Тот Новый год мы встречали в лихую годину. Летом я проиграл ВСЁ и мы с Розой оказались на улице, без работы, с кучей долгов, кредиторов с бандитами на хвосте и с соответствующим настроением в голове. Я, несмотря на совершенно убитый позвоночник, ходил разгружать вагоны. Заработанного, т.к. работу эту можно было получить далеко не всегда, хватало на курево и всё…. Как то раз со мной расплатились натурой – парой мешков муки. Вот её то мы и ели (клёцки варил). Жили мы в трущобных, идущих под расселение коммуналках, без горячей воды, часто без отопления и электричества, без мебели. Хорошо хоть газ был. Рассчитывать, что кто-то поможет с нормальной работой, не приходилось. Кому нужен игрок (это же клеймо), кому нужен музыкант без инструментов? Друзья (друзья?) тоже избегали…….. Вообще, нормальные люди от такой безысходности вешаются. Ведь ещё за год до этого я частенько испытывал чувство неловкости, зарабатывая за вечер больше, чем заводской работяга за пару месяцев. Но мы вешаться не стали………..
И вот приближается 31е декабря. И снова, как в детстве, в душе начинает потихоньку бурлить ощущение праздника, появляются надежды и смутные предчувствия. 29го декабря я, подсчитав наличность, пошёл в магазин и купил буханку ржаного хлеба, 6 пачек «Беломора», литр водки «Наша» и две свежих, среднего размера салаки. Рыбку я засолил. Новогодний стол, с учётом банки замаринованных летом боровичков, был роскошный. Денег осталось на 4 поездки в метро…….
В больнице, тем временем, начинала умирать мама, и заначка на фрукты для неё была неприкосновенной. Она умерла значительно позже, чем предрекали врачи, так и не узнав, что с нами тогда было. Когда я пешком (на транспорт денег не было), через весь город приходил к ней в больницу, она говорила что-нибудь типа: «Сынок, объявили, что сегодня гололёд. У тебя зимняя резина? Не гоняй». «Конечно, мама, всё в порядке».
31го утром мы с Розой пошли прогуляться по набережной Невы и встретили моего бывшего коллегу Костика. Он, конечно, знал, в какой мы заднице. Поговорили, повспоминали. И тут он пригласил нас встречать Новый год за город, кажется на станцию «Ладожское озеро». Из его сумбурного рассказа я понял, что у его новой жены Анны (я её смутно помнил: симпатичная, скромная) там дом. Перспектива тихонько посидеть вчетвером (её дочь от первого брака уходила к друзьям) у печки, в тёплой избе, забыв, хотя бы на одну ночь, обо всех проблемах, меня купила с потрохами. Мы, не долго думая, приняли приглашение. Мой приятель написал адрес, расписание электричек и мы расстались…..
В электричку сели часов в 7 вечера. Салаки, хлеб, грибы и водка были у меня в сумке. Народу было битком, все весёлые, возбуждённые, праздничные. Поехали зайцем, разумеется.
Когда мы вышли из электрички, лил дождь. Это несколько омрачало праздничное настроение. Хотелось искрящегося снега, а тут – тающий гололёд вперемешку с грязью.
Нас встретила дочь Ани, повела по неказистой грязной улице. С первого взгляда стало ясно, что это была не деревня, а некая периферийная промзона: какие то амбарно-складские помещения, дома типа ДОСов (дом офицерского состава), гниющие деревянные бараки. К одному из таких двухэтажных бараков мы вскоре и подошли. Дождь продолжал лить за шиворот, под ложечкой засосало, но уже не от постоянного голода, а от смутного предчувствия. Мы поднялись по скользким деревянным ступенькам, вошли в мрачный длинный коридор с крашенным дощатым полом. По обе стороны коридора шли двери, ведущие в комнаты. За ними раздавались громкие голоса. Пахло чем-то подгоревшим, квашеной капустой, сортиром, потными телами, дешёвыми духами, самогоном. В считанные секунды я прочувствовал всю глобину облома. Сжав Розе руку, шепнул: «Валим отсюда!». Но было уже поздно: одна из дверей распахнулась и нам на встречу, шатающейся походкой, двинулся Костик.
«Как я рад!», - его глаза блестели, губы растянулись в глупой улыбке, - «Мы все вас ждём». Он обошёл нас сзади и начал подталкивать к комнате, из которой вышел.
На пороге Костик громко объявил: «Вот, это Боба и Роза, я вам говорил»……………………………………………………………………………………………
Длинный грязный стол, составленный из нескольких, был почти пустым. Если до нашего прихода там что-то и было, то уже всё сожралось и выпилось. Компашка сидела ещё та. Небритые, грязные, бомжевато-уголовные мужики с фингалами и взглядом исподлобья и соответствующие им тётки с выбитыми зубами в несвежих цветастых кофтах. Всего человек двадцать. Вокруг стола сновали грязные, истошно орущие дети. На несколько секунд все замолчали и стали нас рассматривать.
«Ну х..и стоим ?», - просипел сидящий во главе стола детина лет 40ка с глубоким шрамом на лице и с абсолютно синими, исколотыми татуировкой руками. «Вываливай. Чё там у вас?».
