Бледнеет в первых утренних лучах,
Морозный воздух чуточку горчит...
И снега стынь в глазах... — о, нет! В очах!
В очах того, кто бешено влюблен,
В очах того, кто — баловень балов,
Кому лелеет слух златой трезвон:
“Belle Natalie!” — в меди колоколов...
— Любезный друг, зачем, зачем Вам не спалось?!
Не дрогнет ли рука? Нет, право — это блажь!
Пусть в сердце в этот миг все лучшее сбылось,—
Угрозою ему в ларце лежит “Лепаж”.
Скажите мне, к чему, к чему Вам эта роль:
На десяти шагах, и нервы, как жгуты...
От женского “люблю” до жесткого “изволь”,
И зрители — дерьмо: статисты и шуты.
Их хладный ум оценит ли порыв?
Есть среди них друзья? хотя бы треть?
И Та, что встретит, двери отворив,
Достойна ль риска нынче умереть...
Иль Вы прознали высший наш закон:
“Из праха — в жизнь, в бессмертье — из земли.”
Иль то злословцам будущих времен
Ручательство за имя Натали?..
Уж кто-то произнес:”Она не стоит Вас”.
Но замолчал, смущен, запнувшись о строку,
Где первая любовь бездоннее, чем вальс,
Смертельней, чем дуэль на снежном берегу.
Кончается январь... у Черной Речки — крах,
Гортанный крик ворон да дым пороховой,
Нарушенный закон: “Из праха — да во прах”.
Статисты и шуты поникли головой...
Любезный друг, зачем?.. А впрочем, Бог с тобой...
Не усомнюсь уже ни в чести, ни в строке,
Ни в женщине, чей взор небесно-голубой
Январским льдом сверкал на черной той реке...
...Бледнеет свет предутренней свечи,
Вступает луч звенящий, золотой...
И я люблю. Любовь моя горчит
Миндальной, терпко пахнущей водой...
Обида жарко дышит за спиной,
Но образ Ваш прозрачней хрусталя,
И я готов окончить путь земной,
От скверны и суда Вас отделя...
Самою смертью подтвердив приказ:
Вас помнить той — какой я вижу Вас.