Из цикла ЦВЕТ ЯБЛОНИ
посвящается маме
Судьбой неведомой ведомый -
На счастье или на беду -
Я пленник родового дома,
И старой яблони в саду,
И удивительного света,
Что тихо падал сквозь листву.
И будет длиться, длиться это,
Пока смотрю, пока живу.
Пока пишу, пока мечтаю,
Мой старый дом, мой старый сад,
Как колыбель, меня качают,
И что-то тихо говорят,
И охраняют это сердце
Минуты, месяцы, года...
И я хотел бы после смерти
Остаться с ними навсегда.
Немного надо одиноким:
Чтобы, как сотни лет назад,
Вздыхал, нашёптывая строки,
Мой старый дом, мой старый сад.
* * *
Я, конечно, прощаю вас,
Вы бываете так добры.
Положите на раны глаз
Руки матери и сестры.
Я, конечно, прощаю вас,
Я горю в последнем огне.
Вы в урочный весенний час
Пожелайте покоя мне.
Вы такие, как этот свет -
Свет листвы и прекрасных тел.
Белых яблонь весенний цвет
Я любил и, как мог, жалел.
* * *
Я мог бы Вам писать всю ночь.
О, эта ночь неповторима!
Мгновения уходят прочь,
Невидимы, неощутимы.
Она пройдёт - но голос мой
Останется для Вас навечно
Весенней свежестью земной
Неповторимой, бесконечной.
Так, за столетия тоски,
Одно видение - награда.
Шевелит яблонь лепестки
Дыхание ночного сада.
* * *
Я никогда не видел рая -
Ни снов и ни видений нет.
Но лишь одно я точно знаю:
Там золотой весенний свет,
И яблони цветущей нежность,
Той, что живёт в земных садах.
В наш жадный век - какая щедрость
От лепестка и до плода!
И лихоимцам непонятно
(Они мечтают о долгах!):
Прекрасное всегда бесплатно,
А извращённость дорога.
И не угаснет на мгновенье,
И продолжается века,
Живёт взаимное презренье
Поэта и ростовщика.
И ростовщик всё время знает:
Вертелся, предавал, копил,
Но что-то всё же он теряет -
Украли или не купил.
Поэт скитается по лужам,
Как пленник чистого листа,
Но даром у поэта служат
Талант, любовь и красота:
И красота людского тела,
И рощи, сладостно тихи,
И губы, что дрожат несмело,
Цвет яблонь, солнце и стихи.
* * *
Свет золотой, возьми меня,
Я растворюсь в твоём сиянье,
В весеннем ликованье дня,
В веселье огненных мечтаний.
Свет золотой, в твоём огне
Моя душа воспрянет снова,
И я останусь в вышине
Лучистым светом, чистым словом.
Из цикла ТРОПИНКА В ЛЕС
Г.Д.
Еще мгновенье, солнце скрылось,
Но полон светом небосвод...
Угасло гордое светило,
Но перламутр течет из сот.
В приют спокойствия укромный
По зеленеющим волнам,
Внутри жемчужины огромной,
Мы едем, едем по холмам.
* * *
Я узнаю вас, облака,
Что над лесами проплывают,
Как будто нежная рука
Кудряшки мальчика ласкает.
Белесый серебристый свет
Они несут сквозь хвойный иней.
И вот молитвами согрет
Простор качающийся синий.
И сосен желтые стволы
Согреты солнцем золотистым,
И, как видения светлы
Ручьи в неведенье лучистом.
Там мудрый, трепетный покой,
Там серый мох на лапах ели,
Он вспоминается с тоской,
Как состоянье в колыбели.
Дороги теплые в пыли,
И мох, и хвоя мягче пуха,
Во всем заботливость земли,
Как хлеба свежая краюха.
По ней прошел такой позор,
На ней прошли такие войны,
Но кроток этот юный взор,
Лицо прекрасное спокойно.
Любовь на листьях и ветвях,
Любовь на солнечных полянах -
Для всех, кто в городе зачах,
Для всех юродивых и пьяных.
Она, как прежде, хороша
И пахнет молоком и медом...
Какая нежная душа -
России добрая природа!
* * *
Из засохшей сосенки
Вырезаю посох
И иду по просеке
В серебристых росах.
Все мое имущество -
В сидоре заплечном,
Все мое могущество -
Воля да беспечность.
* * *
Мы шли весь день через леса,
Мы пили из ручьев журчащих,
И даже добрых два часа
Плутали по еловой чаще.
Но наконец нашли прогал,
Вечерним солнцем освещенный,
И нас с тобой очаровал
Деревни старой вид на склоне.
И мы вошли в наш теплый дом -
Большой, со множеством клетушек,
Что кем-то строился с трудом
Для деток, внуков и старушек.
Теперь он наш, теперь он свой,
И в горнице в своей постели,
Накрывшись пухом с головой,
Мы засыпаем. Ветви ели
Качаются у самых век,
И ягоды, и паутина...
И ходиков стучащих бег,
И запах хвои, солнца, тмина...
* * *
Солнышко, солнышко!
Посвети мне милое!
Дай немного волюшки,
Дай немного силы мне!
Солнышко, сладкое,
Теплое, желанное,
На свиданье краткое
Выйди, долгожданное!
Солнышко, нежное,
К осени печальное,
Покажи мне прежнее,
Покажи мне дальнее!
В свете этом радостном
Детство просыпается.
Все, что было сладостно
В жизни, вспоминается.
Новостройки мрачные
И домишки старые -
Все такие дачные
Кажутся бульварами.
Посвети ты в душу мне,
Разбуди надежду в ней,
Чтобы в одиноком сне
Было много летних дней.
* * *
Собака, солнце и костер...
Два посоха лежат, касаясь,
Спускается с далеких гор
К нам осень - девушка босая.
А мы уселись у костра,
Поели, сладко утомленье...
И продолжается игра
Сознания с воображеньем.
Друг другу мы читаем вслух
Про одинокого монаха
И Англии старинный дух
К нам поднимается из праха.
Двадцатый век вдали от нас -
Дома, заводы, шпалы, рельсы...
А рядом, здесь, у наших глаз -
Холмы и пустоши Уэльса.
Из цикла БЕЗ МАСОК
Моим родителям посвящаю.
Там, где река без берегов
Остановилась отдохнуть.
