том, что из всех присутствующих я пришёл в коллектив последним. Однако Игоря я знал раньше, мы вместе учились. Придя в ансамбль, я почувствовал некоторое отчуждение между Серёгой и Лёней с одной стороны, и компанией в которой был Игорь с другой. Нет, отношения были неплохими, но теплоты явно недоставало. Сейчас, похоже, был шанс для сближения. Мне хотелось, чтобы мы вместе пошли на эту дискотеку.
Пока мы отдыхали, вино делало свою работу. Когда Серёга набирает определённый градус, в нём возникает стремительность. Допустим, появилась идея. Пока мы думаем, что её обсуждаем, Серёга давным-давно её реализовывает. Так и сейчас. Обменявшись с Игорем какими-то короткими фразами, Сергей вскочил, за ним Игорь… Нам с Лёнчиком ничего не оставалось, как последовать за ними.
* * *
Ведомые Игорем мы поднялись на второй этаж местного ДК. Нашему нетрезвому взору предстала дискотека начала 80х годов. Темно, танцуют редко, в основном молодёжь сидит на стульях по периметру зала. Пока мы осматривались, пытаясь разглядеть, где находятся интересующие нас объекты, из тёмных закоулков смотрели зоркие молодые глаза местных мачо. И что они видели? Четверо залётных «фраеров», явно «под шафе», собираются «клеить» их девчонок на их же дискотеке. По всем законам жанра они давно уже должны были подойти к нам и предложить, как тогда было принято: - «Пойдём, выйдем…», чтобы «разобраться» где-нибудь в укромном месте. Но их смущал наш возраст. Скорее всего, на нас временно работали сомнения такого рода: - Может это гости наших мужиков? А чего тогда они одни припёрлись? Договорились встретиться здесь что ли?
В общем, пока местные «комсомольцы» ломали головы, диск-жокей успел поставить уже два медленных танца. Сопроводив девушку после второго «медляка» до её места, Игорь оттуда уже не вернулся. Он лирически с ней беседовал, применяя свои приёмы. На концерт надо полагать она была уже приглашена. Хотя кое-кто из нас тоже танцевал с местной девушкой, мы трое пока держались вместе. Время шло, мы не «добавляли», закономерно, что в некоторых головах проклюнулись ростки здравых мыслей.
«А не уйти ли нам отсюда подобру-поздорову?» Взгляды устремились на Игоря и… Мы увидели, что идиллия давно нарушена! С нашим Казановой общаются местные ребята, и разговор носит неприязненный характер. Приняв решение, подойти к ним и узнать о чём идёт речь, мы двинулись через танцпол. В это время Игорь переходит к аргументам с резкими движениями. Его оппоненты отвечают тем же. Мы, полны решимости вступить в схватку, как вдруг всех парализует резкий звук милицейского свистка.
Дальше события развивались плавно. Пожилой милиционер, дежуривший на дискотеке, препроводил нашу компанию на первый этаж. Там была выделена просторная комната, куда нас и пригласили для «предварительного расследования».
К сожалению, наше дальнейшее поведение оставляло желать лучшего. К тому же мы совершили целый ряд ошибок. Во-первых, мы стали возмущаться, почему разбираются только с нами, в то время как наш Игорь пострадал во время разговора с местной молодёжью. Как потом мне рассказали, я, например, повёл себя излишне высокомерно. На вопрос милиционера – Как ваша фамилия? – я почему-то ответил: - А какое это имеет значение? К тому же отвечать вопросом на вопрос неучтиво. А уж то, что мы порывались вообще гордо удалиться, явилось, наверное, последней каплей. Устав от нас, милиционер вызвал наряд из отделения.
Результатом «предварительного расследования» была сопроводительная записка. В ней перечислялись кое-какие наши поступки, а насчёт Игоря указывалось, что его должен осмотреть врач. Сам же пожилой милиционер в отношении Игорька написал следующее: «Удар гражданину был нанесён тупым и твёрдым предметом. Скорее всего, головой».
* * *
Приехал милицейский УАЗик. Нас с «почётом» погрузили в машину и повезли. Ну, ещё бы! Поди, не каждый день артистов из большого города отвозят на «воронке» в милицию. Вот если бы ещё девушки махали нам вслед платочками… Эх, хорошо.
