Бедная Лиза (Рассказ)

       (Н.М.Карамзин, «Бедная Лиза»)

«Была же Лизавета мещанка, а не чиновница, девица, и собой ужасно нескладная, росту замечательно высокого, с длинными, как будто вывернутыми ножищами, всегда в стоптанных козловых башмаках...»

       (Ф.М.Достоевский, «Преступление и наказание»)

«Глаза Лизы, прямо на него устремленные, выражали неудовольствие; губы ее не
улыбались, все лицо было строго, почти печально»

       (И.С.Тургенев, «Дворянское гнездо»)

       Я надавил на нужную клавишу и задумался, глядя на вспыхнувший экран. «Может ее все-таки замочить? Уж так она мне надоела! Да, и старика этого тоже грохнуть! Только как-нибудь попроще, без затей! Хотя, стоп! – он же еще с дочкой не встретился! Тьфу, ты, черт, ну, совсем с этой семейкой я запутался! Надо как-то заканчивать с ними..!»
       За окнами слегка подвывал ветер, временами его прерывал какой-то непонятный шум – то ли стрекот, то ли цокот… Погоди-погоди! Да это ж пишущая машинка! Ну, надо же, кто-то и сейчас еще пользуется такой техникой!
       Я распахнул окно, и в комнату мягко вползли вечерние сумерки. Забор, отделявший меня от соседнего дома, был метрах в десяти, и прямо за ним светилось, прикрытое колышущейся занавеской, открытое окно – оттуда-то и неслись пулеметно-ундервудовские трели.

