Стоял теплый оранжево-красный сентябрьский вечер. Кленовые листья грустно помахивали растопыренными ладошками, напоминая и напоминая этими прощальными жестами о приходе осени и не давая обманчивому теплу внушить оптимистам несбыточные надежды.
Открылась и закрылась тяжелая деревянная дверь с надписью "Шансон", вихрь листьев взметнулся, крутанулся разок-другой по асфальту, заглянул в кафе и успел выпорхнуть обратно десятком золотых бабочек в стремительном фуэте, спровоцированном этим случайным сквозняком. Солнечный луч, проникший через открытую дверь, добрался до самого дальнего, темного угла и осветил ярко-рыжую шевелюру, прикрытую широкополой шляпой того же оттенка, оранжевой, огненной, вот только не новой, а наоборот, слегка потертой.
На женщине было синее нарядное платье того самого василькового цвета, который составлял тайну Марка Шагала. Девушки на его картинах всегда улетали в небеса именно в таких платьях. Она изредко подносила к губам бокал с текилой и слушала джаз. В этом кафе обычно играли хорошую музыку, днем, вечером, утром. Когда бы вы ни зашли. Вечером приходил джаз-бэнд, а все остальное время звучали записи профессионалов, старых добрых классиков. Ее завораживал Гершвин. Вилка в руке тихо покачивалась в такт мелодии.
"Summer ti-i-i-ime… Ти-ри-ри-ту-ру-у-у-рам…ра-а-ам…" - шляпа наклонилась, перышки, украшавшие ее, зашевелились от влетевшего в дверь ветра.
-София, тебе прислали яблоко.
Она подняла глаза. Синие-синие, небесно-васильковые. "Тайна Шагала, загадка Шагала - рупь у Савеловского вокзала…" - букетик васильков в красной, замерзшей руке, описанный Вознесенским.
-Вон тот молодой человек у барной стойки, видишь?
Она оглянулась. У барной стойки было трое молодых людей. Один из них помахал ей рукой. Да, приятный. Милый, интеллигентный. Похож на… София резко отвернулась. Опять. Опять и опять. Ее крест и кара небесная…
* * *
-Смотри,смотри, вон Сонька…Опять приперлась поесть нахаляву.
-Удивляюсь, почему ее не гонят? Вроде, приличное кафе, я сюда днем, бывает, с ребенком прихожу… Прям срам один…
-Ну. Так-то, она, вроде, чистая, аккуратная, но ведь все говорят, совсем ненормальная. Сашка мой говорит, симпатичная… Гы-ы-ы… Кудрявая вон. Не люблю я рыжих.
-Ой, а мне так и кажется, у нее в шевелюре мыши водятся… или еще какие насекомые…
-Во-во, или птички какие-нить задрипанные… Срамота.
* * *
-Татьяна Петровна! Здравствуйте, дорогая… Чмок-чмок… Выглядишь отлично… Свеженькая, молоденькая… Не стареешь…
-Здравствуйте, Надюша. Рада видеть… Да и вы в прекрасной форме. Все по салонам? Косметологи-визажисты? Пальтишко, гляжу, новое прикупили? Красивое… Кожа натуральная, тончайшая, легчайшая… Идет вам, к глазам… Ой а помада-то какая… Ив Роше? Нет, не любите? А я беру. Я выписываю, они присылают каталог, я заказ делаю по почте… Мне у них духи нравятся. Ну, рассказывайте, рассказывайте… Как Инночка? Устроилась?
-Устроилась, страшно довольна. Они в круиз собирались, но Олег настоял на Италии. Все время туда ездят… Венеция, Рим, Флоренция. Никак не может обойтись, полюбил Флоренцию, и все тут, что поделаешь…
-Он ведь свою первую книжку в каком-то замке писал? Нет? Так говорили. Путешественник. Хорошо живут-то?
-Хорошо, я прямо очень довольна. Все у них есть. Ездят все время… Не жадничает. И мне подарки без конца… Ну, да ему грех жаловаться, она ведь у меня такая красавица…
-Надюша, осторожно, отодвиньтесь. Там, за вами эта женщина… Еще разольет вино… Или вилкой ткнет. Вот хорошее кафе, люблю его, но никакого фейс-контроля… Может, сказать кому-нибудь, чтобы не пускали ее…
* * *
-Привет, мужики… Слышь, Леха, в выходные опять на шашлыки собрались, поедешь?
-Ну, поехали. А телки? Тех же самых возьмем?
-Че, больной, что ли? Других. Вон, Витька обещал кого-нить склеить… Че, Витюха, сделаешь?
-Я сказал, бабы будут, значит, будут. В крайнем случае, вон ту чокнутую прихватим.
-С ума сошел? У ней птицы в голове. Или в шапке.
-У тя самого птицы в голове. Ты смотри, она красивая, между прочим.
-Витька, ты не увиливай давай. Обещал баб, волоки. Да не одну.