Я тогда сделал два открытия. Первое: оказывается самое эффективное средство протрезвления – это когда вы оказываетесь в отделении милиции. Мысли направляются только в одну сторону: как бы поскорее покинуть это интересное заведение. И чтобы мечта стала явью, становишься тихим и покладистым. Второе: многие окружающие тебя люди кажутся тоже выпившими. Уверенности нет, но мучают смутные сомнения.
Нас поместили в «обезьянник». Это так полагается: «фрукты» должны дозреть. Вызвали Игоря и увели на медосмотр. Наверное, прочитали сопроводительную записку. Теперь тот пожилой милиционер вспоминался как бывалый и добрый старший товарищ. И было стыдно за наше хамоватое поведение.
Вернулся Игорь в крайней степени задумчивости.
- Ничего не понимаю, - проговорил он. Мы придвинулись к нему с неподдельным участием. Игорь посмотрел на наши ждущие рассказа физиономии. Серёга задал наводящий вопрос: - Тебя осматривали?
- Ну да, осматривали. Я даже раздевался, ложился на кушетку. Потом врач пошёл руки мыть, заметьте: после осмотра, а не перед; ну и я случайно у него на столе прочёл…
- Чего прочёл-то? – спросил теперь я в недоумении.
- На бланке… там… написано было… - Игоря не отпускало затянувшееся состояние прострации.
- Да чего написано-то? – снова Серёга.
- «После осмотра поставлен диагноз: - триппер. Дан совет».
Хотя мы все были изрядно осовевшие, всё-таки кто-то предположил: - Так может это не про твой осмотр?
- А про чей же? Больше там никого не было.
Воцарилось молчание. Я уверен, что у каждого шёл мыслительный процесс, но результатов он пока не давал. Игорь, нарушив молчание, медленно проговорил: - Я только не понимаю, откуда они узнали?
- Что у тебя триппер? – подключился к рассуждениям Лёнька.
- Да нет у меня никакого триппера! – в сердцах ответил Лёне Игорь.
- Так, а чего же ты говоришь… - погоди Лёнь, решил оборвать несуразный разговор Серёга.
- Но ты же сам спрашиваешь: откуда узнали…
- Да я подразумеваю, если бы был, то откуда узнали? – Игоря не на шутку интересовал этот феномен.
- А у тебя он есть? – снова проявил участие Лёня.
- Я тебе щас в лоб твой толоконный дам! – потерял терпение Игорь.
- Да что это за фигня такая, в лоб. Я сам кому хочешь в лоб, могу - начал разогреваться Лёнька.
В общем, на подъёме дискуссии, на мажорной ноте… (прижилось же это дурацкое выражение; мы-то с вами знаем, что одна нота не может быть ни мажорной, ни минорной), застали пришедшие вызволять нас, товарищи. Впереди шёл Юра, за ним ребята из ансамбля.
Потом за нас ручались, говорили: – «да ребята они неплохие, вот только выпили лишнее…», обещали наказать, брали на поруки…
Из отделения мы вышли все вместе. Когда шли в гостиницу, ребята как-то заботливо нас четверых обступали. Дошли благополучно и разбрелись по номерам.
* * *
Утро было недобрым. Хмурое это было утро. К отвратительному физическому состоянию добавлялись страдания моральные. Нам казалось, что коллеги будут смотреть на нас косо, с укоризной, поэтому до концерта никого не хотелось видеть. Но переживать период «падения» в одиночестве тоже невыносимо. Дима волею судьбы избежал ужасного грехопадения, оставалось одно: Игорь примыкает к нам, и мы четверо вместе переживаем свою горькую участь. Обычно в таких случаях ведётся тихая беседа с минимальной долей самокритики, а основной упор делается на стечение обстоятельств.
Мы собрались в номере у Серёги с Лёней. Обсудили свои дальнейшие перспективы. Не исключался вариант, что могут последовать увольнения.
- Может пойти подышать воздухом? В Кисловодске как никак. Опять же для борьбы с похмельным синдромом, - подал я предложение.
- Точно, - поддержал меня Лёнчик, - а можем минеральной… этой как её… серо-водородной воды выпить.