Где запах сосен и стогов,
И жаркой пылью устлан путь,
Где старой ивы над прудом
Объятья были так теплы,
Купеческий старинный дом
На солнце грел свои углы
В резных русалках и цветах,
И золотистая смола,
Как ладан на святых перстах,
Из досок темных все текла,
Стояло кресло для меня
Из толстых ивовых стволов,
И ветер над прудом менял
Оттенки красок, смыслы слов.
И шелест плачущей листвы
Дриады милой смехом был.
Хотя общались мы на Вы,
Я знаю, я ее любил.
Нет места мягче и теплей
Для вдохновения и сна.
Для пребыванья на земле
Мне эта ива создана.
Прошли года, и города
Я проходил, судьбой ведом,
Но ива помнилась всегда.
Как будто это был мой дом.
* * *
Дороги. Дороги
Меж сосен и елей.
Дороги. Дороги,
Что мягче постелей.
Не будет дороже.
Не будет важнее.
Свет солнца на коже
И веки влажнеют.
Волнистое поле
Стрекочет, вздыхает
И ветер на воле
Невольно стихает.
И ветви тихи,
И, подвластный стихиям,
Я слышу стихи
И вдыхаю стихи я.
* * *
На высоком зеленом откосе,
На дорожной сухой полосе,
Посреди не созревших колосьев,
У реки на песчаной косе
Это солнце паляще белеет,
И светлеет Россия сама,
Вот оно запятнало аллеи,
Деревянные греет дома,
Вот оно пронизало все листья,
Все песчинки, все капли воды
И волшебною легкою кистью
Расписало цветами сады.
Ты пролейся, пропой и запомнись,
Затерявшись в дорогах лесных,
Чтобы зимние ночи заполнить
Ожиданием новой весны.
* * *
Темное дерево старых заборов,
Темное дерево русских домов,
Словно томительных струн переборы,
Словно страницы забытых томов.
Как эти доски на солнце прекрасны,
Сколько вбирают сухого тепла,
Не обескровлены, не безучастны -
Живы упругих деревьев тела.
Ты прикоснись, ощути под рукою
Шероховатую ласку избы.
Сколько заботы, любви и покоя,
Как ощущение русской судьбы.
Даже зимою ни снег и ни камень
Душу у бревен не может отнять.
И охраняют надежно веками
Стены живые в домах благодать.
* * *
Птичка весенняя милая, нежная -
Детский поет голосок.
Свежесть еще не закончилась снежная,
Солнце ласкает висок.
Птичка весенняя звонкая, ранняя,
Что тебя ждет впереди?
Сколько величья и сколько старания
В маленькой этой груди.
Снова прольются лучи на обочины,
Снова прибавится сил.
Не опечален судьбою непрочною,
Счастлив, что просто дожил.
* * *
Вся жизнь прошла, как цепь прелюдий,
А в результате создан храм
Презренья искреннего к людям
И состраданья к мотылькам.
Жизнь в излучении мелодий,
Меняющихся вновь и вновь,
И ко всему, что есть в природе,
Неизмеримая любовь.
И есть желанье только видеть,
Смотреть и видеть всё вокруг,
Спокойно, молча, праздно сидя,
И чувствовать, что ветер - друг.
Как странно наблюдать жестокость
Природных искренних стихий,
И обречённость, одинокость
Всё время слышать, как стихи.
И под дождём чужих страданий
Писать, оттачивая слог,
И парой тонких замечаний
Украсить этот монолог.
И всё же, все же быть счастливым,
Как в миг слиянья нежных уст,
В которых белого налива
Чуть кисловатый, сладкий вкус.
* * *
Все видеть и всегда прощать.
И не надеяться, но делать.
Всю радость собирать в тетрадь.
В презрении не знать предела.
Наделав множество долгов,
Не пользоваться тормозами.
Жить в окружении врагов
С давно закрытыми глазами.
* * *
Я по городу хожу в плаще -
Вот такое у России лето.
Постигаю суть простых вещей -
Радуюсь и дождику и свету.
Мир ожил и каждый дом знаком
И воспоминаньями украшен,
Будто за одним большим столом
Мы под вечер засиделись с чашей.
Я уже простил, прости и ты -
Это проще, чем казалось прежде.
Это привилегия святых -
Жизнь еще прекрасней без надежды.
Рук своих готов отдать тепло
Всем прохожим, просто рядом шедшим.
Улыбаюсь прямо и светло,
Как юродивый, как сумасшедший.
* * *
В городе опять идут дожди
Для деревьев маленького роста.
В этом слове слышится дождись.
Это просто, Боже мой, как просто.
За дождями прячутся мосты.
Бесполезно в реку льются капли.
Контуры и стерты и чисты,
Ветви и трава из серой пакли.
Как песок к песку, вода к воде
Время отмеряет ровным плеском.
Ни просвета, ни луча нигде.
Все туманно, шелково, нерезко.
Капли барабанят по зонту.
Время подведения итога.
Ощутить земную пустоту
В одиноком ожиданье Бога.
Кто же в дождь отправится в леса,
Электрички опустели к ночи.
Мутная тумана полоса
Состоит из мелких влажных точек.
Вглядываясь в мокрое стекло
Хочется обманываться, где-то
Там в деревне тихо и тепло
И потоки солнечного света.
* * *
Из тонких веточек костер.
Светла и сказочна долина,
И ясень трепетный простер
Над нами руку исполина.
В долине этой есть река
И озеро, и лес, и небо.
От мальчика до старика
Прожить вот так в покое мне бы.
Вот деревянный дом, вот сад,
Вот стол под яблоней душистой.
Я вижу все это сквозь чад
Дорог извилистых и мглистых.
Пройдя сто стран, найдя страну,
Что сердцу странника отрада
Железный посох я воткну,
Как первый шест ограды сада.
И я срублю мой светлый дом,
Руками бревна поднимая,
И каждое из них потом
Светится будет солнцем мая.
И зимним утром за водой
К колодцу своему приду я.
И колкий ветер молодой
Подует, свежестью колдуя.
Отпита журавлем со дна
Обледеневшего колодца
Вода чиста и холодна,
Звеня, в ведро мое польется.
Я принесу ее домой,
Печь растоплю я берестою,
И будет хлеб горячий мой
Вселенской музыкой простою.
А вечером под свист пурги
На бревнах блики будут таять,
И снопы искр от кочерги
Рванутся от углей взлетая.