-Если б она нормальная была, то офигенная была бы телка. А то, что одна… Не проблема. Гы-ы-ы…
-Ну пошли ей конфетку. Или яблочко вот. А то вдруг, и впрямь, придется…
-Знакомиться-то будешь, Витек? Или обойдется?
-Обойдется. Там и познакомится. Может, я еще кого найду, вон парочка сидит, ниче вроде.
-Ну, ты давай. Проиграл, нах, давай, обеспечивай нас телками.
* * *
"Где ты сейчас? Что с тобой? Двенадцать лет прошло, а я ничего о тебе не знаю, совершенно ничего. Не знаю, какого цвета у тебя пальто, какой шарф, свитер… Я представляю тебя во всем старом, в том, чего давно уже нет…
Я все еще люблю тебя. Мне даже смешно. Что изменилось? Все и ничего. Все - во мне. Ничего - в моем отношении к тебе. Разве что, глубже стало, нежнее. А самое смешное, что, по-прежнему, ничего нельзя сказать…
Я же понимаю… Она не виновата, твоя жена. Не виновата, что любит не так, как ты хочешь… Она просто не умеет. Она несчастна, беспомощна, слаба. Ей не перенести твоего ухода. Какого ухода? Глупости, все глупости… Ей и измены не перенести… А ты не сможешь жить с ложью. И я… Нет, я смогу. Чего я только не смогла бы, чтобы быть с тобой. Дурочка, дурочка, Анна Каренина. Слабонервная неврастеничка…Ей так повезло, а она не поняла. А я вот даже не знаю, любил ли ты меня раньше, тогда… А вдруг ты меня не помнишь? Или помнишь как-нибудь смутно?
Мой хороший, дорогой мой… Такой добрый, такой светлый… Ты всегда излучал тепло… Знаешь, мне ведь почти ничего не надо… Я согласилась бы просто видеть тебя время от времени… Или слышать. К примеру, разговаривать по телефону… Раз в неделю… Мне бы только разок прижаться к твоей щеке… Один раз… Чтобы ты хоть знал, что я люблю тебя. Это главное, хотя бы знать. Если бы я знала, что ты меня любишь, я бы ни о чем больше никогда не попросила… Я бы обошлась даже без поцелуев… Господи, где же ты?"
* * *
-Вчера, слышь, с Вадькой встречалась.
-Ну-у? И как?
-У него бусинка, прикинь. Знаешь, где? Пирсинг.
-Клево. Мне тоже как-то попался один такой. Прикольно.
-Да меня как-то не вставило. Особенно во рту мешает. Гы-ы-ы…
-Сегодня Анькина училка звонила, ниче, грит, сделать не может. Не хочет читать, зараза, и все тут. Выдрала ее, а че толку? Скучно ей, грит. Ну, не любит, понимаешь? Отец тоже… беседовал с ней, никакого эффекта. В кого она такая…
-Смотри, смотри, яблоко убогой вон тот козел послал… Прикалываются.
-Молодой человек! Угостите даму спичкой! Зажигалку золотую на рояле забыла… Тя как зовут, красавец? Че, Витя? Ну-ну. Я запомню. В киоске у трамвайной остановки я че-то тя не наблюдаю. Ага, там работаю.А ты где? Ну, приходи, побалакаем.
-Эй, Витя, а че вы яблочко убогой послали, а? Поспорили? Шо трахнете ее? Ну, вы крутые… Да на черта она вам сдалася, лучше к нам в гости заходите. Вон, к Ларке в киоск. Че гришь? На шашлыки? Заметано. Конечно, поедем. Ты тока, Витя, сумасшедшую оставь в покое, слышь? А то я брезгливая… Обойдется. Гы-ы-ы…
-Вот прикинь, Ксюха, на черта мне щас второй ребенок? Мой все настаивает. А я думаю, ни фига. Чой-то я буду в пеленках копаться, одной во-от так хватило, паршивки…
* * *
-Танюшечка Петровна, ваши-то как дела? Что Сергей Степаныч? Не болеет?
-Полежал недавно в больнице. Спец. Ну, конечно, устроили. Зять постарался. Одноместная палата, полное обследование. Обслуживание шикарное, как в санатории. Поясницу лечил.
-Мой тоже на курорт съездил. В нервном отделении отдыхал. Сочувствую ему. Если там все такие, как вот эта дама, были… Ему даже изменить мне не с кем было… Я специально его в такое место отправила. Чтоб не думал лишнего…А то ведь, только зазеваешься…
-Про эту даму, между прочим, говорят, что очень красивая раньше была. Образованная, умная. А чокнулась от любви.
-Ну прямо помешались все на этой любви. Что за любовь такая, когда от нее можно рехнуться? Не понимаю. Любовь - это дети, семья, дом… Чего еще-то? А то, бывает, еще и чужих они любят. Это уж совсем подлое дело.
-Совершенно согласна. Подло и гадко. Если тебя замуж не взяли, значит, не нужна такая никому… Хоть и образованная вся из себя … Чего ж на чужих зариться?