- Да ты хоть представляешь, как она пахнет? – осадил Лёньку Серёга. – Невозможно выдержать. А с бодуна вообще коньки отбросишь.
- Это может ты, отбросишь, - парировал Лёня.
- Ладно, чуваки. Пошли что ли? – сказал Игорь, и мы потихоньку двинулись на улицу. Стараясь никого не встретить из наших, мы шустро спустились вниз. Выйдя из гостиницы, энергично зашагали под горочку.
* * *
Первым замедлил шаги и повернул голову немного вверх и направо, Серёга. На небольшом возвышении, наблюдалось что-то типа балюстрады. За перильцами стояли люди, все поголовно мужского пола, в руках у многих были объёмные кружки, в кружках какой-то напиток.
- Неужели? Не может быть! – промелькнуло в наших головах. – Видит Бог, мы не собирались, но что же делать если… Через минуту мы стояли в очереди за пивом. 1982 год, не забывайте. Но Кисловодск в сравнении с другими городами был на высоте. Через двадцать минут мы стояли за круглым столом, и у каждого в руке была заветная кружка.
Мы бы ещё быстрее отоварились, не появись один субъект, наверняка местная достопримечательность. Мужчина, на голову выше нашего Сергея, а Серёга на всякий случай 192см, как танк продирался к прилавку с пивным краном, распихивая мужиков в очереди огромным животом. С разных сторон раздавались возмущённые крики. Громила, несмотря ни на что продолжал продвигаться, а на каждый вопль негодования поворачивал свою пьяную здоровенную «морду-лица» и произносил только какие-то три слова. Меня заинтриговало: что же он говорит? Причём, на раздражённые и даже гневные возгласы, бугай поворачивал совершенно безразличное лицо, лишённое каких бы то ни было эмоций. Когда же он, растолкав очередную партию мужиков, будто ледокол проплывал мимо нас моё любопытство, наконец, было удовлетворено. Шаг, шаг, голова медленно поворачивается направо и сверху вниз изрекает: - «Не надо говорить». Снова шаг, другой, голова налево, равнодушно и миролюбиво: - «Не надо говорить».
После утоления жажды пивом, настроение, как и самочувствие, стало улучшаться, словно по волшебству.
- Тебе нельзя пиво с твоим заболеванием, - подкалывал Игоря Лёня.
- Да с чего ты взял, что к тебе тот бланк имеет какое-то отношение? – говорил Серёга.
- И не пишут врачи никогда – триппер. Это типичное просторечие. Грамотно это заболевание по другому называется, - напустив на себя учёный вид подбадривал я Игоря.
- А мы чего-нибудь соображали? У меня так вообще после того осмотра туман в голове, логики никакой, - отвечал Игорь.
- О! Такой вариант. Привезли, наверное, конченого алкоголика. Тот трясётся весь. Ну, врач и написал – тремор. Потом забыл на столе этот бланк, а ты Игорёк с пьяных глаз прочитал – триппер. Вот и всё, - выдал я возникшую в голове после второй кружки версию.
- Что же, очень может быть. Слушай, мужики. Сегодня концерт на выезде, кажется, в Железноводске. Говорят зал обалденный. Билеты все раскуплены. Так что хорош пиво пить, надо вечером быть в форме. Я в гостиницу, кто со мной? – проявил благоразумие Игорь, призывая последовать его примеру.
- А обед? – протянул немного обиженно Лёнчик. Если уж быть до конца честным и раскрывать все секреты, Лёня из нас самый кругленький.
- Верно. Сейчас столовую найдём, пообедаем, - поддержал Лёню Серёга. – Пошли, Игорёк.
- Да я сегодня из своих запасов собирался обедать, - отклонил предложение Игорь.
- Ладно, встретимся в шесть у автобуса.
Это была последняя доброжелательная фраза, произнесённая в этот день между нами и Игорем.
* * *
Мы добропорядочно покинули заведение и продолжили свой путь. Шли прямо, не сворачивая, твёрдо решив пообедать в первом же встретившемся общепите.
- Во! Чуваки кафе или столовая, - первым заметил искомое Лёня.
- Пошли, - отозвался Серега, и мы вошли в типичную для того времени столовку.