       В дверях появилась Людмила Юрьевна.
       - Алексей Викторович, так я пойду? На электричку еще успеваю в самый раз! Я там на кухне все оставила. Так что угощайтесь - мясо в кастрюльке, картошка еще горячая! А я поеду!
       - Да, конечно, всего доброго! Скажите только – кто это у вас под боком так грохочет? На машинке, что ли, строчит?
       - Так это Лизка, соседка наша! Она совсем чудная, всё чего-нибудь, да, выдумывает… Она… эт-то, - хозяйка многозначительно покрутила указательным пальцем у виска, - немножко того… понимаете..? Пойду я, Выкторыч, спокойной ночи!
       Хлопнула входная дверь и я остался один. Мотылек закружился вокруг лампочки под потолком, налетая время от времени на стеклянную колбу. Я выключил верхний свет, оставив только настольную лампу.
       «Лизка, значит..? Лизавета? И у меня Лизавета! Вернее – Е-лизавета! Так я её называю. Так что? – отравить или… или? А, может, под машину..? Не-ет, это опять какой-то бред начинается! Надо срочно принять триста капель… успокоительного!»
       Я достал свой любимый граненый стаканчик и распахнул холодильник.
       «Та-ак… это нам не надо, это – тоже! ага, вот!» – соленый огурец и черные оливки выбрались из своего заточения и перебрались на стол, покрытый красной клеенкой с черными уродливыми человечками. И где только такие клеенки покупают? Прямо мальчики кровавые… в глазах!
       В четырехгранной бутылке с притертой пробкой переливалась радужными огнями моя авторская смесь – «Старка» пополам с «Перцовкой» и совсем чуть-чуть, буквально три капли, - «Fernet Branca». Я наполнил граненое швыряло, и через мгновение огненная вода отозвалась в недрах организма звонкими переливами.
       А эта всё стучит! Ну, надо же! Без остановки лупит по клавишам! Сходить, посмотреть, что ли?
       Я глянул на черную клавиатуру своего ноутбука и потянулся рукой к сигаретной пачке. Вообще-то, не худо было бы и делом заняться! Иначе, зачем я снял этот домик на все лето, сбежав ото всех и даже не оставив никому координат своего местонахождения?! Закончить надо это дело! Тем более, что все они – рядом! Все они у меня в кулаке!
       «Манлихер» скромно стоял в дальнем углу и молчал черными стволами. «Погоди, братишка! И до тебя очередь дойдет! Всему свое время…»
       И закончить, как можно скорей! За месяц, думаю, управлюсь, а пото-ом..! А потом – лето! Отдых и долгожданное ничегонеделанье! Лес, грибы, озеро… Охота, наконец! и прочие дачные увеселения… Вон и соседка, оказывается, есть!
       Я ткнул сигарету в деревянную пепельницу и подошел к открытому окну. Стрекот стал нарастать, как приближающийся лайнер. Черт! А, если она и ночью так барабанит?! Нет, надо выяснить… да и познакомиться заодно – соседка, как-никак..!
       Второй стопарь прошел нормально. Я закинул в рот пару оливок, глянул на себя в кривоватое зеркало и, не закрывая входной двери, пошел к соседскому забору.
       - Э-эй! Есть кто живо-ой? - «Черт, как позвать-то? Может по имени?» -Елизавета…э-ээ… Лиза, вы здесь..? Подойдите, пожалуйста…
       Стрекот внезапно прекратился. Повисла вдруг какая-то гнетущая тишина. Лишь алая занавеска в соседском окне, выхваченная вечерним ветром наружу, слабо колыхалась у открытых ставен – на кроваво-красном поле трепетали маленькие черные человечки. Тьфу, блин! И здесь эти мальчики кровавые..! Сговорились вы все, что ли..?
       В оконном проеме появилась черная тень – свет падал изнутри, сзади и я видел только темные очертания. Фигура сначала молчала потом вдруг заговорила женским, не лишенным приятности, голосом:
       - Вы, сударь, как? По служебной? Или по какой иной надобности..?
       «Та-аак… это уже интере-есно…» - я решил подыграть.
       - А, Вы, простите, кто будете? С кем имею честь, так сказать..?
       Я увидел, как женщина передернула плечами, поправляя платок, закрывавший её шею и, придерживая его рукой у горла, произнесла:
       - Не уходите. Подождите меня там. Я сейчас спущусь к вам.
       «Ну, приехали..! «Спущусь!» Откуда это она спустится? Наверное, хозяйка права – точно с приветом! Хотя..? Кто его знает! Может – придуривается? Поиграть в этот спектакль, что ли..?»
       Стройная, среднего роста женщина в длинном платье с красными цветами по черному полю не спеша подошла ко мне и сдержанно поклонилась:
       - Императрица и Самодержиц всероссийская Романова Елисавета Петровна, - зеленые глаза смотрели на меня спокойно и слегка вопросительно. Никакого сумасшествия в них я не увидел.
       «Та-аак… понятненько, это у нас, видимо, филиал Кащенко? Или – открытая сцена МХАТа?»
       - Ваше Величество! Позвольте в дом зайти… поговорим… о том, о сем… чайку… может быть… выпьем… - обычно после «второй» я начинал наглеть и уверенно шел к намеченной цели, вежливо решая поставленную задачу, но здесь что-то заклинило, я начал путаться в словах, и, наконец, сам себе удивляясь, произнес: «А пойдемте ко мне, Зоя.. тьфу, извините, Зина.., то есть – Лиза! Ну, простите, ради бога, сударыня! Пойдемте-пойдемте, у меня там… есть кое-что…»
       Мне тут же стало стыдно за свои неуклюжие фразы. Я попытался щелкнуть каблуками, которых не было, но лишь всковырнул кроссовками весеннюю сыроватую землю и чуть было не грохнулся наземь перед странной женщиной.
       - А Вас как мне называть? Что-то лицо Ваше мне не знакомо!
       - А я…э-э… позвольте представиться: Аксельбант… Евграфович. Лиходеев! К Вашим услугам, мадам!
       «Вот идиот! Зачем Лиходеевым назвался? Надо было…»
       Додумать я не успел.
       - Ну, что ж, пойдемте, коль не шутите. Я сейчас только топор возьму. А то, ведь, сами понимаете…
       Я ничего не понимал.
       За деревьями, над озером закричала какая-то птица – протяжно, тоскливо, плачущим каким-то стоном.
       Она вернулась в дом, там что-то погрохотало, позвенело и, наконец, соседка вышла ко мне, прижимая к груди топор. Она держала его, как держат ребенка – остро заточенное лезвие покоилось на сгибе правой руки, топорище она придерживала левой рукой.
       Я взглянул на неё внимательнее. Мне стало не по себе.
       Только что передо мной была довольно интересная женщина, приятно удивившая меня своей молодостью, а теперь я видел жуткую девицу высокого росту с лошадиным лицом в башмаках из какого-то странного материала цвета жухлой травы. Она заметила мой взгляд:
       - Это козлятина. Из козла башмаки эти. Убиенного. Такими, как ты убийцами.
Она говорила спокойно, смотрела прямо перед собой, покачивая своего железно-деревянного младенца.
       На всякий случай я сделал шаг назад.
       - Послушайте… Лиза! Э-ээ… Елизавета! Что такое вы говорите? Какие убийцы? Что за вздор? Я ничего не понимаю!
       Она уверенно двигалась к дому, баюкая свою ношу. Взошла на крыльцо, протопала своими чудовищными башмаками в комнату, остановилась посредине, разглядывая мое временное жилище.
       - Вы, что же, приехали сюда поубивать всех? Ловко у вас это получается!
       - Послушайте! Что вы несете? Объяснитесь, будьте так любезны!
       Я уже не смог сдержать охватившего меня мерзкого озноба – девица на глазах превращалась в жуткую ведьму с горящими глазами и торчащими во все стороны патлами нечесаных волос. Я рванул на выход, выскочил прочь и остановился у входной двери, стараясь отогнать страшное видение.
       Над озером опять пронесся протяжный вой – то ли птицы, то ли… Черт его знает чего! Мне захотелось домой, в город, к прочным дверным замкам, к тяжелым вишневым шторам, к моему письменному столу с такой родной и уютной зеленой лампой.
       - А куда вы подевались-то, Арчибальд… как вас там? Евлампиевич!
       Сжавшись внутренне в комок, я вернулся обратно.
       Моя гостья сидела за столом и, потягивая мой авторский напиток из граненого стакана, смотрела на меня добрыми глазами.
       Никакой страшилы не было – приятная молодая женщина, в том же длинном платье с красными цветами, стройный стан, печальная полуулыбка, - прямо девушка тургеневская, ей-богу!
       - Садитесь, садитесь, Арчи… Какое странное имя, право! Вы, что же - швед, наверное? Или – германец? – Лиза ласково смотрела на меня болотными глазами.
       - Зачем Алену Ивановну убил? – вдруг без всякого перехода рявкнула Лизавета.
       Я опешил. Алену я действительно отправил к праотцам. Только была она не Ивановна, а Сергеевна. Господи! Что происходит-то? Она ж не может этого знать!
       - А бедную девушку утопил?! За что-оо? В пруду грязном, с лягушками и пиявками! Тело нежное-ее… бе-елоее… Сам говорил, что краса-авица-ааааа-аа-а….
       Она завыла протяжно, вытянув к потолку свою крысиную мордочку. Опять ведьма! Слезы катились по сморщенному лицу, грязные ногти царапали сосновую столешницу. Боже правый, спаси и сохрани! Про пруд-то откуда она узнала?!
       За окном выли и стонали невидимые птицы. В небе грохотал гром.
       Я решил плюнуть на все условности и жалости. Какого черта?! Всё равно, что будет дальше не знает никто! Замочу всех к е…еней матери! Всех! И её тоже!
       Бедная Лизка начала успокаиваться и уже тихонько скулила в углу:
       - … при-идет час-с… ра-асплаты-ыыы… при-идет… грянут желтые мо-оолниии… гряну-уут…
       Я накатил себе полный стакан русско-итальянской смеси и выпил залпом обжигающую жидкость. Внутри причудливо заметались огненные всполохи.