Весною яблоневый цвет
В своей тени меня укроет,
И я усну на сотни лет,
Простою занятый игрою.
Вот деревянный дом, вот лес,
Вот стол под яблоней душистой
И этот дышащий навес
Узор на лист бросает чистый.
И я пойму в урочный час,
Видней когда отступишь дальше -
Простого, искреннего в нас
Неизмеримо больше фальши.
* * *
Мой завтрак состоял из апельсина.
Он плавал в ванне с синими краями.
И яркая останется картина
В той памяти, что пишется слоями.
И струи сока, майских рос пьянее,
Так брызнули, что задержал дыханье.
И запах цедры, от воды сильнее,
Вмиг напоил весь мир благоуханьем.
Я встану и сменю халат махровый
На свежий накрахмаленный и белый.
И я пойду служить отныне снова
Своей стране, своим больным и Делу.
* * *
Постепенно постигаю списки
Всех событий, судеб и падений,
И становится понятно - близким
Мне язык совпадений.
Мир незримый этих тайных связей
Проступает призрачным узором,
В нем реальность страхов и фантазий,
И причин моим доступна взорам.
Где-то сосны шепчутся над морем,
Ветер легкий шепот их поднимет,
И за океаном в разговоре
Новое для всех возникнет имя.
Имена - идей великих кости,
А идеи - мускулы свершений,
Для идейной ярости и злости -
Кровь и смерть - молитва очищений.
Сотни лет назад старик подростку
Нашептал безумные прозренья,
И юнец, поняв, как это просто,
Изменил надежды поколенья.
Где-то лес стоит зимой и летом,
И деревья, места не меняя,
Оживленным, как мерцанье светом
В нашем мире что-то охраняют.
Горный ручеек струей лучистой,
Отраженной тучей над равниной,
Связан с соловьиной песней чистой
И пером святого Августина.
Каждая строка горит звездою,
Каждый страх со старой песней связан,
Каждый стих омыт живой водою,
В каждом взгляде - тема для рассказа.
В этом тайном мире нет обмана.
В этом свете видятся все струны,
Что обвили города и страны,
Что связуют стариков и юных.
И себя волшебником я вижу,
И в плаще иду, читая лица.
Для меня духовный мир все ближе
И трудней в реальность возвратиться.
* * *
Фарфоровая чашка детства,
Как радостны ее узоры.
Всю жизнь глядеть не наглядеться,
Не отвести, казалось взора.
В саду гулять не нагуляться,
Пить молоко и не напиться.
В постели утром поваляться.
За окнами щебечут птицы.
Деревья, голоса, предметы -
Частицы нашего сознанья.
Вот разум голубой планеты,
Дающий всем мирам названья.
И в нем любое измененье
Отражено так многократно.
Оставьте страхи и сомненья,
Уходит жизнь не безвозвратно.
* * *
Я сумасшедший, окруженный идиотами,
Стремящийся к непостижимой цели.
Словами забавляясь или нотами
Выдумываю правила дуэли
Смертельной, беспощадной и безвыходной,
Мучительно растянутой на годы.
Со шпагой сломанной, на восьмерых одной,
Я вызываю страны и народы.
Но с кем сражаюсь я с ожесточением,
Раз зло растворено в людском бульоне,
А жизнь - кровавый праздник заточения
В торжественно нелепом катильене?
И за кого сражаюсь я бессмысленно,
Раз никому и никогда не верю.
Бессовестным лжецам помочь немыслимо,
Когда они дерутся, словно звери.
Но цель ведет крутыми поворотами,
Ни шага в сторону, ни мига остановки.
Я сумасшедший, окруженный идиотами,
И радуюсь подобной обстановке.
* * *
Я дворянин - уже смешно, неправда ли.
Я рыцарь, что еще для вас смешней.
Поэт, ученый я живу средь падали
И вижу яркий свет последних дней.
А на часах у нас конец империи,
Такое редко можно увидать -
Бесправие, безумие, безверие
И лета золотая благодать.
Быть может где-то на звезде крылатой
Таким, как я дают еще приют.
Стою на пляже в заржавевших латах
И чувствую, что все равно убьют.
Из цикла ПОДЗЕМЕЛЬЕ
Меркнет свет, рождая мороки.
Подступил стеною мрак,
И скрывает листьев шорохи
Притаившийся овраг.
А на дне его расщелина,
А под нею тайный ход
И ходить туда не велено
Тем, кто любит небосвод.
Там за дверью ржавой, кованной
Прячет своды древний храм,
До зари времен основанный
Спальней северным ветрам.
Там алтарь из камня синего,
Принесенного звездой,
Разрисованный как инеем
Знаком вечности седой.
В этом знаке руны старые
И ликуя и скорбя
Философский камень ариев
Меч рождает из себя.
Для крылатых вечных воинов
Отковал его Перун.
Их немного удостоенных
Дара знанья дерзких рун.
Ни покоя, ни имущества
Это знанье не дает,
Беспредельного могущества
Упоительный полет.
Тем мечом мечта намечена
Счастья мерою литой,
В ней жестокость бесконечная
Вместе с честностью святой.
Вижу! Я ясно вижу,
Вглядываясь в кристалл,
Мир подступает ближе,
Мысли творят металл.
Снова единство будет
Мысли, слова и дел,
И возликуют люди
Свой обретя предел.
Рано вам или поздно
Будет и только так
На цитадели звездной
Поднят арийский флаг
Солнцем блистает летним
Каплями на весле
Мир пятнадцатилетних
Воинов на земле.
Рай на земле для смелых
Гениев доброты.
Мысли, слова и дела
Ученики чисты.
Рай на земле для юных
Вечных в своем огне.
Этой победы струны
Гимны поют во мне.
Пролетевшее мгновение
В вечность падает кристаллом,
Но оставь свои сомнения,
Будто бы его не стало.
Где-то будет мир потерянный
Драгоценностью храниться,
Тайной избранным поверенной,
До прыжка застывшей львицей.
Замки так хранятся старые
Викингов, славян, германцев.
Вижу трепетные пары я
Остановленные в танце.
Легкий шаг один единственный
Через ночь тысячелетья
И омоются таинственным
Светом новые соцветья.
Этот миг, столетья длившийся,
За который сон в ответе,
Неизвестен не родившимся,
Тем кто умер не заметен.