Обедали в таких местах в связи с гастрольной жизнью мы часто, поэтому, привычно взяв подносы, пристроились в очередь. Набрав обычный комплект, мы продвигались к кассе. Рядом с кассой на столе располагались два подноса сплошь уставленные гранёными стаканами, как я понял с компотом.
- И как, кстати, подумал я, - без ягод. Жажда снова давала себя знать. Я потянулся за стаканом.
- И мне возьми, - попросил Сергей. Из нас троих только Лёнчик раздобыл ранее где-то фруктовый напиток. Мы с Серёгой проморгали.
- Да, наверное, не будет лишним и по два, - сказал я и поставил на подносы себе и Серёге по два стакана.
Приметив свободный стол, мы сгрузили с подносов провиант и расположились обедать. Может, в другое время и не стоило бы портить аппетит, но только не в этот раз. Рука сама потянулась к компоту. Когда я сделал пару глотков, мои брови подскочили вверх, глаза расширились, словом: на лице выражение крайнего удивления. Огорошить Серёгу я не успел, он тоже глотнул «компотику». Лёня цедил свой фруктовый напиток и пребывал в счастливом неведении. Кисловодск снова сыграл с нами злую шутку. В стаканах было самое настоящее сухое вино.
- Ну что?
- Да взято уже. Обратно что ли нести?
Лёня насторожился. Наш диалог был странен и непонятен. Но Лёню не проведёшь. Он схватил ближайший к нему Серёгин стакан, посмотрел, понюхал и в тот же миг раздался неприятный звук грубо отодвигаемого стула. Не прошло и минуты, как Леонид вернулся с двумя такими же стаканами сухого вина.
Пообедали мы хорошо. Повеселели, может даже слишком. Стыдно говорить, но были предложения ещё по одному, поскольку «бог любит троицу». К сожалению, как известно «дыма без огня не бывает». В неестественно хорошем настроении мы вышли на улицу. Лёня раздухарился, а это первый признак, что опохмел закончился – началась новая пьянка.
- А здесь у них фто? – игриво говорит Лёнька и заходит в соседний магазин. Мы с Серёгой за ним. Лёня изучает витрину и видит… О ужас, и я вижу. На картонном ценнике шариковой ручкой написано: Коньяк - разлив, ниже цена за сто граммов. Лёнька наклоняется ниже, чтобы разглядеть цену. Он бормочет: - Это фто за сотку? Не может быть… ДА ЭТО ЖЕ ПОЧТИ НА ША-АРУ!!! В состоянии воодушевления у Лёни чётко прозвучал звук «Ш». Часто употребляемое в наших кругах сленговое слово «шАра», не что иное, как вариант слова-понятия «халява».
Надежда умирает последней. – Может быть, всё и закончится возгласами удивления в честь ценовой политики Кисловодска на спиртное? – думал наивно я. Но правда жизни была в том, что в руках у Лёньки и Серёги молниеносно оказались стаканы с внушительной дозой напитка. Я запретил им даже предлагать. Не знаю как они, а я себя уже временами начинал чувствовать в состоянии невесомости. Ну правильно: один высокий, крупный, другой круглый; я же ни то ни другое.
- Вы как хотите, я иду в гостиницу, - решительно заявил я им.
- Да погоди Проша, сейчас вместе пойдём, - Серёгина дикция не оставляла надежды. Я вышел из магазина.
* * *
Налево пойдёшь, направо пойдёшь… Я знал точно только не прямо. Прямо была дорога, а дорогу перед столовой мы не переходили. Решил довериться интуиции. И она меня, конечно… подвела. Пройдя приличное расстояние, я остановился. Надо было успокоиться и собраться с мыслями. – Так, если я шёл минут десять и не встретил ничего ранее виденного, надо разворачиваться и идти обратно. Слава Богу; через двадцать минут я был в гостинице.
Дима находился в номере. Когда я вошёл, он, взглянув на меня мельком, бросил: - Ты чего такой? Что-то промычав, я сел на кровать. Димка пригляделся и, не удержавшись, протянул: - О-ой, ё-ё-ё клмн… Может тебе кофе крепкого, а? – он понимал, что меня надо срочно протрезвлять.
- Дим, умоляю: разбуди меня перед выездом. Может усну, и это поможет? – попросил я друга и повалился на кровать.