       * * *

Ветерок шевелил легкую занавеску на открытом окне, птички запели свои утренние песни, незакрытая входная дверь жалобно поскрипывала несмазанными петлями.
Передо мной был деревянный потолок, около лампочкина шнура ползла зеленая гусеница. Лампочка под потолком покачивалась, как повешенная…
Я сел и увидел перед собой такое, что заставило меня тут же вспомнить всю свою предыдущую жизнь.
Соседка лежала на спине, распластавшись, как приколотая бабочка – руки в разные стороны, как крылья, ноги в черных скромных туфельках согнуты в коленях. На лице жуткая гримаса безмолвного ужаса. Череп распахнут надвое, топор загнан в голову так, что видно лишь деревянное топорище.

Компьютер пискнул тревожно. Я подошел, пошатываясь и скользя в липкой крови на полу, взглянул на экран.
«… и обрушил смертоносную сталь ей на голову.
       КОНЕЦ»

Господи, Боже мой! Я что же, закончил, значит?! Когда же?! Когда я это дописал..? Буквы поплыли предо мной в кровавом тумане… старуха-процентщица ухмылялась гнусно… её сестра закрывалась рукой от стального убийцы… девушка в пруду отчаянно цеплялась за жизнь…

Над лесом поднималось оранжевое солнце, над озером звенели стрекозы. Я сидел у стола и тупо смотрел на зеленую гусеницу, перекочевавшую с потолка на клавиатуру лэптопа.
Сзади за открытым окном что-то чмокнуло сухо. Пуля калибра 7,62 пробила мне затылочную кость и вошла беззвучно в мягкие ткани мозга. Я умер мгновенно, уткнувшись лбом в Enter и отметив краем уха недалекий стрекот пишущей машинки.

       * * *

Редактор отдела прозы журнала «Охотник» Елизавета Романова, проверяя входящую почту, с удивлением обнаружила, что AD все-таки уложился в срок. Она заглянула на последнюю страницу триллера и, слегка скривившись, хмыкнула: «Замочил-таки девушку, подлец! А ведь обещал..!»

Peschiera del Garda, 2008, ottobre