Так идеи, что вне времени
Ждут тенистыми садами,
Разрешаются от бремени
В мире новыми плодами.
Скачут всадники фракийские,
Изо льда встают святыни.
Городами авестийскими
Вновь покроются пустыни.
Из цикла КИТЕЖ
Как на масленице пьяной
По почину старины
С тыквой сладкой на сметане
Разводил бобыль блины.
Я и столяр, я и плотник
Помотался на веку
Даром, что по чину сотник.
Уж блинов то напеку.
Мне не гоже прибедняться,
Я еще в плечах не слаб.
И напиться, и подраться
Это можем мы без баб.
Ты побольше напеки их.
Видишь, все пошло с руки.
Ах румяные какие
Получаются блинки.
Он печет себе, стараясь,
А прозрачная икра
На столе, переливаясь,
Приготовлена с утра.
Вот везиго, вот сметана,
Вот варенье, вот творог.
Он печет не перестанет,
Напасает много впрок.
Вот хрустящие груздочки,
Вот сметана - все при нем.
Мед из старой темной бочки
Золотым горит огнем.
На столе стоит красуясь
На десятерых еда
Сел за стол бобыль, сутулясь:
Я плачу горькими слезами
Над этим миром унесенным,
Я плачу горькими слезами
Над цепью глупостей и смут.
Но никогда под небесами
Другие в омуте бездонном
Не взглянут нашими глазами
И русских мыслей не поймут.
Во первых строках
Моего письма,
Передайте поклон и Петру,
И Настасье, и Кольше, и Сене
И скажите, чтоб мать по утру
Не вставала на пол на колени.
Этот мир завещаю я вам,
Но пришлите по почте на небо
Русской водки хотя бы сто грамм
И буханочку черного хлеба.
Здесь быть может светлей и теплей.
Но скажу я и вы мне поверьте -
Очень гордые мы на земле,
Очень кроткие мы перед смертью.
Этот мир завещаю я вам,
Но пришлите по почте на небо
Русской водки хотя бы сто грамм
И буханочку черного хлеба.
Не в одной я войне воевал,
Убивал я и все мне простилось,
Но мне снится небес синева,
Так как в жизни ни разу не снилась.
Этот мир завещаю я вам,
Но пришлите по почте на небо
Русской водки хотя бы сто грамм
И буханочку черного хлеба.
Здесь невольно прощаешь врагов,
Но скажу, гласу высшему внемля,
Перед Богом не будет грехов,
Если ты не предал эту землю.
Увезите вы меня
В табор за рекою,
Где шатры раскинули
Старые друзья,
Где зовут по имени
И поют с тоскою,
И бросают золото
Гордые князья.
Лейся водка, лейся,
Прибавляй мне силы.
Вейся локон вейся
У цыганки милой.
На ветвях русалка
Сказывает сказку.
Все отдать не жалко
За любовь да ласку.
Водка и шампанское,
Песни и крамола,
И рубахи красные
В пламени костра.
Кровь моя дворянская
Отдана престолу,
Ну а губы страстные
Заре до утра.
Лейся водка, лейся,
Прибавляй мне силы.
Вейся локон вейся
У цыганки милой.
Старая гадалка
Сказывает сказку.
Все отдать не жалко
За любовь да ласку.
В ту ночь мы слишком задержались.
В постели будто шла гроза.
Раскаянья не выражали
Ее счастливые глаза.
Ушли автобусы, машины
Уснули в каменном плену.
Домов квадратные вершины
Глядели слепо на луну.
Я провожал ее и ветер
Нам нежно кожу овевал.
Одни на этом темном свете
Мы ощущали мягкий вал.
И проникала к нам природа,
Затишьем пользуясь ночным.
Накрыла корпуса завода,
Что так громоздки и прочны.
Завод такой, каких без счета.
Романтика не для столиц.
На крашеной доске почета
Унылый ряд преступных лиц.
Цеха из кирпича и стали,
Расставленные наугад,
А на бетонном пьедестале
Стоит военный агрегат.
И вдруг с обочины дорожной
Невидимый в тени ветвей,
Казалось это не возможно,
Запел нам песню соловей.
Раскатисто, нахально, тонко,
Заливисто, легко, тепло,
Счастливым голосом ребенка
Запел и все вокруг ушло.
Мы шли в невидимые дали.
Мы шли по сказочной стране,
И стрелки на часах отстали
По чьей-то ангельской вине.
Вы говорите -
А что же делать-то еще
Без смысла, без души, без веры,
Когда вокруг один расчет.
Расчет неправильный и глупый
Без воли, прока и стыда,
Как можно за тарелку супа
Все до исподнего продать:
Россию, душу, память, тело,
Детей, родителей, внучат.
А хитрое ли это дело
Когда вокруг тебя молчат?
Вино - религия ученых
Чьи мысли презирает свет,
В стране советов заключенных,
Где все дают один совет:
И сразу же из жизни выпал,
А протрезвел - седой как лунь.
Храм и кабак - одна дорога.
Терпи и всех подряд прости.
А в кабаке, ну хоть немного,
Ты можешь душу отвести.
А между ними бродят хамы,
Как полноводная река.
Не отличить кабак от храма,
А божий храм от кабака.
Вино - религия поэтов.
Им плохо жить кромешным днем,
А отбери еще и это,
Я ночью выйду с кистенем.
Хочу напиться из колодца
Где кудри вишен зелены.
Как не легко осознается,
Что все уже обречены.
Весь мир трясут почти столетье
Конвульсии моей страны.
Живых не в силах не жалеть я.
Но вы уже обречены.
И я гляжу на ваши лица,
Что так безропотно темны,
И мне не хочется молиться.
Вы все уже обречены.
И будут, как руины Рима,
Преданья русской старины.
Воспоминания незримы.
Предавшие обречены.
Стихотворения разных лет
Я ухожу. Не ждите, не звоните,
На вешалке остался старый плащ.
Я оставляю вам себя в зените,
А сам скрываюсь в сердце темных чащ.
У пояса широкое мачете,
Бинокль и фляга, компас, патронташ.
Как дороги, любимы вещи эти.
Да будет проклят мир презренный ваш.
Я ухожу. Безлунными ночами
Вам реквием в оврагах пропоет
Привычное за сильными плечами
Короткое, тяжелое ружье.
Я ухожу от мира притязаний
И вечной, жадной, бескорыстной лжи.
