Я рассказывал ей леденящие душу истории,
Я ее целовал за трубою на лестничной клетке,
Провожая домой из училища консерватории.
Расставались легко, осознав: продолженья не надо.
И в награду за это немыслимое целомудрие,
Пахли губы ее молоком, и еще – шоколадом,
Пахли щеки ее дефицитной болгарскою пудрою.
Для нее я учился когда-то играть на гитаре,
Три дворовых аккорда, трудясь, украшал переборами,
И читал Гумилева ей по вечерам на бульваре,
Под чужими веселыми и любопытными взорами.
Были детское счастье и детская сладкая мука,
И звонки вечерами, и новое чувство тревожное...
А потом, как положено, мы разлюбили друг-друга,
Потому что еще не умели любить как положено.
Я давно уж не тот бесшабашный и влюбчивый парень,
Впору внуков смешить, докучая пустыми советами,
Только девушке этой остался навек благодарен,
Хоть не помню, как звали...Ириной?
                    нет, все-таки Светою.