Крепкого сна не получилось. Туман в голове, появившийся после «компотика» в столовой, не рассеивался. Пора было выдвигаться к автобусу. Мы с Димкой взяли свои инструменты, и пошли вниз. Серёга с Лёней были на месте. Как же это было хорошо.
- Даже если эшафот откладывается уже неплохо, а может и вообще обойдётся? Рассосётся пелена, туман рассеется, и концерт пройдёт нормально, а? Думалось как-то само собой. – Серёга с Лёней молодцы, помалкивают. Им сейчас, пожалуй, труднее, чем мне. Коньяк, небось, давит на психику. Только бы кто-нибудь из нас выступать не начал. Нет, похоже, им не до того. С такими мыслями я занял место в автобусе. Коллектив погрузился весь, автобус тронулся в направлении Железноводска. И тут неожиданно для себя, я провалился в тяжёлый сон.
* * *
Перед концертом мы не кучковались. Вероятно, на подсознательном уровне понимали, что плохо координированные движения будут, не так очевидны, если находиться друг от друга на расстоянии. По одному только переодеванию в концертный костюм о многом можно было догадаться, а если бы мы находились рядом, впечатление могло бы троекратно усилиться.
Зал был действительно хорош. Световое оборудование сцены на высочайшем для того времени уровне. Первый номер нашего концерта был в лучших традициях советского ревю. Небольшое, но эффектное музыкальное вступление, и на сцене балет с зажигательным современным танцем. Понятие «современный танец», конечно, в контексте того времени. Хотя принципиально в этом жанре не так уж много изменилось. Чего не скажешь о нас музыкантах. Мы играли почти ежедневно, иногда несколько концертов в день, исключительно «живьём». Никому и в голову не приходило находить в этом что-то особенное. Напротив, в «день Артиста» частенько велись жаркие дискуссии на тему устранения недостатков в аранжировках, в исполнении. Ни о каких фонограммах и речи не было. Ни о полных, ни о частичных, ни о подкладах.
Вступительный номер летел к финалу «без сучка, без задоринки». Мы втроём, опасаясь «наломать дров», скорее всего, сильно сконцентрировались. И вот, вот они последние такты, ансамбль играет вместе, как один человек последние шесть нот; музыка обрывается. Музыканты приняли эффектные позы… Все, кроме одного. Ударник продолжал кропотливо нанизывать свои шестнадцатые по тарелкам и бить в барабан четвертями. Весь ансамбль повернулся к нему с вопросительным выражением на лицах. Леня, обомлев от такого внимания к своей персоне, стал плавно замедлять работу своих палочек, а затем поставил точку ударом по самой большой тарелке с размаху и в гордом одиночестве. Вместе с этим ударом, как по заказу вспыхнул яркий свет. Взгляд Игоря на барабанщика был испепеляющим. Но вторым номером сразу без паузы шла песня в исполнении нашего художественного руководителя. Обычная, стилизованная под народную - песня советской эстрады, многократно одобренная худсоветами, - блёклая, угодливая серость. Вдруг, в гармонических последовательностях, простых и честных как пионерская правда, я начал выводить такие рулады, что Серёга с другого конца сцены смотрел на меня с таким удивлением, будто я превратился в пресловутого Стенли Кларка. Да что там Серёга, сам Штайн периодически оглядывался, не понимая, что случилось с проверенной песней. Сам он, как и большинство певцов, никогда не интересовался такими мелкими подробностями, как аккорды исполняемых произведений. Главное тогда был идеологический заряд. А сейчас явно попахивало чем-то буржуазным. Как мне потом рассказывали очевидцы, я смотрел на то, что выделывает моя левая рука на грифе и не верил своим глазам. Серёга вслед за мной тоже начал играть современный джаз. С этого момента по моим ощущениям концерт стал длиться вечность. А чтобы передать это ощущение читателю, я собираюсь ударяться во всевозможные отступления.