Я буду иезуитом-партизаном,
Взрывающим сознания межи.
Я вас взорву, пусть мне не хватит тола,
Я выплавлю его из ваших тел.
Я покажу вам мир другой веселый,
В нем жив лишь тот, кто щедр, силен и смел.
На этой светом избранной планете
Я жадности расчет не потерплю.
Пусть взрывы путь изгнанника отметят,
Как красный плюш дорогу королю.
Я ухожу по листьям, по закату,
По свежему лесному ветерку.
И легкий, одинокий и крылатый
Вступаю я на звездную строку.
И встречу я себя с мечом и в латах,
Идущего по млечному пути,
Что так же в путь один ушел когда-то,
Чтоб никогда на землю не прийти.
Асфальтовая музыка,
Сверкание реклам,
Шарфы и джинсы узкие
И двери из стекла.
А в небе темном робкие
Расходятся круги
И слышатся далекие
И легкие шаги.
А голубая мельница
Размалывает миг,
Но шепот не изменится
И неизменен крик.
Вне времени, вне праздника,
Как божия слеза
Философа и странника
Глубокие глаза.
И я живу вне времени
Философ и солдат,
И нет на теле бремени
Незыблемости дат.
Вот дворники за веники
Берутся по утру.
А я живу отшельником,
Отшельником в миру.
И повторяю строки я,
Входя в бетонный лес:
Повязывают улицы,
Как длинные шарфы.
Немножечко сутулятся
От поисков строфы.
С годами все мне дорого,
И оживает мир.
Люблю дороги города
С пещерками квартир.
В кафе бокалы узкие
И радостная дрожь.
Асфальтовая музыка
И бабочкою нож.
Я верю в красоту, мой мир красив,
И всюду вижу красоты примеры.
Я выбрал путь, что светел, справедлив.
Коль скоро все решает наша вера.
А вы если хотите верьте в зло
И сатанизма радуйтесь величью.
Предательство приняв как ремесло
Ласкайте безобразные обличья.
А вы если хотите верьте в страх
И бойтесь вами созданного Бога.
И жизнь свою прожив в его рабах,
Умрите словно нищий у порога
Той жизни, что обещана потом,
За то, что нам земную загубили,
Заставив пресмыкаться под кнутом,
Когда судьба решала:
А можете не верить ни во что
И, случаю коварному подвластны,
Метаться перед смертною чертой,
Не замечая, как земля прекрасна.
Да. Каждый выбирает для себя.
Во тьме пространств, где нет единой меры,
Всего сильнее что-то возлюбя,
Ты выберешь вселенную и веру.
Не знаю я, что ждет меня потом,
Но верю в ценность каждого мгновенья,
Что дарит жизнь в обличии земном
Здесь и сейчас, а не в воображении.
А не в надежде на другую жизнь,
За этой следующую как плата,
Которую заслужишь ублажив,
Жрецов, тех для кого ничто не свято.
Я верю в то, что каждый миг войдет
Строкою в книгу вечную вселенной,
И в ней бесценен каждой мысли взлет,
И каждое мгновение бесценно.
И вечный судия сочтет святой
Ту жизнь, что в смертное свое мгновенье
Ему предъявит свиток золотой
Из подвигов, побед и озарений.
И если есть награда красоте,
Хотя она сама себе награда,
Ее получат те и только те,
Кто жизнь земную сложат как балладу.
Мой милый солнечный зайчонок,
Как просто все, что хорошо.
И счастья луч силен и звонок
Черезо что бы не прошел.
Сквозь крышу ветхого сарая
И сквозь весеннюю листву,
Сквозь темноту пройдет, играя,
И золотую синеву.
Но лучше, если в наши окна,
В просторный деревянный дом,
В веранды утренние стекла
Заглянет он, судьбой ведом.
Собаки, кошки, оленята
Нас заждались уже давно
Лесов волшебные палаты
Стучатся ветками в окно.
И лошади переминаясь
Глазами влажными глядят,
И ждет, журча, река лесная,
И ждет в цветах тенистый сад.
Мы обойдем с тобой все это
И поцелуем всех зверей.
И бесконечно будет лето
Всех лет теплее и светлей.
А вечерами на перинах,
На теле чувствуя ладонь,
Утомлены дневной картиной,
Смотреть мы будем на огонь.
Терраса, дождь, лучи и лето.
Накрытый стол и круг друзей.
И брызги солнечного света
На листьях, дереве - везде.
А на столе стоит варенье
И пироги, и чай, и мед.
И радость этого мгновенья
К спокойной мудрости ведет.
На островах, на островах
Все ярче, чем у нас, сильнее,
И чувства легкие как
Здесь длительней и холоднее.
Но здесь, своей судьбой храним,
Я верен образам и теме.
В чередованье лет и зим
Острее ощущаешь время.
Блаженны мертвые. Блаженны
В гармонии хитросплетений
Невидящие поражений,
Стыда не ведавшие тени.
Блаженны те, кто не дожили
До революции позора,
Кому не вытянули жилы
В ЧеКа лютующие воры.
И те, кто в братство верил строго
Святого равенства кликуши,
Что вовремя отдали Богу
Атеистические души.
Блаженны сталинские чада,
Те, что стяжали столько славы
И не дожили до распада
Его империи кровавой.
А те, кто пережить сумели,
Как поседевшие солдаты
Похоронили в этом теле
Весь мир ушедший без возврата.
Блаженны мертвые в России,
Как завершенные виденья,
Что жили со своим мессией
И пали до его паденья.
Дай Бог и нам не задержаться
И, заслужив и смерть и имя,
Успеть до новой черной жатвы
Уйти спокойно со своими.
* * *
От большевизма до коммунизма
Сквозь скрип зубовный и лязг железный
Случайные вещи, ставшие жизнью,
Прошли, так милы и бесполезны.
Гербы из пластмассы и гордые бонзы,
Слоники пошлости, стертые линзы:
Здесь не найдете изделий из бронзы:
Случайные вещи, ставшие жизнью.
И, пронесенные сквозь катаклизмы,
От обручения, от венчанья
Хранящие цвет впечатлений начальных
Случайные вещи, ставшие жизнью.
Боже мой, как же они исказились!
Пробившись, прорвавшись сквозь времени призму
То, что любили, то, чем гордились
Случайные вещи, ставшие жизнью.