Я сжал Розин локоть (чтобы молчала), обернулся и шепнул: «Костя, у нас - голяк».
Костя, продолжая глупо улыбаться, кивнул и громко произнёс: «Щас, щас, щас», - а потом мне на ухо: «Только ни с кем не заводись», - и суетливо вышел. Я впервые в жизни задушился жабой, но понимал, что наша бутылка, буханка, две рыбки и баночка грибов назревшую проблему не решит, а в голове крутилась надежда встретить Новый год “по- человечески», с выпивкой и закуской.
На наше счастье Костя ходил не долго. Я молча успел ещё раз осмотреться. Все надежды посидеть в тихой компании, у печки, в уютной комнате рухнули. В душе росли раздражение, досада на себя, желание развернуться и уйти.
«Садитесь, садитесь», - тихо сказал Костя, доставая из сумки двухлитровую бутыль самогонки. Вошла Аня. В её руках была потёртая гитара.
«Дай ему, он же лабух», - рявкнул мужик со шрамом, кивнув головой в мою сторону. Аня протянул мне гитару. Объяснять этой компании, что я не играю на гитаре, было бесполезно.
«Наливай», - сказал я, усаживаясь на углу стола.
«Штрафную», - закричал кто-то и я получил наполненную до краёв солдатскую кружку. Самогонка была забористая. Выпив залпом я покрутил головой и поняв, что закусить нечем, занюхал рукавом. Роза сидела с печальным видом в углу комнаты у входа.
Я напрягся, припомнил те полтора аккорда, которые знал и, чувствуя, как самогон приятно растекается по телу, загнусавил, подражая дворовым солистам моей юности:
«Путь в Эльдорадо так далёк,
Корсаров песнь слышна.
И вдруг, откуда не возьмись,
Нахлынула волна.
И мачты рухнули за борт
В крутой водоворот.
Бриг раскололся пополам,
Бушует океан».
И вдруг пьяная угрюмая компания нестройно завыла:
«Нет, никогда-а-а не будет море тайной покры-ыто.
Нет, никогда-а-а не будет песня корсаров забы-ыта». (с)
Когда все корсары утонули, на столе стояли ещё две бутыли. Я получил вторую кружку, а Роза, как дама, фужер с отбитым краем. Начиная добреть, я тихонько достал из сумки баночку грибов и выставил на стол. Как же долго мы её хранили, берегли до Нового года!
За столом все галдели, рассказывали тупые анекдоты и истории о том, как кто кому набил морду или, как кто кого трахнул. Бабы то истерично ржали, то устраивали сцены ревности, давая своим мужикам любовные подзатыльники. 0,6 залпом, без закуски заставили меня поплыть. Понимая, что скоро нужно будет валить, чтобы успеть на электричку в город, я пытался не расслабляться. Роза периодически поглядывала на меня с тревогой.
Пропустили ещё по паре. Стало стихать. Кое-где раздавался храп. У окна на диване расположилась относительно трезвая кучка мужиков, обсуждавших, м...к Ельцин или всё делает правильно. Вокруг них топтались слушатели. Мне показалось, что эти политические дебаты длятся очень долго, бесконечно и я стал задрёмывать. В какой-то момент я услышал женский голос: «Вить, ну скажи что-нибудь». Видимо девушка очень хотела, чтобы её парень поучаствовал в таком серьёзном разговоре. Витя (косоглазый парень лет тридцати, в цветастой рубахе и причёской а ля Филиппок), набрав в лёгкие побольше воздуха истошно заорал: «Ссыте бабы в потолок – я гитару приволок», - осмотрелся и добавил: «Становитесь бабы в кучу – я вас раком отх..чу». Его спутница улыбалась, она была горда. До Нового года оставался час………………………….
«Бобочка, ну вставай же», - Трясла меня Роза. Она чуть не плакала.
« Да да, пойдём, малыш», - я старался придти в себя.
Быстро одевшись, перешагивая через спящие тела, мы выбрались на улицу. Всё так же шел дождь. Было свежо, но очень промозгло. До станции мы дошли совершенно промокшими. Касса была закрыта, последняя электричка ушла. Стуча зубами, мы долго искали, где бы укрыться от дождя. Наконец нашли несколько вагонов, стоящих в тупике. Забрались в тот, где было меньше выбитых стёкол. Холод. Хорошо, хоть за шиворот не льёт. Хотя нас и так уже можно было выжимать. Не хватало ещё воспаление лёгких заполучить!
«Будем греться», - я расстелил на скамейке газету.
«Подожди, Боба, там у меня ещё кроссворд не разгадан!»
«Поздно. Суй лучше ноги мне под куртку, а то совсем окоченела».
Да уж. И чего это я губу раскатал? Ну не суждено бомжам встречать Новый год у камина в дорогом коттедже или у печки в тёплой избе. Пора бы уже привыкнуть.
Разломав на части буханку, я принялся за салаку. Почистив её, хотел взять бутылку, но руки были в рыбе.
«У нас салфетки есть?», - и мы судорожно заржали.