* * *
Когда я пришёл в ансамбль, мне надлежало в кратчайшие сроки выучить партию бас-гитары всей программы концерта. От коллег музыкантов, но главным образом от Игоря я слышал, что эту программу создавал, аранжировал и, наконец, вдохнул в неё жизнь некий Шпарбер. Отсюда вытекало, что должны были быть ноты. Я по нотам играть умею и люблю, а потому изъявил желание на них взглянуть. Но как их не искали – всё было тщетно. Мне рассказали, что уход из коллектива моего предшественника был уходом ярким. Дело в том, что его никто не подсиживал, к нему не имели претензий. Он ушёл добровольно. Уволили певицу, к которой у моего коллеги были чувства. Так ансамбль потерял, бас-гитариста, который знал линию баса из уст самого Шпарбера.
Игорь часто любил повторять, что аранжировки созданные Шпарбером уникальны и имеют неоспоримые достоинства. Он явно остался под влиянием харизмы этого человека. На что я заметил: - Тем более хорошо бы было подержать в руках сии священные скрижали в виде партий бас-гитары. Но мне «нарисовали», как это часто бывает значки аккордов, на том дело и закончилось. Игорь всё-таки душевно меня заверил, что как только я начну нарушать пронизывающий всю программу дух Шпарбера, он сразу мне на это укажет.
Однажды на репетиции я решил проконсультироваться у ближайшего коллеги, гитариста: - Слушай, Серёг… Вот в этом месте я правильно придумал обыгрывание септаккорда, Шпарбер так завещал?
- А я откуда знаю, - удивился Сергей. – Я никогда не видел живого Шпарбера.
- Вот те раз! А кто ж его видел? – спросил я. Это сильно меняло моё представление о расстановке приоритетов в ритм-секции. Я отчасти ориентировался на игру Лёни, будучи уверен, что он играет безукоризненно «по шпарберовски».
- Так кто же всё-таки является хранителем духа Шпарбера? - уже в волнении спросил я.
- Да Игорь один и является, - ответил Серёга. - Остальные: кто ушёл, кого «ушли».
* * *
Закончился второй номер концерта. Своими басовыми выкрутасами в этой песне исполняемой Штайном, я в глазах или ушах Игоря, наверное, цинично надругался над изначальной «родной» аранжировкой. Ну что же, приходится признать: чудес не бывает. Но произойти может всё что угодно. Это уже моё продолжение. А произошло то, что до первого ухода ансамбля со сцены за кулисы, мы трое больше ни разу не ошиблись.
На сцену вышел наш конферансье. Его сольное место в концерте – две юморески; в общей сложности номер занимает около десяти минут. За кулисами же в это время бушевали нешуточные страсти.
Игорь, при поддержке некоторых музыкантов нашего ансамбля дал волю праведному гневу. Не знаю причин, но объектом был выбран единолично Лёня.
- Мы же договорились, что до концерта никто «кирять» не будет, - яростно обличал Игорь. – Ты посмотри на себя, в каком ты виде! – продолжал он без оригинальности, но с большим эмоциональным накалом.
Если бы Лёнчик побольше молчал, или хотя бы не так рьяно отбрёхивался. Ничто не вызывает большего раздражения, чем бессмысленное отпирательство. Мы с Серёгой стояли рядом, но по предательски не вмешивались. С точки зрения разума это, конечно, было правильно. Но с точки зрения дружбы… как сказать. В общем, перерыв закончился тем, что Лёня довёл Игоря «до белого каления». Говоря языком футбола, Лёнчику была показана красная карточка, а значит «удаление с поля». Когда мы вернулись на сцену, место за ударной установкой занял Игорь.
* * *
Как бы там ни было, но я всё-таки отдаю себе отчёт в том, что все эти подробности музыкальной работы могут быть скучны. И тогда надо было бы их «вжик-вжик», если бы не уважаемые мною люди, которые интересуются «чужими профессиями», и не просто интересуются, а подай им детали и нюансы; да что там говорить – я сам такой.
Человеку неискушённому может показаться, что все барабаны звучат одинаково. Ну, какой с них спрос, какие музыкальные тонкости? А ведь на самом деле, у барабанщиков акустические ударные установки звучат по-разному. У нашего Лёнчика звук был на редкость плотный. С таким ударником басисту хочется играть с заметными акцентами, «железным» звуком, с хорошей низкой составляющей. Если бы не Лёнькины «ритмические сюрпризы», для хард-рока лучшего барабанщика искать не надо. Но и с «сюрпризами» звучало неплохо.