Хранят старушки старые чашки,
Битые рюмки, куклы косые:
Это утраты, это несчастья,
Что пронеслись над голодной Россией.
Когда болезни отпразднуют тризну,
И жизнь в небеса соком вечности брызнет,
Их кто-то выбросит с оптимизмом
Случайные вещи, ставшие жизнью.
* * *
Андрею, Андрюшеньке
В его глазах покой и скука.
Заострены его черты.
Какая право же докука
Стоять в безделье у черты.
Он все имеет - это свинство
Со стороны судьбы творца.
И оскорбительно единство
Покоев Божьего дворца.
Костюм Кортье, походка барса
И меланхолия лица,
И ни трагедии, ни фарса,
Ни вызова от подлеца.
Растут детишки и запросы,
Но подрастают ведь чины.
Он задает свои вопросы
Куску вчерашней ветчины.
Ты прав - закуска и сатира
Определяет питие.
Опасный возраст для сатира,
Не верящего в бытие.
Я размышляю каждый день
Над зыбкостью существованья,
Как иллюзорны упованья,
Как мимолетна мысли тень.
Вот это тело, что поет,
Дрожит и дышит и смеется,
Как этой крови удается
Единство сохранять свое.
Я наблюдаю из него
За тем немногим, что доступно,
Что кажется мне неотступным,
Что для меня важней всего.
А между тем единый миг
Меня. планеты и вселенной
Порвет цепочку думы бренной,
Прервет мой одинокий крик.
Несчастие с ума сведет,
Случайность искалечит тело,
И все что жило и горело
Вдруг на экране пропадет.
Не знаю я, что вправду есть,
А что в моем воображении,
Но я живу, но я в движении.
Трактую ненависть и честь.
Котят целую и цветы,
Ни в чем на свете не уверен.
Реальны лишь одни потери
И ощущенье красоты.
Пейзаж равнинный, безымянный,
Где много места небесам,
Полям, цветам благоуханным
И заболоченным лесам.
Над местом, для кого-то милым,
Над озером тумана дым,
Что может быть весьма унылым,
А может - тихим и простым.
Когда-то было много дела,
Когда-то были веселей
И парк, немного запустелый,
И лиственный ковёр аллей.
Но долго уж не приезжали
Кареты праздничных господ,
И все не то чтобы в печали -
В безмолвии который год.
Здесь жизни ход уныло-ровный,
И пусть давно уж нет вестей,
Но деревянный дом огромный
Прилежно убран для гостей.
Их ждёт пастельный мягкий свет,
Собаки, лошади и люди,
Но никого в поместье нет
И, может быть, уже не буде.
И старики ведут беседу
О том, что прежде было тут,
И крика : -
Как зачарованные, ждут.
* * *
Над темною рекой, на склонах,
Любуясь красотой своей,
Стоят зеленые колонны
Пирамидальных тополей.
Прозрачной зеленью одеты,
Стоят на ледяном ветру
И шепчут: .
И слышат голос леденящий
Собратьев северных своих,
Что голых веток серой чащей
Шумят, шумят в ветрах степных:
.
-
Вновь шепчет тополиный ряд.
С надеждой ожидая солнца,
Они зеленые стоят.
Над темною рекой, на склонах,
Любуясь красотой своей,
Стоят зеленые колонны
Пирамидальных тополей.
* * *
Поверить в это очень сложно ,
Понять , конечно же , нельзя.
Но раз сознание ничтожно ,
Как сладко плыть , над ним скользя !
На склоне роща вырастала
Так медленно, за годом год ,
То синим становясь , то алым,
Устал меняться небосвод.
Наделена спокойным духом ,
Она как будто бы ждала ,
И это чувствуешь не слухом ,
А ощущением крыла.
И в зной росла она, и в холод ,
То красный лист теряя свой ,
То шевеля живой , весёлой ,
Весенней нежною листвой.
Пила из родников журчащих ,
Вздыхала , плакала росой ,
Кого-то укрывая в чаще
Плетёной лиственной косой.
Тысячелетия томилась ,
Надеясь встретить душу ту ,
Чтобы , увидев , полюбила
Взяла всю эту красоту.
И объяснять уже не надо ,
Когда взрослеешь духом ты,
Самодостаточности взгляда
И обнажённой красоты.
Мгновенье длится , длится , длится:
Во взгляде красота поёт:
Когда удастся с нею слиться -
Не возвратиться из неё.
* * *
Мои дожди прошли в лесах сосновых,
Мои ветра на клеверных лугах,
И зорь моих вечерних вечно новых
Так много на высоких берегах.
Мои стихи лились, как наши реки
Медлительно и плавно и легко
И слезы омывали эти веки,
А эти губы пили молоко.
Мой мир был гармоничен и прекрасен,
Не важно правдой был он или сном.
Пусть доброты покой и был напрасен,
Я не молил о бремени ином.
Мои дожди прошли в лесах сосновых,
Мои ветра на клеверных лугах,
И зорь моих вечерних вечно новых
Так много на высоких берегах.
Я хочу летать во сне
Я хочу летать во сне
Подниматься над домами,
Над размытыми стенами,
Над ветвями в вышине.
Там на близких скатах крыш
Видеть слой отставшей краски,
Прыгнуть кошкой без опаски
В мир ворон, карнизов, ниш.
Над деревьями парить,
Подниматься на районом
И над городом зеленым.
Разрывать за нитью нить.
И боясь, что упаду,
И пугаясь не вернуться,
Подниматься к солнца блюдцу
Сквозь небесную слюду.
Ощущая облаков
Мягкость, влажность и прохладу,
Прямо к звездному параду,
Вырываясь из оков.
Звездный чувствуя туман,
Я в слезах невозвращенья
Вспомню все свои мученья,
Как любимейший обман.
Из цикла МАСТЕР ЛЬДА
Я сочиняю как заклятья
Навстречу вечности стихи.
Слова, что так люблю скреплять я,
Как листья осени сухи.
И лишь от вашего вниманья
Они внезапно оживут.
Всплывут манящие названья
И сердце ваше разорвут
Такою радостью и болью,
Что в рунах веток на заре
И в янтаре, покрытом солью,
И в мраморе, и в серебре.
Пусты небесные созвездья
Без нас, несущих нашу боль.
Для временных судьба - возмездье,
А вечность забывает роль.
Для вечности незрима память.
Есть только место без причин.
Она вольна во тьме слепа мять
Именования личин.