-Взгляните только , какие птички у нее на шляпе. Жуть. Прошлый век. Доисторизм.
-Как это можно, совершенно за собой не следить… Надо ж о моде хоть элементарное представление иметь… Это просто неуважение к окружающим.
-Ходит, распространяет инфекцию. Может, в милицию заявить?
* * *
"Оказалось, нельзя забыть. Нельзя. А я ведь старалась…Я с Мишей жила. И живу. Он неплохой, мой муж. Другой давно бы меня бросил, а он… старается лечить. Только любовь никак не лечится. Пытался вчера спрятать эту шляпу. Смешно. Говорит, к ней вороны слетаются, хотят устроить гнездо. Миша, конечно, хороший, но он не понимает, что это не вороны и не воробьи, а мои мысли. Да, есть довольно черные, а есть серенькие, повседневные… Ярких вот только нет, цветных. Тропических, как раньше… А надежда есть… Да, есть… Вдруг, все же, когда-нибудь мы увидимся? Вот тогда и появятся вокруг меня цветные, радужные колибри. И бабочки огромные появятся, и радугу опять начну видеть… Говорят, настоящая любовь должна быть безусловной, абсолютной. Не зависящей ни от чего. Ни от взаимности, ни от того, встречаются люди или нет… Нет, моя любовь пока еще не такая… А жаль… Надо постараться, чтоб было так…
О чем я думаю?
О падающих звездах…
Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух,
Алмазною стезей прорезывает воздух,
И вот уж путь ее потух…
Не спрашивай меня, куда звезда скатилась.
О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши!
Я чувствую, она лучисто раздробилась
На глубине моей души…
Да, да, она на глубине моей души… Лучисто раздробилась… Вот вам и Набоков, вот и циник…"
К ее столику подошел бармен с маленьким подносом.
-Яблоко? Какое яблоко?
-Вот это. Взгляни, какое красивое. Красное. Символ любви и молодости.
-Любви и молодости?
-Ну да. Ты ему нравишься.
-Я? Нравлюсь?
-Конечно. Он хочет поговорить с тобой. Завтра вечером, в парке. Ты придешь?
"Он похож, похож… Такой же лучистый, и глаза серые, добрые…Может быть, поговорить? Вдруг он что-нибудь знает о нем?"
-Я приду.
* * *
Пожилой мужчина в теплом меховом жилете сидит за столом и глядит в сад, распахивающий ему свои объятия всякий раз, когда он думает о ней. Он думает, мечтает, плачет, он вспоминает ту далекую осень, такую же теплую и оранжевую.
Снова осень, которой
Не было никогда.
Солнечный луч под шторой,
Замерший навсегда,
Облетевшие листья,
Наш непройденный путь,
Обрисованный кистью,
Золотистой чуть-чуть…
Когда-то он написал это и много всего другого о ней. И вот опять, опять… В соседней комнате жена смотрит телевизор. Конечно, он любит жену. Он благодарен ей за то, что не один. Одному ему было бы не выдержать этой муки. Он до сих пор не может вспоминать о том дне, когда Миша принес ему письмо от нее. Прощальное. Он и не думал, что она может любить Мишу. Такого пресного, скучного, правильного. Пошлого. А она, оказывается, любила. И вышла потом за него. Да… Неисповедимы пути…
У него есть ее фотография. Она лежит на столе, под другой картинкой. Иногда он достает ее и рассматривает. Собственно говоря, достает каждый день. Он ничего не знает о ней. Не знает, как она сейчас подстрижена, накрашена, одета. Она всегда была такая красивая, элегантная. От нее исходил тонкий аромат духов, вся она была окутана романтическим флером и положительными эмоциями, лучилась теплом и нежностью. Ему всегда казалось, что над ее головой собираются стайки тихо щебечущих райских птиц… Из-за нее он стал поэтом, а потом переводчиком. Стихотворение Тарковского считает своей биографией и держит под стеклом:
Год за годом проходит,
А стареющий пес
Все стихи переводит,
Задыхаясь от слез,
И совсем понемножку
Жизнь растратил б свою,
Но глядит он на кошку,
Нарисованную,
И ему веселее,
И полегче ему,
Все кошачьи затеи
Обожающему.
Раз в месяц он пишет ей чисто дружеское письмо. И отсылает. Но ни разу не получил ответа.
* * *
"Почему нужно ждать до завтра? Если он что-то знает, то скажет мне сегодня. Сейчас, немедленно. Нужно самой позвать его в парк."
У дверей тихо тренькает колокольчик. Сквозняк, вихрь листьев, колыхание перышек на шляпе.
-Моя жена здесь? Извините. Извините, Бога ради. Разрешите пройти. Пойдем домой, София. Нет, писем нет. И не было. Я купил на Плотинке картину, которая тебе тогда понравилась. "Осенний парк". Так ты идешь?
-Иду. Спасибо, Миша. Ты, как всегда, вовремя.
