на теле, в тоске умирающем, лета.
И только его отзвеневшая слава
последнею песней откликнется где-то.
Быть может, споет ее клин журавлинный,
а, может, хлебов этих спелых колосья.
А, может быть, ветер - бродяга старинный,
срывая с деревьев седые волосья.
И осень случайною, грустною гостьей
придет глухоманной тропою, зверинной,
рябин золотые, горячие гроздья
с размаху в ивовую бросит корзину.
Поставит вино из янтарного сока,
напьется сама и напоит округу.
Под звуки тальянки пройдется чуть боком,
присев, позовет к столу вьюгу-подругу.