Все наши муки - это счастье,
Как ощущенье бытия,
Как состояние участья,
Но мера каждому своя.
Бесценно каждое мгновенье,
Как достижение вершин,
И переходит то в мученье,
Что непосильно для души.
Окраска радостью и горем
Любого мига только в вас.
Вы воспаряете над морем
И буря сразу улеглась.
Кто знает грань, где наслажденье
Вдруг переходит в страх и боль.
У каждого свои виденья
И увлечения, и роль.
Когда расширится твой разум
Вмиг всю картину охватив,
В нем красота возникнет сразу
И ты почувствуешь что жив.
Прозренье радостное брызнет.
Раскроется душа твоя.
Есть наслажденье этой жизнью
И пустота небытия.
Мир был моложе в те года,
Все дальше он дорогу строит,
Так мысли тянутся всегда
К руну великого героя.
Так в миг рожденья моего,
О чем сегодня вспомнить стоит,
Вмиг чувства ключ из ничего
Забил, как пенье струн святое.
Взыскует что-то свыше к нам
В расчет беря все наши силы,
Основывая новый храм
На наших муках до могилы.
Ликует юная душа,
Как будто пламя изливает.
И с новым именем спеша,
Себе дорогу пробивает.
Она себя несет в слова
Во власти чувственного жара,
И зла колючая трава
Горит от этого пожара.
И вдруг, и вдруг мертва она,
Она опередила тело,
И в этом не греха вина,
Она зола, она сгорела.
Остался лишь, как легкий стон,
Как голос лиры безымянной
Незримый звонкий обертон.
Звук изумительный и странный.
Эфир дрожит, как блики вод
Для большинства непостижимых.
Из нитей тонких небосвод
Сплетен стараньем рук незримых.
И заблужденья нет светлей,
Чем чувствовать, что слышишь это,
И смех рожденный на земле
Становится судьбой поэта.
Одно видение для всех
Он создает, сплетая сети.
И только от незримых вех
Останутся следы на свете.
Мир строит мысли рун.
Миг стоит чувства струн.
Взыскует счет основ.
Ликует пламя снов.
Слова во власти зла.
Мертва греха зола.
Лишь лиры звонкий звук -
Эфир для тонких рук,
И заблужденья смех
Видение для всех.
Мир -
Миг.
Нов
Лик.
Слов
Грех.
Лир
Смех.
Моей маме, которая так любит
Жасмин в нашем саду.
В седом саду зацвел жасмин.
У цвета подвенечны платья,
Раскрыты нежные объятья
Лазури солнечных долин.
Всю прелесть женской красоты,
Всю свежесть, нежность обаянья,
Всю жажду жаркого познанья
Несут влюбленные цветы.
* * *
Как важен каждый день и как их мало,
Как маленькая повесть мотылька.
Что б утром было свежее начало,
А днем хоть что-то сделать на века.
А вечером под яблоней закаты
Связующие с вечностью мечты
И размышленья о дневных утратах,
В которых светят нового черты.
Трагично и легко, светло и больно.
Прощание, падение и сон,
И мир померк, качнувшийся невольно,
И в небе растворился тихий звон.
И в темной, мягкой, ласковой постели,
На свежих белоснежных простынях
Уютно, как младенцу в колыбели,
Как путнику под шубами в санях.
Останутся потом воспоминанья,
Но сколько их? Они наперечет -
Мгновенья исполнения желанья,
Да о поступках кратенький отчет.
Как мало дней нам сохраняет память,
И больше тех, в которых солнца свет.
Вот с выцветшими, серыми глазами
Идет по лесу за грибами дед.
А сколько дней детьми гуляли в парке?
Их было шесть, а может быть и пять,
Но вот они остались, как подарки,
Заполнив детство, и нельзя понять
И вспомнить, что же было между ними?
А кажется, что детство - это жизнь
Глубокая и равная с другими,
Хоть не найти меж жизнями межи.
Вот день встает. Дай бог чтоб был спокоен,
Но хочется прожить его, как век.
Чтоб был он чист, как снег, как ясень строен
И противоречив, как человек.
А что бы было? Что бы было
Без революции продажной,
Что душу русскую убила
Дворянство превращая в граждан?
Но растоптав мечты и стили
На этой милой пастурели,
Их толпы наглые убили
Из тех, кого они жалели.
Ландо по Невскому катились,
Изящные гуляли дамы,
Невы извивы серебрились,
И стройные блистали храмы.
В Финляндии провинциальной
На дачах пишутся романы.
И век двадцатый, век прощальный
Не разрушает больше страны.
Под сенью университета
Ученики тех неубитых
Давно постигли сущность света,
Планет обжили сотелиты.
Балы сменяются балами
И вальс танцуют офицеры,
Что управляют кораблями,
Прорвав покой небесной сферы.
Империя - царица мира
Великая, без потрясений
И в ней поет поэтов лира,
И служит ей науки гений.
Все как сейчас, но только с нами
Доверчивость и утонченность,
И не менялось наше знамя,
Давя поэтов и ученых.
Как ворох листьев подхватило
Сознанье, формулу и стих.
Жестокости им не хватило,
Но не было ее у них.
Постой над великой рекой
И снова в дорогу готовься.
Я вижу Россию такой
Какой ее не было вовсе.
Арийская верность и мощь
На этих просторах не смята,
Страна из березовых рощ
Умна, и щедра, и богата.
И замки белее снегов
Стоят на холмах вознесенных
И серые кости врагов -
Подножие твердое трону.
Россия, не знавшая бед, -
Прямая наследница воинов,
Что всюду оставили след,
Пройдя континенты достойно.
От Индии до берегов,
Сокрытых за вечными льдами,
Что родиной были богов
С пророческими именами.
Нас мало осталось, но мы
По крови - властители мира,
Гонители вечные тьмы,
Хранители звезд эликсира.
Мы помним суровый зарок,
Что арии провозгласили,
Под солнцем святое добро
Покоится только на силе.
Мы вышли рано, было сыро.
Над темным лесом плыл туман,
Как будто полусон, обман,
И тихо как в начале мира.
И постепенно, постепенно
Под шорох хвои и листвы,
В которых шли мы словно в сене
Родилось эхо, шум травы.
И в полдень мы пришли на место,
Поляна в солнце и цветах
Окружена пушистым лесом,
Как лик с улыбкой на устах.