Когда концерт продолжился с Игорем в качестве ударника, мы с Серёгой сникли. Но, вспомнив, что у нас не то что рыльце, а можно сказать весь организм «в пуху», мы себя взбодрили, стали с помощью разных приёмов помогать ударным, чтобы если уж не звучанием, так хотя бы задором взять. До второго выхода ведущего, мы доиграли аккуратно, но тускло. Во время перерыва мы с Серёгой подошли к Игорю.
- Слушай Игорь, - начал Сергей. - Может, вернуть Лёню на место?
- На какое место? Он своё место пропил, - отвечал Игорь в крайнем раздражении. Мы понимали, что эта фраза относится и к нам, просто Лёнька принял на себя первый «удар». Состояние наше было далеко от идеального, но «дурь» уходила. Мне показалось, что можно направить разговор в более спокойное, а главное конструктивное русло.
- Если ты Игорь останешься за барабанами, финал концерта будет усечённым. Сам посуди, не будет твоей песни, моя без соло сакса сколько потеряет. А зал классный, народу полно. Мы виноваты, конечно, а зрители нет. Не хотелось бы им впечатление портить, - последняя моя фраза могла показаться Игорю лицемерной. Я был уверен, что он непременно скажет, что мы и так уже испортили всё что можно, но Игорь промолчал. Пока он находился в задумчивости, я посмотрел на Серёгу – тот, ясное дело, всё понял.
- Лёня, - уже звал он. – Давай надевай обратно пиджак, пошли концерт доигрывать. Лёнька, конечно, начал кочевряжиться. Но мы с Серёгой не дали развиться синдрому уязвлённого самолюбия до стадии критической. Время, правда, ушло на уговоры порядочно. Номер конферанса закончился. Игорь спохватился: - Чуваки, на сцену!
Выбегаем всей группой на сцену. Серёга и я чуть не силой выволокли Лёнчика. Но всех точек над «и» мы ещё не расставили! Окончательного консенсуса достигнуто ведь не было!
Игорь садится за ударную установку, дабы не возникло неловкой паузы на сцене. Что делать? И тогда Лёнчик лишний раз напоминает нам, что он натура незаурядная. С чувством собственного достоинства, которое могло бы и не так сильно выпирать, Леонид, подойдя к Игорю, протянул руку, намереваясь взять у него барабанные палочки. Игорем на долю секунды завладела нерешительность, но что я больше всего люблю в нашем брате эстрадном музыканте, так это быструю реакцию и спонтанное чувство юмора. Кто-то из наших захлопал. Иногда решительные аплодисменты одного человека могут спровоцировать весь зрительный зал. Игорь встал и торжественно вручил Лёне палочки под аплодисменты. Весь этот незаслуженный почёт придал Лёнчику сил, он дал счёт, и пошла финальная часть концерта. Мы сыграли вступление, и Дима запел убойный рок-н-ролл.
* * *
В автобусе, по дороге в нашу кисловодскую гостиницу, мне всё думалось: - Слава богу, кажется, этот день закончился. Проснуться бы завтра трезвым и начать новую жизнь. Разделаться с этой слабостью. В самом деле, ну что это такое? Налили, значит пей. А зачем, по какому поводу, это дело десятое? Нет, так нельзя.
Утром пришёл один член ансамбля. Завёлся он у нас сравнительно недавно. Интриговал, мечтал стать музыкальным руководителем. Принёс три чистых листа и сказал, что мы должны написать заявления об уходе.
- Только Штайн просил, чтобы вы число не ставили, - сказал и ушёл.
Ну что делать? Заявления мы написали. Только даты проставили и довольно жирно.
Гастроли продолжались, нас ждали новые города и веси. Автобус степенно двигался по главной улице небольшого красивого города. Приятно, с сентиментальным чувством любоваться домами, скверами – очарование присущее провинции. Вдруг за поворотом возникает громоздкий кинотеатр. Построен недавно – гордость города. Автобус делает разворот и всем виден огромный плакат, на котором большими буквами выведено название фильма – «ТРОИХ НАДО УБРАТЬ». Но, несмотря на это мистическое предзнаменование, мы долго ещё работали в этом коллективе. Закончив маневр, автобус повёз нас в неизведанные дали.
октябрь 2008 года