Когда-то здесь была деревня,
Но время прибрало людей,
А церкви сруб тяжелый древний
Забрали в горьковский музей.
Чудесный свет жемчужно-алый
Слетал с сосновых мягких лап
Он скупо отливал металлом
И был так призрачен и слаб.
И в этом свете жили тени,
Так явно чисто и светло.
И видел я крыльца ступени
И милой девицы чело.
И я стоял как на могиле
Дыханьем жизни поражен.
И видел я, как люди жили.
И слышал колокольный звон.
Дед
Посвящается деду инженеру-капитану
первого ранга Виталию Алексеевичу
Каурову
Я помню чистый белый снег,
Дед впереди бежит с одышкой,
А в санках маленький мальчишка,
Укутанный в пушистый мех.
Я на его ноге катался,
Играл с ним в детское лото
И в том о чем не знал никто
Ему спокойно признавался.
У детства теплый мягкий свет,
И в нем я навсегда запомнил:
Дед у меня моряк полковник.
Хотя все звали просто:
Мы выросли, не замечая
Их покрасневших светлых глаз.
Они светились, нас встречая,
Они боготворили нас.
Неся огромную Отчизну
Через кровавые года,
Они узнали цену жизни
И цену счастья навсегда.
В полуголодных коммуналках,
Где выли керосинки вряд,
Родились дети, и скакалки
Запрыгали вокруг ребят.
В заботах дети вырастали,
В заботах строилась страна,
А к сердцу все рвалась война
Осколками смертельной стали.
И сердце стариков упало.
Не может быть! Не может быть!
Что бы судьба у внуков стала
Еще страшнее их судьбы.
Кого качали осторожно,
Кого, как счастье берегли
Увидеть мертвого в пыли
Невыносимо, невозможно.
Вот почему они сильнее,
Добрей и мужественней нас,
Так внуков понимать умеют
И любят, будто в первый раз.
Мы с дедом по грибы ходили.
Я помню жаркий летний лес,
Когда из фляжек воду пили,
Касаясь веками небес.
Спадает с ночи солнца шаль,
Задул небесный свет фонарщик,
И смотрят в розовую даль
На берегу старик и мальчик.
Эскиз
Мысли чистить нежной кистью,
Попадать под теплый дождь,
Видеть солнце, видеть листья,
Чувствовать, что ты живешь.
Утро цвета любви
Подарил листопад.
Розоватою стала
Сухая листва.
И вернувшись к началу
Засветились слова,
И улыбки твои
И счастливый твой взгляд.
И тревожно, и грустно,
И сердце томит,
И предчувствие вечности
На небесах
Это ноты беспечности
В двух голосах
И касается чувство
Розоватых ланит.
Утро цвета любви,
Утро цвета утрат
Предвещает ненастье
И ветер, и дождь,
Но так хочется счастья
И снова живешь.
Утро цвета любви,
Как мерцающий сад.
Утро цвета любви -
Розовеющий сад.
Стучась в холодные стальные двери,
Я брался за любой полезный труд,
Но постепенно разучившись верить,
Я понимал - меня нигде не ждут.
В последний вечер небо будет жарким.
Гостям на блюде сердце подадут.
Я вынужден навязывать подарки,
И все равно меня нигде не ждут.
Я предлагаю все - талант и волю,
С поэта только шкуру продадут,
А ей цена - одна лишь горстка соли,
А самого его нигде не ждут.
Когда я попаду в объятья смерти,
И труп мой станет черен и раздут,
То отвернутся ангелы и черти.
Мне кажется, меня нигде не ждут.
Пока живу и после смерти с вами
Один я буду штурмовать редут,
И буду камни расплавлять словами.
Мне все равно - меня нигде не ждут.
Я вам не должен ничего.
За все надежды и потери,
За то, что ни во что не верю
Я вам не должен ничего.
Вы подарили мне изгнанье
И обесценили его,
Но за такое воспитанье
Я вам не должен ничего.
Вокруг нет ни ума ни чести,
Не упустить бы своего.
Нет я не опущусь до мести,
Но я не должен ничего.
Давно уже живу во сне я.
У вас есть все и Бог и страсть,
Но прибыль все-таки важнее
И все-таки сильнее власть.
Я много получил от жизни,
Поверьте много больше вас,
Но вопреки моей отчизне,
Сражаясь с веком каждый час.
Ни уваженья, ни участья,
Ни состраданья моего
Вы не получите и части -
Я вам не должен ничего.
Когда вы скажете:
Наточенному палашу,
За холод глаз моих невольный
Прощенья я не попрошу.
Хочется чувствовать молодость
Телом своим напряженным,
Быстрого, острого голода
Данного только влюбленным.
Хочется вечно улыбчивой,
Хочется детской и мудрой,
Чтоб говорить с нею сбивчиво
Празднуя позднее утро.
В час когда ветер безбрежности
Тлеющий вечер отпустит,
Хочется ласковой нежности,
Хочется трепетной грусти.
На берегу под смоковницей
Гладить дрожащие плечи
Юной влюбленной любовницы,
А расплатиться-то нечем.
Ты говоришь, мои стихи
Никто на свете не читает,
Что не листают их верхи,
Низы совсем не замечают,
И для поэзии давно
Пора забвения настала.
Что выглядит поэт смешно,
А почитателей так мало.
Несчастен был бы жребий мой
И бесполезными прозренья,
Когда бы этот сброд тупой
Любил мои произведенья.
Стихи на грядках не растят,
Не подают скоту на ужин.
Я рад, конечно же я рад,
Я счастлив, что тебе не нужен.
Кто ты такой? Ужалив больно,
Вас спросит случая змея,
И Вы смешаетесь невольно -
А ведь действительно кто я?
Когда рубли сменяв на центы,
Чиновник вскинет пистолет
И спросит:
А документов то и нет.
Билет читателя, дипломы
Не возвратят душе покой,
Когда Вам бросили с апломбом:
Никто не выдаст Вашей тайны.
Знакомства, вещи, все не в счет.
Один билет - билет трамвайный
Сакраментальный смысл несет.
На грани ночи и рассвета,
На грани солнышка и тьмы,
Предрешено от века это,
Случайно повстречались мы.
Конь блед. С косою смерть скакала
И заволакивала свет.
Легко, как по паркету зала
Навстречу смерти шел поэт.
- ощерившись безглазо
Она спросила.